Глава вторая: про чай

Наружу из термостакана меня позвали быстро, не прошло и получаса. Напиток к этому времени остался благодаря моей заботе совершенно неизменным, и испивающий его высоко бы оценил мое мастерство, если бы, конечно, этот самой испивающий хотя бы раз чай попробовал! Но паренек, для которого приготовили этот уникальный напиток, даже не пригубил. Пусть бы из праздного интереса. Это обижало и раздражало меня.

Когда я услышал сначала нестройный, не несущий в себе никакой информации стук по стенке, только со временем более-менее обозначившийся в мое имя, я лежал на дне стакана, добросовестно сложив лапы и выправив идущий по хребту гребень строго на северо-запад. Я, когда меня позвали, выполнил свои обязанности как следует, хотя и чувствовал, что действия эти бессмысленны. Впрочем, возможно, это была (с технической точки зрения) моя сама лучшая работа за всю жизнь, поскольку ни до, ни после этого ужасного вечера ни один напиток от приготовления до исчезновения не остался в своем совершенно – до сотой доли градуса, до десятой единицы насыщенности – неизменном виде.

Итак, после того, как меня позвали, а крышку, вопреки технологии использования термосберегающих стаканов, открыли полностью, я послушно вскарабкался по стенке вверх и вынул из чая голову, уповая на то, что горячий напиток сбережет меня от любых термических повреждений шкуры. Кстати, я совершенно, совершенно не мог полагаться на то, что там, на этом новом, чуждом мне назначении, найдется хоть кто-то, кто позаботится о моих нежных внутренних механизмах, требующих частых технических обслуживаний.

– Вы… видели когда-нибудь снег? – спросил меня экзальтированный юноша.

– Почему вы не пьете чай? – строго спросил я его, сверкнув при этом глазами, и злился я вовсе не в шутку.

– Ну, я… – замялся молодой механоид и далее, вследствие сказанных им слов, исчез из моей жизни, перестал быть мною воспринимаем, приравнял себя к пустому месту, ведь шедевр госпожи Гейраанн он воспринимал исключительно как спецжидкость для транспортировки меня, а все потому, что… Он. Не любил. Чай!

– Вы… что, вы не любите чай? – переспросил я, не вполне веря ушам.

– Наверное, не в той степени, чтобы вы оставались довольны, однако я все равно хотел бы… – он запнулся о мой ставший совершенно ледяным взгляд, но преодолел это мимолетное оцепенение, отдав знак внимания в сторону чего-то за мой спиной, – показать ваш новый дом. Я часто прихожу сюда, чтобы посмотреть на стадион с высоты. Это удивительное зрелище, потому что стадион очень красивый.

Я вздохнул, повернул устало голову и подобрался к другой стенке стакана, только чтобы сделать вид, что оценил это бестолковое здание. Юноша замолчал. Я направил взгляд туда, вниз по холму, на залитый ночными огнями город и… я мог вернуться? К работе? Мог ли я теперь?..

Итак, перед моими глазами предстал стадион. Огромный и дурацкий овал, мрачно нахохлившись, громоздился посреди равнинной части города. Блямба, нарушавшая собой идеальный пейзаж, составленный ладными ровными восьмиугольниками жилых домов. Какой бы красивый получился пейзаж из аккуратных оранжевых крыш и верховых магистралей без этой дурынды в центре!

– …И вот я подумал: а вдруг вы никогда раньше не видели вблизи снег, – выразил бессмысленную мысль юноша.

Я сообщил ему:

– Видел.

– Я понимаю, что сейчас вам неуютно и даже, возможно, неприятно думать о вашем новом назначении по работе, но не стоит беспокоиться: судьба ваша у нас сложится как нельзя лучше, и вы бесконечно полюбите девушку, на чье благо мы наши совместные усилия и соединим.

– Так, давайте отсюда подробнее, – я обернулся на него, оставляя вне поля зрения убогое зрелище нарушенной городской архитектуры. – Меня купил не стадион?

– Нет, – ответил молодой механоид почти смущенно, – у вас назначение ко мне лично.

– Что? – не полностью осознал я соль злой иронии. – Ты купил целого чайного дракончика себе одному?!

