Коля широко распахнул дверь и жестом пригласил меня войти.
– Добро пожаловать, старушка, в берлогу убежденного холостяка!
Я сделала шаг и поразилась царившему вокруг беспорядку. Николай же легко проплыл между огромных коробок с деталями и кипами бумаг, виртуозно обошёл стопки книг, перешагнул через бытовую технику, расставленную тут же, на полу, в порядке, понятном только ему. Уже через секунду он сидел за огромным компьютерным столом, одной рукой включая системник, а другой, стягивая с себя куртку и разматывая шарф неимоверной длины. Я же топталась в прихожей, понимая, что с врожденной неуклюжестью пройти в центр комнаты, ничего не свалив, мне просто не удастся.
– Ну, чего мнёшься? Входи! ― крикнул Коля, не отрывая взгляд от монитора.
Я скинула куртку на пол, так как вешалка в прихожей отсутствовала, и аккуратно втиснула себя между коробок.
– Что ты там копаешься? ― нетерпеливо гундел мой неугомонный друг.
Свалив несколько книг, перевернув миксер, и, наступив на стопку квитанций, я-таки добралась до стола, но тут же обнаружила, что сесть некуда. Единственный стул занимал хозяин квартиры. Коля даже не заметил моего замешательства. Он неопределенно махнул рукой и пробормотал:
– Падай! Сейчас открою файл.
– Куда?
Николя завыл.
– О, Господи! Ну, какая же ты неприспособленная, Голицына!
Он на мгновение оторвался от экрана и придвинул к столу деревянный ящик.
– Чувствуй себя, как дома.
Хотелось сказать, что у меня дома обычно царит идеальный порядок. И гостям предлагаются удобные стулья, а не коробки сомнительного назначения. Но вступать в дискуссию не входило в мои планы, так как в этот самый момент на экране поплыли помехи, а потом появился силуэт мужчины. Объектив камеры медленно приблизился к его лицу, и изображение стало более четким. На мгновение мне показалось, что где-то я уже видела этого человека, наделенного редкой благородной аристократической красотой. Но где? Как не напрягала извилины, вспомнить я так и не смогла. Мужчина улыбнулся, поправил очки и заговорил… на английском языке. Колька возмущенно ткнул пальцем в экран.
– Это что за перец? Он что, шпрехает по-английски?
Я кивнула.
– Вот же засада! И что нам теперь делать?
Я зачарованно смотрела на тонкое лицо, слушала мелодичную речь, плывущую из колонок, и мучительно пыталась понять, кто он?
– Эй! Очнись! ― Николя тряс меня за плечо. ― Что делать-то будем?
Мне хотелось только одного – чтобы Артюхов провалился в этот момент сквозь землю и не мешал.
– Дай мне ручку и тетрадь. Я переведу, и ты все узнаешь, о, любопытнейший из смертных!
Колясик не только быстро нашел всё то, что я просила, но и уступил своё компьютерное кресло.
Следующие два часа стали для него настоящей пыткой. Я слушала и писала, снова слушала и вновь писала, то останавливая запись, то возвращаясь к началу.
– Ну, что там? ― нетерпение Кольки достигло апогея.
В очередной раз он пнул меня, и в очередной раз получал грозное:
– Уйди, не мешай!
Артюхов не знал, куда себя деть. Мерить квартиру шагами было весьма затруднительно, сидеть на одном месте – мучительно. Он заварил чай, нашел несколько конфет и пачку печенья. Видимо, подкупить решил. Не тут-то было. Я держалась крепко, как скала. Совершенно расстроенный, он освободил часть дивана от груды одежды и задремал.
Прошёл ещё час прежде, чем я решилась разбудить друга.
– Вот, полюбуйся. ― Я протянула тетрадь, и Николай углубился в чтение.
