Мерзко, как мерзко было на душе. Мы летели в Сиэтл знакомиться с таинственной Моникой. Скандалов не хотелось, но Алекс был настроен решительно. Он молчал всю дорогу, уставившись в иллюминатор. Наверное, продумывал предстоящий разговор.
― Ну не верю я, Ань, что двадцатилетний пацан решился на серьёзные отношения. Потрахаться? Да! А вот совместное проживание ― уже слишком. ― Лев метался всё утро по комнате, пока я собирала чемоданы.
– Не горячись раньше времени. Бабуля там была, всё видела. Считает, что ничего страшного не произошло.
– Жизнь тебя ничему не научила, дорогая? Бабуля по уровню развития ничем не отличается от внука. У неё ветер в голове. А вот мы несём за Романа ответственность.
Я опустилась на стул.
– И что ты планируешь? Вернуть его в Нью-Йорк? Заставишь бросить универ? Прикуёшь цепью к батарее? Не выйдет.
– Ничего такого я не собираюсь делать. Пока! Вечером придёт ответ на мой запрос. Мы будем знать об этой Монике всё, с момента её зачатья.
– Так, может, дождёмся вечера, а потом решим, как поступить?
Алекс заревел.
– Потом может быть поздно. Моё чутьё редко подводит.
Я напряглась. Сейчас передо мной стоял не любимый муж, не отец троих детей, а холодный и безжалостный Зверь. И этот Зверь чуял опасность.
― Эй, дорогой, посмотри на меня.
Саша оторвался от своих мыслей и положил огромную руку на моё плечо. Я почувствовала знакомую тяжесть и тепло мужского тела, вдохнула до боли любимый запах, который сводил меня с ума почти пять лет. Опустив лицо на грудь мужа, услышала ровный стук сердца. Этот звук успокаивал, убаюкивал, внушал уверенность, что всё будет хорошо. Лёгкое дыхание на макушке, нежный поцелуй. Мой Зверь научился быть ласковым и сговорчивым. И всё же, я чувствовала, что Алекс только казался рассеянным и расслабленным. Внутри он был собран и напряжён, сжат в пружину. Зверь готов был вырваться в любую минуту. И горе тому, на кого обрушится его гнев. Я крепче прижалась к своему мужчине.
– Всё так же боишься летать?
– Боюсь.
– Хочешь, я уложу тебя спать?
– Не хочу. Выспалась. Да и посадка через час. Мне что-то не по себе. Стыдно как-то вваливаться в дом без приглашения.
– Вообще-то это наша квартира. Так что мы летим к себе домой.
– Но ты купил её для сына. Забыл? Давай хотя бы позвоним.
Алекс отодвинулся и взъерошил волосы.
– Ладно. Звони, если такая щепетильная.
Я набрала номер мальчика. «Телефон абонента недоступен». Что за чёрт? Основным условием проживания Романа в другом городе было то, что при любых обстоятельствах он останется на связи. Три аппарата на случай потери или поломки любимого Айфона, два аккумулятора, если рядом не окажется розетки, две запасные сим-карты. Я нервничала, набирая все номера снова и снова. Звонок не доходил. Ладно, вот только доберусь до этого абонента, отлуплю так, что мало не покажется, и не посмотрю, что вымахал выше меня на две головы.
– Не нервничай, родная. Мы же в воздухе. Возможно, проблемы с твоим телефоном. Скоро посадка.
– Давай сюда спутниковый.
Алекс молча вынул из кармана странное устройство.
«Абонент вне зоны». Такого просто не могло быть. Сердце тревожно забилось в предчувствии беды. Мне казалось, что мы летим слишком медленно, что просто зависли в воздухе. И даже тогда, когда самолёт выпустил шасси, я мысленно подгоняла пилотов.
Машину подали прямо к трапу. Я обрадовалась, увидев Женьку.
– Ты давно тут?
– Три часа как. Месяц проторчал на верфях в Греции. Здравствуйте, Анна Игоревна. Приветствую, Александр Сергеевич!
Мужчины обменялись рукопожатиями и, наконец, мы погрузились в авто.