– Ну не совсем одному, но в целом, с точки зрения Центра, да, – озвучил этот непонятный молодой механоид какую-то феерическую фантасмагорию.

Я присмотрелся к нему и уточнил:

– Да ты хоть представляешь, сколько это может стоить?

– Ну… почему «представляю»? Я точно могу сказать, я же уже четыре месяца ничего не ел, – сказал парень, отдав мне знак неопределенности, а потом добавил, видимо, чтобы я за него не волновался: – Ну, в смысле из еды не ел.

Я зловеще сузил глаза и низким, граничащим с рыком голосом сказал:

– Угол восемьдесят третьей и двести тридцать второй улицы, второй этаж, вход с двести тридцать второй напрямую.

– Но я не планировал… – глуповато начал отказываться он, и я, прежде чем нырнуть назад на дно вытянутого, словно изображавшего из себя морскую впадину, термостакана, приказал:

– И пей по дороге чай!

До места мы добирались недолго. Мой странный и, нужно думать, здорово похудевший за последнее время, если судить по одежде, наниматель доверительно выпустил меня, наклонив стакан, чье содержимое этот недоумок, само собой так и не выпив, предварительно аккуратненько вылил в раковину.

Я выбрался, убедился, что нахожусь в интерьерах одного из самых моих любимых заведений «Об алом и аромате», и успокоено выдохнул: мне нравилась здешняя атмосфера, и если уж пытаться в моей ситуации обрести твердую почву под лапами, то начинать следовало именно отсюда.

Обставлено, нужно признаться, здесь было довольно бедненько, что иногда отпугивало посетителей: стены так и остались от прошлого рюшечного кафе в салатовых с белым моющихся обоях в мелкую вертикальную полосочку, которая то тут, то там прерывалась медальонами с изображениями воздушных шаров, дирижаблей, атласных лент и дамских шляпок. Помешанный на санитарии хозяин содержал эти умилительные картины в сияющей чистоте, и потому те выглядели в соседстве с брутальными столами, чьи рифленые металлические столешницы имитировали пол какого-нибудь металлургического завода, потрясающе неуместно. Столы, к слову, хозяину нравились и, как сейчас помню, влетели в немаленькую сумму.

Сейчас, празднуя нежную поступь восходящей в зенит зимы, по стенам, скорее оттеняя полумрак, чем разгоняя, горели разномастные, непонятно к чему – к мебели или стенам – подобранные светильнички с газовыми рожками. Они пытались чествовать сонную негу морозных вечеров красными, зелеными, фиолетовыми ореолами света, исходящего от цветного стекла абажуров. Трубы, подводящие к ним газ, отчаянно стараясь спасти гармонию зала истовым сочетанием со столами, тянулись прямо по внешней стене, слегка скрадывая обои. Однако, разглядев убранство стен всего однажды, забыть о нежных беленьких солнышках, облачках и ленточках было уже решительно невозможно, они навсегда отпечатывались в сознании. Я ругал эту бессмысленную эклектику вслух, нежно о ней вспоминая в одиночестве.

– А зачем мы здесь? – спросил юноша.

Я сообщил резким тоном:

– Поесть.

– Но у меня…

– Смотрите, кого мы здесь видим! – воскликнула хозяйка зала.

Я приветливо, если не радостно расправил гребень, повел длинными усами и подался к ней, пробежав по тронутой декоративной суровой ржавчиной поверхности стола:

– Добрый вечер, госпожа Аннайранн, здесь мастер Вайерр?

– Ага! Я позову сейчас. Что подать с кухни, пока вы ждете?

– Чего-нибудь посытнее тому бледному юноше за мой счет, пожалуйста, и на нас всех – чайничек «Золотого восхода» с последней в том году отправки из Седого Неба.

– А он еще не пришел, – грустно надув губки, расстроила меня молодая хозяйка. – Выберите из прошлой поставки. Все еще осталось «Хождение за Луной» из Шепота-на-Плетистой, вторая отправка прошлого года. Ну, как вам?

– Ладно, – разрешил я, – а что, скажи, старик Вайерр так распустил свое пузо, что теперь можно успеть поесть, пока он пытается протиснуться между стеной и столом в своем кабинете?