«Привет! Если вы видите эту запись, значит, меня уже нет в живых. Вы узнаете меня, долговязого oчкapика со спутанными патлами? Это я, Мaйки-Паучок, Майки-Скороварка. Так прозвали меня коллеги из желтой бульварной газетёнки. Но, если вы думаете, что я работаю в «Больших сиськах» или «Толстой заднице», то это ― ошибка. Моя газета носит вполне пристойное название «События, факты, сенсации». Событий и сенсаций хватает на два номера вперед, благодаря ваш покорному слуге, а вот фактов… Обычно главный редактор притягивает их за уши. Но с этим ничего не поделать ― такова специфика жанра. У нас есть постоянные читатели, любителей эдакого поджаренного, с румяной корочкой, для которых нет ничего приятнее, чем покопаться в грязном белье знаменитостей, и я полностью удовлетворяю их желания. Если вы думаете, что наша редакция располагается в каком-то заплеванном подвале, ― опять мимо. Мы делим первый этаж с популярной в нашем район пивнушкой «Максим». Чувствуете, как отдает Парижем? На самом деле тут пахнет жареной рыбой и прокисшим пивом, в остальном соседство вполне терпимое. Живу я неподалеку, в двух кварталах отсюда. Наш район местные старожилы окрестили «Площадью Свободы» или «Площадью Неудачников». Тут обитают те, кто не смог добиться чего-то стоящего в жизни, но и не скатился до коробок бездомных. Наша серая пятнадцатиэтажка окружена свалками, по которым ползают чумазые соседские мальчишки. С высоты девятого этажа, где находятся мои апартаменты, эти парни напоминают навозных жучков, но это мои хорошие друзья. Каждый из них за пару долларов готов вылизать до блеска мою дребезжащую тачку или часами дежурить у ворот хорошо охраняемой виллы, чтобы узнать, какую подружку приволок сегодня ночью киношный кумир, обалдевший от выпивки и наркоты. А завтра этот сюжет уже появляется на страницах моей газеты. Что поделать, Лос-Анджелес ― город звезд. Их тут больше, чем остальных жителей. Многим даже по вкусу периодически мелькать в жёлтой прессе. Значит, еще не забыли, значит, любят.
Черт возьми! Опять Эмма начала бить посуду. Эмма ― моя соседка сверху. Она работает в «Максиме» и живет с неким раздолбаем Стивом. По Эмме можно сверять часы. Ровно в восемнадцать ноль-ноль она начинает колотить посуду. Интересно, когда же она перебьет все стекляшки и перейдет на пластик? Обычно в восемнадцать тридцать звон посуды и ругань Стива стихают. А утром милую парочку можно увидеть у ближайшего перекрестка, нежно воркующую перед началом трудового дня.
Слева от меня живет русская княжна, миссис Соколова. Она немного сумасшедшая, впала в детство и горячо любит мультяшки. Я сам пару раз доставал ей кассеты и диски с русскими мультиками. Она даже собаку свою назвала Чебурашкой, по имени одного персонажа ― некой варежки с ушами. И, когда этот кряхтящий дуэт выходит на прогулку, трудно сказать, кто родился раньше, миссис Соколова или ее четвероногая варежка.
Справа живет еще один сумасшедший, Али. Он конченый наркоман, но считает себя потомком арабского шейха. Впрочем, если бы я по тридцать часов в сутки находился под кайфом, то мог бы придумать и не такое.
Все мои соседи считают меня ничтожеством и неудачником, хотя, если у них возникают проблемы, бегут именно ко мне. Наверное потому, что любезный Майки может всё уладить. Они считают меня серостью и посредственностью, не способным ни на что другое, как вкалывать на «Желтые листки», но я журналист, журналист с большой буквы. Нацарапать услышанное может каждый, кто умеет держать в руках хотя бы огрызок карандаша, а вот раскопать, найти ― извините. Для этого нужен дар, особый талант. И в этом мне нет равных.
Со мной работает целая команда. Мои друзья вынюхивают, подслушивают и подсматривают, сами не ведая того. Так что я всегда всё знаю. Или почти всё.