Алекс приставил Женьку к Роману, чтобы тот охранял и ненавязчиво доносил до парня пожелания родителей. Сын прислушивался к телохранителю и не психовал. Мужские советы не ущемляли самостоятельности юноши, а мы были спокойны. Но стоило Евгению покинуть Сиэтл, как сразу же в квартире появилась ушлая девица, о которой охранник ничего не знал. Совпадение или продуманный кем-то хитроумный план?
– Ты Ромку сегодня видел?
– Нет. С самолёта в гараж, и вас встречать.
– Тогда поторопимся.
Я ёрзала на заднем сидении, в сотый раз набирая номер сына. Приятный женский голос уже раздражал.
– Жень, гони! ― Алекс нервничал не меньше.
– Всё понял, одна нога на сцеплении, другая на газе.
Мы помчались по широкой улице, обгоняя и подрезая машины законопослушных американцев. Штрафы? Ерунда. Я крепко сжала руку мужа. Слава Богу, он рядом.
Вот и нужный дом. Саша долго выбирал жильё для Романа. И этот район показался наиболее удобным и безопасным. Да и университет находился в шаговой доступности. На улице толпились люди. Я попыталась пробиться к подъезду, но муж потянул меня в самую гущу.
– Что тут случилось?
– Да парня ранили пару часов назад, а девчонку его затолкали в машину и увезли. Мы даже номеров не разглядели. ― Пожилой консьерж только разводил руками.
Я почувствовала приступ дурноты.
– Что с парнем?
– Скорая забрала. Ножевое.
Алекс отошёл и сделал звонок.
– Быстро в машину. Он в Северо-западном госпитале на сто пятнадцатой.
– Жив?
– Жив, не волнуйся.
Минуты тянулись мучительно долго. Женька затормозил на стоянке, и мы помчались в приёмный покой. Ноги не слушались, перед глазами всё плыло.
– Сядь. Я всё узнаю.
Алекс оставил возле меня Евгения.
– Анна Игоревна! Он жив, это главное.
Я знала, что сейчас не время раскисать, лить слёзы и биться головой о стену. Нужно успокоиться, собрать все силы и помочь сыну. Где-то в глубине души жила надежда, что всё это лишь сон, дурной, страшный, нелепый сон. Но сил проснуться не было.
– Пойдёмте. Он в хирургии. ― Алекс протянул халаты.
Я вцепилась в широкую ладонь.
– Что с ним? Его прооперировали? Органы не задеты?
Стеклянный лифт остановился на третьем этаже.
– Пятнадцатая палата. Нам туда, Анна Игоревна.
Я влетела в комнату и, выдохнув, залилась слезами. Ромка сидел на кровати, живее всех живых. Скрестив ноги, мой сын пытался собрать в единое целое разбитый телефон. Его голова была перебинтована, как и предплечье.
– Вы? Откуда?
Алекс поддерживал меня за талию. Усадив на стул, он серьёзно посмотрел на парня.
– Что случилось? Ты мать чуть до инфаркта не довёл.
Я схватила Ромка за руку и снова разрыдалась.
– Жив, сынок, какое счастье!
Мой мальчик обнял меня.
– Ма, па, поехали домой. Там всё расскажу.
Я закивала.
– Конечно. Жень, там нужно подписать какие-то бумаги. Позови врача.
Всё было позади, но тело отказывалось слушаться. Коленки дрожали, кровь стучала в висках.
Алекс оторвал меня от мальчика и помог подняться.
– Поехали. Разбираться дома будем.
Я закончила перевязку. Да, ребёнку досталось. Порез на руке был достаточно глубоким. Пять швов. На лбу здоровенная шишка. Я знала, что Ромка получил-таки сотрясение мозга, хотя и не признавался, что его тошнит.
– Да фигня всё это, па. Нож я отбил. Этот мудак в грудь целился. А царапина заживёт. Вон их сколько на тебе. Просто второго с битой не сразу заметил.
Алекс кашлянул.
– При матери не выражайся.
Я села на край кровати.
– А теперь рассказывай. Кто эта девушка, и как ты вообще попал в такую переделку?
Мой сын погрустнел.
– Моника ― мой друг.
– Да? ― бровь Алекса поползла вверх. ― А у нас немного другие сведения. Бабуля донесла, что вы живёте вместе и не сегодня, так завтра, сделаете мать бабкой.
