Глава 2

Maman, привыкшая к роскоши, не желала слышать о переезде в отель попроще. В конце прошлого столетия открытие «Савоя» стало настоящей сенсацией. Прежде в отелях не было электрических лифтов и ламп, а в номерах – каскадного душа и переговорной трубки для связи с персоналом. Однако лично для меня главный шарм «Савоя» состоял не в шикарных интерьерах, а в том, что здесь останавливался Оскар Уайльд. Мне даже довелось посидеть за его любимым столиком в одном из ресторанов отеля.

В Лондоне совсем не было снега, но английская зима оказалась сырой и туманной. В ожидании ответа от доктора Уэйда мы курсировали между нашими номерами и основным рестораном с видом на Темзу, которая проглядывала за деревьями сада.

Я жила с Катей, maman – отдельно. В первые дни, поднявшись в номер, я с замирающим сердцем приближалась к окну, гадая, увижу ли часовую башню Вестминстерского дворца, или столица «туманного Альбиона» лишь привиделась мне в каком-то невероятном сне. Я всю жизнь мечтала оказаться здесь, но теперь дико тосковала по даче в Териоках.

За ужином постояльцы собирались за длинными столами, где maman поддерживала светскую беседу, а мы с Катей преимущественно помалкивали и слушали. Разговоры в конечном итоге всегда сводились к войне. В нашей семье после смерти papa эта тема была под негласным запретом.

Однажды напротив меня оказалась пара: молодой человек с медно-рыжими волосами и модно одетая блондинка. Глядя на нее, я внезапно подумала о том, как сильно война повлияла на женские стрижки. Волосы девушки едва прикрывали уши, а на затылке были аккуратно выбриты. Я заметила, как презрительно дрогнул уголок рта maman, когда ее взгляд скользнул по незнакомке.

– Бедный Олли, – хихикнула блондинка, обращаясь к своему рыжеволосому соседу. – Значит, у тебя на теле остались рубцы после этого горчичного газа?

– Язвы от ожогов заживали почти три месяца, – слегка покраснев, ответил молодой человек. – Но теперь я могу вернуться в Кембридж и восстановиться на втором курсе. Питер Дорси тоже приедет.

– Питер! – воскликнула девушка. – Надеюсь, он всё такой же красавчик!

– Но ведь ты ждала меня, правда, Агнес?

– Разумеется, котенок, – глаза Агнес лукаво сверкнули. – Знаешь, Олли, я думаю осенью поступать в Ньюнэм. Дочка служащего железной дороги будет учиться в Кембридже. Звучит почти как сказка!

В этот момент я позавидовала блондинке с бритым затылком. Papa говорил, что годы учебы оставались самыми волшебными в его жизни, несмотря на то что он был очень счастлив, когда встретил maman. Я знала, что Ньюнэм – один из двух колледжей, основанных в Кембридже во второй половине XIX века специально для женщин. Пусть мы пока не добились права получать ученую степень, зато знания получали наравне с мужчинами, хоть и отдельно от них.

Вера Алексеевна отложила салфетку и, отодвинув стул, обратилась к сидевшей рядом Кате:

– У меня опять началась мигрень. Пойду в постель. Не засиживайтесь долго, это неприлично.

Возникший в дверях управляющий с поклоном пропустил ее. Окинув взглядом наш стол, он вдруг переменился в лице и быстро подозвал официанта. Я услышала его гневный шепот:

– Почему не вынесли Каспара?

– Простите, сэр. Гостей должно было быть четырнадцать. Я поздно заметил, что не хватает мадмуазель Глории, артистки. Вероятно, в последний момент она передумала ужинать в отеле… Быть может, русская графиня не суеверна?..

– Репутация отеля – для вас пустой звук, Бриггс? – кипятился управляющий. Он продолжал говорить, удаляясь вместе с официантом в другую часть зала.

Я непонимающе взглянула на Катю и прочла в ее глазах такое же недоумение. Пожилая дама слева от меня посмотрела на нас, как на недоучившихся школьниц, и снисходительно пояснила:

– В Англии есть примета: если за столом собралось тринадцать человек, первого, кто встанет, постигнет несчастье.

– Но ведь это всего лишь суеверие? – не слишком уверенно проговорила я.

– Скажите это хозяину отеля, застреленному после того, как на одной из вечеринок за столом оказалось тринадцать гостей, – прошамкала дама, сохраняя британскую невозмутимость. – С тех пор в «Савое» на место четырнадцатого гостя сажают статуэтку кота по имени Каспар. Изящная работа из черного дерева. Ему повязывают салфетку и ставят перед ним блюда. А сегодня забыли… Уже и не припомню, чтобы в последнее время за столом собиралось больше десяти человек. Мальчики умирают на войне. Это страшнее суеверий.

Дама замолчала, и я снова разобрала шепот Агнес:

– Я приму душ и надену свою новую короткую комбинацию. Ты обязательно должен ее оценить. Дай мне ключ!

Блондинка и еще несколько постояльцев встали из-за стола почти одновременно. Молодой человек, которого Агнес называла Олли, продолжая улыбаться, рассеянно повернул голову, и наши взгляды случайно встретились. Меня учили не пялиться на незнакомцев, но почему-то в этот раз я не смогла удержаться. Медно-рыжими были не только его волосы, но и брови и ресницы, а россыпь веснушек на коже напоминала хаотичные брызги от упавшей кисти. В России мне не доводилось видеть таких огненных людей.

Улыбка Олли стала еще шире, и я смущенно улыбнулась в ответ.

– Нам пора, – заметила Катя, коснувшись моей руки.

Мы вернулись в номер, но что-то изменилось. Я никак не могла понять, что именно. Только с того дня меня стала преследовать обворожительная улыбка рыжего незнакомца.