Я ночую в своей халупе три раза в неделю, раз в месяц собираю пёстрое местное общество. И всё только для того, чтобы поддержать уже сложившийся имидж. Остальное время я провожу на своей вилле, расположенной на Роуз-Авенью в пригороде Лос-Анджелеса. Тут я родился и вырос. Год назад мои родители перебрались в Нью-Йорк, и огромный дом с великолепным садом остался в моём полном распоряжении. Соседи меня уважают и боготворят, вернее, боготворят высокого широкоплечего мужчину с блестящими волосами, перехваченными черной ленточкой, карими глазами и тонким орлиным носом – Майкла Доусона, известного писателя, автора десятка бестселлеров. Раньше моя жизнь на Роуз-Авенью протекала скучно и однообразно: длинные вечеринки, превратившиеся в обязаловку, переговоры с aгeнтами, смена любовниц. Сейчас уже не припомню, сколько знаменитостей побывало в моей постели. Я научился безошибочно определять тех, кто спит со мной лишь потому, что я неотразим, и тех, кто надеется получить через меня роль или хотя бы дубляж. О, Майкл Доусон мог бы много рассказать о некоторых звездах, ведь, как правило, те, кто на экране выглядят раскованно и эротично, в жизни – не более, чем надувные куклы. Иногда мне кажется, что глазок кинокамеры действует на них, как единственное возбуждающее средство, и любая уличная девaxa может дать им сто очков вперед, ведь техника не может заменить темперамент. Знали бы это миллионы мужчин, те, кто мечтает о красавицах с экрана. Но я никогда не назову ни одного имени, так как я джентльмен и, какова бы ни была женщина в постели ― всегда благодарю её за то, что она разделила со мной моё одиночество.
Одиноким я почувствовал себя давно. Но полное осознание этого пришло полгода назад. Раньше я много путешествовал, делал заметки, знакомился с людьми. Но, вернувшись из последней поездки по Китаю, впал в творческий ступор. Агенты о6pывaли мой телефон и требовали последнюю рукопись. Но я её сжег. Слишком уж много было в ней личного, того, что я боялся вынести на всеобщее обозрение. Я потерял самого близкого и дорогого человека, потерял себя и смысл жизни. На плаву меня держало только одно желание – найти, во что бы то ни стало, найти мою любовь, мою Лию. Но я не знал, с чего начать. О том, почему я решил превратиться в вездесущего журналиста, расскажу позже. Я снял костюм от Гучи, натянул потертые джинсы, растрепал волосы и повесил на нос уродливые очки. В довершении ко всему, отрепетировал новую походку с вытянутой вперед шеей и сутулыми плечами… И вот он я, Майки-Паучок, Майки-Скороварка, бегаю в поисках жареного. Я точно знаю, что эти трущобы хранят ответы на мои вопросы».
Колька оторвался от тетрадки.
– Ты что-нибудь понимаешь?
Я только пожала плечами.
– Читай дальше.
«Я начал вести дневник еще в детстве. Мама хотела, чтобы её сын выработал каллиграфический почерк. Она говорила, что все великие люди вели дневники. Она всегда верила, что и я стану великим. Сначала я нехотя записывал свои ежедневные дела, но со временем так втянулся, что не мог спать, не написав хотя бы пару строк. Это стало жизненной потребностью, как есть, как дышать, как заниматься спортом. Я записывал свои мысли и чувства, свои впечатления. И сейчас я хочу прочитать вам некоторые страницы. Не удивляйтесь, я просто боюсь пропустить детали.
Сегодня пятница. Джо должен был появиться час назад. Для всех Джо ― мой лучший осведомитель. Он приносит самые интересные новости, но имеет несносную привычку опаздывать. Причём, я выявил некую закономерность: чем дольше он задерживается, тем интереснее будет материал. На самом же деле Джо детектив, работающий под прикрытием. Я нанял его несколько месяцев назад, и за это время он стал моим другом, хранителем моих тайн.
Я вздохнул и с тоской подумал о горячей ванне. Но прошел час, а потом ещё час и ещё, а Джо так и не появился. Тогда мне и в голову не могло прийти, что с ним могло что-то произойти. Пугало одно – провести ещё одну ночь на скрипучем диване. Я прожевал засохшие тосты, запил их пивом и, не раздеваясь, улёгся, услышав неодобрительный скрежет пружин. Заснуть мне так и не удалось. В полночь кто-то забарабанил в дверь.
– Откроите, полиция!
На душе стало муторно. Нехорошие предчувствия вызывали тошноту. Я впустил двух полицейских и одного в штатском. Невысокий человек неопределенного возраста представился лейтенантом Гарсоном.