– Чего? ― Ромка искренне удивился. ― Бабуля явно всё перепутала. Да, Моня жила у меня месяц, но мы спали в разных комнатах…
Я с облегчением вздохнула.
–…и то, жила только потому, что её уже пытались выкрасть, дважды.
– Что? ― голова снова начала болеть. Нет, лучше бы сын завёл себе невесту, чем попал в такую историю. ― Подробнее, если можно.
Ромка опустил голову.
– Не мужик я, не мужик. Не уберёг Моничку!
История началась год назад, когда на факультете защиты средств коммуникации и компьютерной информации появилась новая студентка. Моника Левитте сразу привлекла внимание будущих компьютерных гениев. Высокая, стройная, с глазами цвета осеннего неба, девушка вошла в аудиторию с гордо поднятой головой.
Уже на следующий день группа, где учились одни парни, преобразилась самым мистическим образом. Недоделанные хакеры, забывавшие мыться и бриться, теперь появлялись на занятиях в идеально выглаженных рубашках, распространяя вокруг себя запах дорогого парфюма. Моника не реагировала на комплименты, игнорировала приглашения в кино. Она полностью отдавалась учёбе и в конце семестра показала лучшие результаты на промежуточном тестировании, да и летнюю сессию сдала превосходно. Прошло ещё четыре месяца, и одногруппники потеряли интерес к прекрасной недотроге, решив, что такие, как она, возбуждаются лишь от книжек по информатике. Каково же было моё удивление, когда однажды за спиной раздался нежный голос:
― Эй, Роман! Постой.
Я остановился, как вкопанный. Нет, я не был исключением, и Моника мне сразу понравилась, как и другим ребятам. Было в ней что-то особенное помимо внешней привлекательности, какой-то внутренний стержень. Я внимательно изучал её спину на лекциях и профиль на семинарах, пытаясь разобраться, где спрятан тон невидимый магнит. Иногда девушка уходила в себя, и я видел печаль в огромных серых глазах, обрамлённых длинными пушистыми ресницами. Поймав мой взгляд, она быстро брала себя в руки и возвращалась в реальность. Все знали, что несколько месяцев назад Левитте потеряла мать, и старались в её присутствии не затрагивать тему родителей вообще.
― Ты в спортзал?
― Нет. Занятия отменили. Тренер заболел. Завтра схожу в качалку, а сегодня доделаю курсовик.
― Шустрый. А многие тянут до последнего.
― Чего тянуть? А ты получила тему?
Моника кивнула.
― Так, ерунда. На каникулах всё доведу до совершенства.
― Ты разве не полетишь к отцу?
― В Марокко? Нет. Останусь на родине предков. Так ты домой?
― В лабораторию. Нужно снять показания с компа и загрузить в обработку.
― С тобой можно?
― Пошли.
Несколько месяцев я занимался под руководством профессора Боумана студенческим проектом. Иногда, прилетая домой, с упоением рассказывал, что однажды «КонтрлЛук» перевернёт жизнь людей, изменит в лучшую сторону. Суть идеи сводилась к тому, что с помощью нехитрых приборов любого человека можно было обнаружить везде, даже под землёй. Достаточно загрузить в программу его фото, некоторые физиологические параметры и ждать. Данные поступали на научный спутник, который сканировал человечество за считанные часы. Если искомых персонажей не находилось среди живых, луч проникал под землю на глубину километра, под воду и под лёд. Словом, данное изобретение могло стать воистину судьбоносным. Сколько людей пропадало без вести, сколько неопознанных трупов находили во всём мире полицейские, сколько заложников можно было спасти!
Отец обычно смеялся.
― Скажи, сынок, а, если я, к примеру, внешность изменю?
― Кости-то останутся. Если захочешь стать невидимкой, меняй скелет, удаляй зубы и выжигай отпечатки пальцев.
Мама тоже проявляла интерес.
― А если фотокарточка двадцатилетней давности?
― В прибор не заложены временные погрешности. Вот над этим сейчас и работаем.
Однажды я решился поговорить с отцом по поводу денег.
― Па! Если финансирование закроют, может, возьмёшь нас под своё крыло, или с Эдиком поговорить?
Отец скривился. Они с Эдвардом всё ещё конкурировали в части переманивания золотых мозгов.