– Вы о моем начальстве лишнего не придумывайте, – улыбнулась хозяюшка, отдала нам игривый знак скорого свидания и удалилась передавать на кухню заказ.

– У вас есть здесь счет? – спросил меня юноша, как только она повернулась к нам обоим спиной.

– У здешнего владельца ко мне неоплатный долг. Без меня он бы давно разорился.

Мой новый хозяин открыл уже рот, чтобы спросить опять какую-нибудь глупость, но к нам успел подойти Вайерр собственной персоной, ну, точнее, сначала подошел собственной персоной его необъятный живот и только уже потом – он сам. Его широкие, хотя далеко не из-за мышечной массы, плечи скрыли от меня вид на вечно закрытую дверь – еще один памятник здешней мешанины в интерьерах: она вела в неарендуемое Вайерром помещение, потому он не имел права менять ее, канцелярскую и неуместную каким-то совершенно иным, по сравнению с обоями, третьим типом неуместности.

– И кто это тут ко мне пожаловал? – радушно спросил хозяин, даже не заметив присмиревшего паренька. – Неужели мой невообразимо дорогой консультант?

– Ты знаешь, что платишь мне всего треть от того, сколько бы следовало, найми ты меня здесь на назначение, – напомнил ему я, вскарабкавшись на верх лежащего на столе стакана и степенно сложив на нем лапы. – Ты ведь осведомлен, что мое прежнее место работы закрылось и я оказался на свободном рынке труда?

– Конечно, я осведомлен, что город больше не расширяется и помещения становятся все дороже и дороже, – ответил владелец заведения, – но, знаешь ли, у меня тут мясной ресторан, а не чайня, так что дракончик заведению не по карману…

– Мясной? – переспросил юноша, уставившись мимо обрамленной донельзя жидкими кудрями головы мастера Вайерра на трогательно плывшие в салатовых вензелях дирижабли. – Здесь подают органическое мясо?! Что, настоящее?

– Вот, учись, – сказал я, с важным видом отдав знак внимания в сторону паренька, которому как раз подали что-то из приготовленных на живом огне, а значит, тающих на языке блюд, составлявших настоящую гордость толстяка-мастера, – как нужно распоряжаться деньгами: этот миловидный юноша, кроме нюха на верные денежные вложения, не обладающий никакими иными талантами или преимуществами, потратил все свои сбережения и зарплатные кредиты года на полтора…

– На три! – поправил меня, чуть при этом не поперхнувшись, объект моих восхвалений.

– На три года, – торжественно продолжил я, – во имя того, чтобы приобрести контракт вашего покорного повествователя и как следует заняться познанием науки чая, коя, безо всяких сомнений, выведет его из нищеты вкуса и мрака стадионных подтрибун к сиянию прекрасного, отличной карьере и успеху в женском обществе.

– Малыш, – попытался проникнуть умом в ситуацию Вайерр, – ты что, действительно потратил все свои деньги и влез в долги, чтобы купить профессионального чайного дракончика?

– Уу, – ответил тот, даже не подняв головы от тарелки.

– Тут, к слову, очень серьезная ситуация. И ее надо обдумать на все три головы, – подытожил я, вводя хозяина мясного дома во вторую часть своего рассказа. – Дело в том, что речь во всей этой несколько необычной истории идет о внимании некой особы…

– Вот как, малыш? И кто она? – полюбопытствовал Вайерр, как только мой новый хозяин проглотил последний кусок с тарелки.

– Ну, – начал повествовать юноша, – она со стадиона.

– Пилот, наверное? – сразу пустился в расспросы толстяк. – Гонки?

– Да, своего рода…

– Ясно, – переключил я снова внимание на себя, – она имеет исключительный вкус на чай.

– Вообще-то, я купил вас не для того, чтобы насыщать чай, – разговорился отогревшийся и разомлевший от душевного тепла и еды парень и пустился в объяснения, от которых у меня перед глазами расцвели и заплясали нервные мурашки: – Речь идет о специфическом насыщении пустой маслянистой ликры…

Дальше я не услышал, так как, кажется, потерял сознание.