– Вы и есть Майкл? ― лейтенант брезгливо уставился на груду немытых тарелок.
– Майкл Доусон. ― Поправил я.
Лицо лейтенанта вытянулось.
– Тот самый Доусон?
Я расправил плечи и улыбнулся.
Гарсон обвел руками квартиру.
– Не думал, что известные писатели живут в таком… гм… районе.
Я не стал вдаваться в объяснения и предложил приступить к делу. Гарсон не возражал.
– Вы знали Джонатана Валевски?
– Да.
– Тогда Вам придется проехать с нами.
– Что случилось? ― я почувствовал укол в сердце.
– Ваш знакомый умирает. Он хочет о чем-то поговорить с Вами, точнее, у него для Вас есть сообщение.
Мы сели в машину и помчались по ярко-освещенным улицам. Я попытался сосредоточиться и понять, что же могло произойти, но Гарсон вывел меня из оцепенения.
– Это Вам о чем-то говорит?
Он протянул мне свернутый лист, а я просто не поверил своим глазам.
– Откуда это у Вас?
Лейтенант нахмурился.
– Вы не ответили на мой вопрос.
Я пожал плечами.
– Тут изображен знак китайской секты «Черное Братство» или «Черные Монахи», как их ещё называют. Я тщетно пытался найти их следы в Китае. Так, только легенды.
– Именно такая метка вырезана на лбу у Вашего друга, по такому же трафарету ему вспороли живот.
Я почувствовал, как по спине побежали мурашки.
– Не может быть! Тут, в Штатах? Скорее всего, это работа какого-то имитатора! Тем более, что, судя по легендам, свидетелей «Братство» не оставляет!
Гарсон пожал плечами.
– Вероятнее всего, Джо просто не успели прикончить. Скажу Вам честно, первоначально мы связали это нападение с его сотрудничеством с ФБР. Думаю, Вы знали о его связи с федералами?
Я утвердительно кивнул, хотя слышал об этом впервые.
– Так вот, ― продолжил лейтенант, ― это одна из версий, над которой уже работают мои парни. Вторая ниточка ― Вы.
Машина затормозила возле центрального полицейского госпиталя, и мы кинулись по лестнице на четвертый этаж. У палаты дежурило двое полицейских. При виде лейтенанта они расступились, открыв дверь. Еще в коридоре я понял, Джо мертв. Он лежал белый, как мел, укрытый до подбородка простыней, по которой разливалось красное пятно. В два прыжка я оказался возле кровати и сдернул белое полотно. Все оказалось именно так, как я и предполагал. Слева из груди моего друга торчала рукоятка тонкого черного кинжала с окровавленной запиской.
Лейтенант отстранил меня и аккуратно снял клочок бумаги.
– Вы умеете читать по-китайски?
Пробежав глазами листок, я похолодел.
– Тут написано: «Так будет с каждым, кто встанет у нас на пути!»
В моей голове не укладывалась вся эта информация. Разум просто не хотел признавать очевидных фактов. В том, что убийство совершил Чёрный Монах ― сомнений не осталось. Но каким боком оказался замешанным в эту историю Джо? Я искал следы «Братства» в Китае, а нашёл в самом сердце Америки. Палата постепенно наполнялась полицейскими. Чтобы не мешать их работе, я вышел в коридор. Гарсон поплёлся следом.
– Ума не приложу, как убийца пробрался в палату?
Я печально улыбнулся.
– Форточка!
Гарсон всплеснул руками.
– Да Вы шутите! Через неё даже кошка не пролезет, к тому же четвёртый этаж.
Что я мог ответвить? Углубляться в историю мне не хотелось. Но я-то знал, что для «Чёрного Братства» нет ничего невозможного. Гарсон протянул мне спичечный коробок, и я увидел корявый почерк Джо. «Фелтон Cтрит, 18, Дикая Лиса».
– Вам это что-то говорит? ― спросил лейтенант.
Я отрицательно покачал головой.
– Пока нет, но завтра я всё узнаю.
– Стоп, ― предупредил Гарсон, ― если нам понадобится Ваша помощь, мы дадим знать. Ну а пока ― никакой самодеятельности.