― Слушай, давай так. Доживём до лета, а там посмотрим, чего вы добились. Если проект стоящий, я выделю и деньги, и лабораторию. Словом, дерзай, мой юный друг, да про личную жизнь не забывай.
Личная жизнь! Насмешил. Когда ею заниматься, если времени на сон не хватало? Я представлял себя Золушком, а отца злой мачехой. Кроме учёбы и научки он нагрузил меня обязательной спортивной подготовкой. Даже тренера персонального нанял. Каратэ, тяжёлая атлетика, плавание, утренние пробежки. Женька, живущий со мной на одной жилплощади, контролировал всё лично. Пофиг, какая погода стояла на дворе, наплевать на то, что я готовился к семинару до часа ночи. Ровно в шесть мой мучитель открывал настежь окно в спальне и швырял в меня пакет с кроссовками.
― Вставай, малыш, пора город топтать.
Иногда я улучал пару часов и садился за комп, чтобы написать о приключениях отца и его товарищей. Вот и сегодня, узнав о том, что тренер заболел, решил быстро закончить дела и отдаться творчеству. Если бы не Моника.
― А тебе это реально интересно? ― я отмыкал ключом бронированную дверь.
― Интересно. Все только и говорят о вашем проекте. Я хотела поговорить с профессором, но слышала, что девочек он не берёт в команду.
― Смотря, каких девочек. Многие просто покрасоваться хотят, а тут работать надо, мозгами шевелить. Захочешь встретиться с Боуманом, не надевай миниюбок. Он от них звереет.
Левитте рассмеялась звонко и открыто.
― Ну, с мозгами у меня всё в порядке, а мини я никогда не носила.
Не носила? А жаль. Ножки, обтянутые узкими джинсами, выглядели очень даже неплохо.
― В Каире я тоже занималась в научном кружке. Даже пару программ написала. Правда, это не так захватывающе, как у тебя, утопия, но мой профессор остался доволен.
В небольшом помещении, заставленном высокоточной аппаратурой, стоял равномерный гул. Моника осмотрелась, вытащила из рюкзачка пакет с пирожками и протянула мне.
― Угощайся. Сама пекла.
― Вкусно.
― Ещё бы, по маминому рецепту.
Девушка тяжело вздохнула. Я не знал, что сказать в такой ситуации.
― Мне жаль, что ты потеряла родного человека. Когда она умерла?
― Почти год назад. Но, знаешь, я ни в чём не уверена.
― Это как?
Мисс Левитте села на жёсткий стул.
― Ты умеешь хранить тайны?
― Не пробовал.
― Тогда попробуй. Нет, в этом нет ничего запретного или криминального, но очень много странностей. Я сама запуталась, но посвящать всех подряд не хочется. Это личное.
Я сел напротив и стал терпеливо ждать, пока Моника соберётся с мыслями.
― Итак. Моя мать пропала больше года назад. Естественно, мы подали заявление в полицию, её искали месяца три, а однажды попросили нас с отцом приехать в морг. Я не хотела идти на опознание, но отец казался слишком расстроенным. Не бросать же его! Мы отправились туда вместе. Можно воды?
Я нырнул в свой рюкзак и вынул бутылку минералки.
― Отец сразу опознал маму, но это была не она.
― Не она?
― Да. Труп обгорел, но, понимаешь, я занималась живописью с пяти лет. Изучала анатомию и пропорции. Эта несчастная и близко не походила на маму.
― Тогда почему твой отец решил солгать?
Моника пожала плечами.
― Мне это неизвестно. Вот тебе первая странность. Естественно, дело закрыли, мы похоронили останки безымянной леди. Мне показалось, папа вздохнул с облегчением, а вскоре спешно отправил меня в Америку. Я же в Каире училась, причём, параллельно на историческом. Сорвал в начале семестра и заставил уехать, так, без объяснений. Но и это ещё не всё. Он настоятельно советовал мне больше не появляться в Африке, ни в Марокко, ни в Египте.
Я пожал плечами.
― Странно. Ты имела право хотя бы на информацию.
― Нужно знать отца. Если чего-то говорить не хочет, ― клещами из него не вытащишь. И вообще, он стал другим в последнее время, нервным, дёрганым, постоянно оборачивался на улице, словно искал того, кто за ним следит.
― За ним следили?