Я вышел из госпиталя и вяло побрел по улице. Мне было, о чём подумать. Вновь и вновь мысли возвращались к событиям шестимесячной давности.
Провинция Ли-Джоу
Северный Китай.
― Мистер! Купите сувениры на память! Вот бусы для Вашей девушки, а это ― талисман-черепашка. Он принесет Вам счастье. Всего один доллар, мистер!
Мальчишка лет десяти бойко хозяйничал в маленькой лавке и безостановочно болтал на ломаном английском. Я улыбнулся. Забавно купить счастье за один доллар.
– А вот кисет из шкуры дикого буйвола. Его вышивала моя сестра.
Повертев вещицу в руках, я улыбнулся. Действительно, прекрасная работа. На небольшом куске кожи уместилась целая картина с горами и водопадами.
– Твоя сестра ― редкая мастерица.
Я протянул сотенную купюру. Мальчишка восторженно захлопал глазами.
– Лия! Скорее иди сюда, посмотри, что дал мне этот добрый господин!
В углу комнаты приподнялась циновка, отгораживающая лавку от жилого помещения, и передо мной возникло сказочное создание. Смоляные волосы девушки, заплетённые в тугую косу, доходили до самых щиколоток. Огромные, миндалевидные глаза, обрамлённые на редкость длинными пушистыми ресницами, маленький вздёрнутый носик и четко очерченные губы ― говорили о том, что в девушке течёт и европейская кровь. Одета она была в простое красное платье, отороченное дешёвой тесьмой. Девушка учтиво поклонилась и подошла к брату.
– Лия! ― сорванец перешёл на китайский, ― этот добрый господин купил твой кисет и дал мне вот это!
Он затряс над головой хрустящей купюрой. Девушка забрала деньги и, протягивая их мне, пропела на чистом английском:
– Прошу Вас, заберите их, у нас всё равно нет сдачи. Если Вам так нравится эта вещь ― примите её в дар.
Я, как загипнотизированный, смотрел на волшебную фею. Всё, что мне удалось, так это отрицательно покачать головой. Но девушка настаивала.
– На эти деньги Вы можете купить все товары в нашей лавке. Кисет не стоит того.
К счастью, или к несчастью, ко мне вернулся дар речи.
– Тогда продайте мне на сдачу поцелуй.
Я улыбнулся собственной шутке, а девушка вспыхнула. К моему удивлению, малыш загородил сестру своим худеньким тельцем и закричал:
– Забирайте свои деньги и уходите! Вы ошиблись дверью. Лия ― порядочная девушка. А поцелуи купите в соседней лавке.
Я понял, что сморозил глупость, ведь, как известно, Восток ― дело тонкое.
– Извини, братец, я не хотел обидеть твою сестру. Я просто хотел сказать, что она очень красивая. Её кисет стоит этих денег. Уверен, они Вам пригодятся.
Увидев, что лицо мальчика смягчилось, я похлопал его по плечу и, забрав покупку, покинул лавку.
Я долго бродил по узким улочкам деревеньки Фле-Хо, самой живописной из тех, какие мне довелось посетить, путешествуя по Китаю. Я собирал местные мифы и легенды. В моём распоряжении не осталось ни одного пустого диска. Пришла пора возвращаться в цивилизацию. Но после встречи с Лией мне захотелось остаться здесь ещё на некоторое время.
Я всё откладывал и откладывал свое возвращение на родину. Китайцы – народ гостеприимный, и с устройством проблем не возникло. Я остановился у пожилой вдовы, одной из самых уважаемых женщин этих мест. Её единственный сын жил в городе, где содержал небольшой магазин. Он часто навещал мать и согласился стать моим поставщиком. Теперь в моём распоряжении оказалось всё необходимое для работы, и не было причин куда-то спешить. Жители деревни относились ко мне дружелюбно. Узнав, что я писатель, они щедро делились удивительными историями. И только в глазах Лии сквозило недоверие и испуг. Что ж, если мне не удалось завоевать её расположение, придется действовать через брата.
– Привет, Хун!
Мальчик улыбнулся, но его глаза оставались серьезными.
– Привет, мистер! Ты зашёл к нам, чтобы увидеть мою сестру?
Меня просто передернуло от такой прямоты.
О проекте
О подписке