― Откуда мне знать? Лично я ничего такого не замечала. Да и виделись мы нечасто.
Меня осенило.
― Постой! Я, кажется, догадался, почему ты хочешь заниматься проектом. Ты рассчитываешь с помощью прибора найти мать.
Девушка печально улыбнулась.
― Это было бы идеально. Но ты не знаешь главного. Наш дом сгорел. Полностью. Семейные фотокарточки погибли в огне, а сэлфи мама терпеть не могла. Вот, стянула у отца из кошелька её старый снимок, но он двадцатилетней давности.
Я понимал, что эта фотокарточка бесполезна, по крайней мере, сейчас. Прибор был не отрегулирован и снимать данные со старых фоток пока не научился. Но серые глаза смотрели с такой мольбой. Я не мог отказать и решил хотя бы попытаться.
― Не знаю, смогу ли найти твою маму, но выяснить, кто похоронен вместо неё, нам, думаю, удасться.
Моника повеселела.
― Давай попробуем.
Я вводил данные минут сорок.
― Готово. Завтра утром получим результат.
― Так долго?
― Ага. Мы работаем и над скоростью поиска. Возможно, в будущем, для идентификации личности нам потребуются считанные минуты. А пока…
Девушка кивнула.
― Ладно. Завтра, так завтра. Правда, не знаю, как теперь засну.
Мы вышли на улицу. Ноябрь выдался на редкость морозным и ветреным. Темнело рано.
― Идём, провожу.
― Да мне недалеко. Я тут, в общежитии, живу.
― Знаю. А я через пару кварталов. Будет скучно, заходи, чаем напою.
― Ты живёшь один?
― С другом. Он работает в филиале отца, а заодно присматривает за мной.
― Няня?
― Почти. Только большая и агрессивная.
― Вот и пришли. ― Моника протянула мне тонкую кисть. ― До завтра.
Я осторожно пожал её руку, боясь сломать хрупкие пальчики.
― До завтра.
Всю ночь я проворочался. Сон не шёл. Я понимал, что девушка чего-то не договаривала. Но я бы, на её месте, тоже был осторожным с малознакомыми людьми. Ничего, мы обязательно подружимся.
Я пришёл в универ рано, сразу после пробежки, и был удивлён, увидев на ступенях Монику.
― Я жду тебя. Как чувствовала, что ты явишься пораньше. ― Она приблизилась и чмокнула меня в щёку.
Наверное, я покраснел, хотя в этом дружеском поцелуе не было никакого подтекста.
― Небритый.
Можно подумать, у меня было время побриться. Слава Богу, хоть душ успел принять. Кто же знал, что Моне приспичит целоваться? Мы прошли пульт охраны, миновали пустые коридоры и спустились в лабораторию.
― У тебя есть девушка?
Вопрос застал врасплох.
― Нет. Я имею ввиду, постоянной. Так, периодически появляются и исчезают.
― А почему ты ни с кем не встречаешься постоянно?
― Времени нет. Каждой девочке нужны цветы, внимание, охи под луной. Поэтому я не заморачиваюсь. Если очень захочется, всегда можно найти кого-то на одну ночь, а серьёзные отношения пока не для меня.
Я наблюдал, как щёки очаровательной мисс Левитте залил густой румянец.
― Ладно. Это не моё дело, с кем ты спишь. Я просто хотела узнать, не будет ли скандалить твоя девушка, если увидит нас вместе. Но, раз таковой нет…
Я подошёл к компу. Фантастика! Искусственный интеллект вырос в моих глазах на целую голову. Он справился с задачей на один час, одиннадцать минут и пятнадцать секунд быстрее, чем обычно. Нажав на кнопку принтера, дождался распечатки. Моника дышала в шею, пытаясь разглядеть из-за моего плеча выползающий текст. Я пробежал его глазами.
― Держи. Ты оказалась права. Эмма Мюрей. Тридцать два года, американка. Проститутка, наркоманка. Дважды судимая. ― Второй лист медленно выползал на юнит. ― А вот и фото.
Моника внимательно рассмотрела довольно чёткий снимок.
― Нет. Она совсем не похожа на маму, даже близко её не напоминает.
― Всё это очень странно. Сходство составляет ноль целых, семьдесят пять сотых процента.
― Что это значит?
О проекте
О подписке