Глава 3

Доктор Уэйд пригласил нас в гости в свою резиденцию в колледже Святого Иоанна. Мы приехали в Кембридж весной, когда всюду цвели вишни. Розовые лепестки и бежевые стены, воздвигнутые сотни лет назад, статуи королей и святых на башнях, взирающие на нас с высоты своего почтенного возраста, торопливая речка Кем, и на всём этом – отпечаток войны. На крикетных полях колледжей разместились полевые госпитали. В часовнях не прекращалась череда поминальных служб. В новой реальности больше не было места катанию на лодках, крем-брюле и майским балам, о которых с упоением рассказывал papa.

Но даже несмотря на это я сразу почувствовала, что колледж, возглавляемый доктором Уэйдом, – настоящий райский уголок. Через Большие ворота вы попадаете в Первый двор, окруженный зданиями разных исторических эпох. Самые ранние датируются XVI веком. Справа возвышается часовня, которую отстроили на месте средневековой во второй половине прошлого столетия. Между Первым и Вторым двором – Обеденный зал с готической крышей, сохранившей дух старой доброй Англии.

Второй двор, оформившийся на рубеже XVI-XVII веков, по праву считается самым красивым двором эпохи Тюдоров. Из него можно пройти в библиотеку и Третий двор, где также перемешалось несколько архитектурных стилей. Меня особенно поразили дома, выходящие на реку причудливыми голландскими фасадами.

Колледж Святого Иоанна – счастливый обладатель сразу двух великолепных мостов через Кем. Я больше полюбила мост Рена, с которого приятно любоваться изяществом моста Вздохов, соединяющего Третий двор с Новым и больше похожего на узкую крытую галерею со стрельчатыми окнами, как в древних соборах. Иногда мне казалось, что в решетках, вставленных вместо стекол, вот-вот заиграют призрачные цветные витражи.

Неоготический Новый двор оказался именно таким, каким его описывал papa. Построенный к середине XIX века, он стал первым крупным сооружением среди зданий университетских колледжей на западном берегу реки. Его сводчатая галерея с большими окнами показалась мне идеальным местом для прогулок.

Увы, Вере Алексеевне претила мысль, что ее несовершеннолетняя дочь будет окружена легкомысленными представителями противоположного пола, так что прогулки по угодьям мне разрешили только летом, когда студенты разъехались на каникулы, и в колледже остались лишь сестры милосердия и раненые солдаты. А до тех пор я коротала дни за чтением сказок Льюиса Кэрролла в доме моего будущего зятя.

Томас Уэйд оказался довольно замкнутым человеком со странно асимметричным лицом. Ему было немного за пятьдесят.

В первый же вечер maman сказала Кате:

– Ты ему понравилась. Уверена: скоро он сделает предложение.

Так и вышло. Через неделю нашего пребывания в Кембридже сестра уже была обручена. Вера Алексеевна и доктор Уэйд решили, что венчание состоится в конце лета, а до тех пор жених и невеста смогут лучше узнать друг друга.

Доктор Уэйд не настаивал на том, чтобы Катя сменила вероисповедание, однако вопрос венчания в англиканской церкви даже не обсуждался. До свадьбы сестра и я жили в соседних комнатах.

Резиденция главы колледжа располагалась севернее Третьего двора и представляла собой уютный двухэтажный дом с деревянными панелями, портретами и элементами декора времен Тюдоров, сохранившимися после разрушения северного крыла Первого двора. Я могла беспрепятственно гулять по саду, а из моей спальни открывался вид на реку и окна преподавательских комнат на другом берегу.

У доктора Уэйда имелись два лакея, экономка, кухарка и несколько горничных. Maman настояла на личной горничной, которая бы прислуживала ей и Кате. Я заявила, что в состоянии одеваться и причесываться без посторонней помощи.

Будущий зять с утра до вечера работал в своем кабинете или читал лекции. Время от времени к нему приходили студенты, которых он курировал, а на ужин иногда приглашались друзья – Уилфрид Кэннон и Джозеф Уолш. Вероятно, они были ровесниками, немного моложе Уэйда и гораздо привлекательнее, если говорить о внешности.

– Уилфрид Кэннон, профессор английского языка и литературы, – так глава колледжа представил нам высокого джентльмена с прямым носом и рыжеватыми седеющими волосами.

Мне показалось, что пристальные глаза Кэннона задержались на Вере Алексеевне несколько дольше, чем позволяли приличия. Второй джентльмен, кареглазый шатен, сдержанно кивнул, когда настал его черед быть представленным.

– Проктор Джозеф Уолш. Его мантия магистра гуманитарных наук может сбить вас с толку. Чтобы вы знали, проктор – это своего рода глава университетской полиции, он следит за порядком и дисциплиной в колледже, – улыбаясь, пояснил доктор Уэйд.

– Боюсь, моя младшая дочь способна доставить вам хлопот, – полушутя-полусерьезно заметила maman.

Я вспыхнула и до конца ужина вела себя подчеркнуто вежливо.

– Знаете, я слежу за событиями в России. И не только как человек, интересующийся политикой, – признался Кэннон во время второго или третьего визита. – У моей жены Мэри русские корни. Она жила в России, пока не получила в наследство от дяди поместье в графстве Мидлсекс. У меня холостяцкая квартира в колледже, а на каникулы я уезжаю к ней.

– Наверное, это тяжело – жить в разлуке, – с сочувствием произнесла Вера Алексеевна.

– Ничуть. С возрастом замечаешь, что семестры летят всё быстрее и быстрее. Александр Поуп был чертовски прав, говоря, что «сменяющие друг друга годы каждый день что-то крадут у нас, пока, наконец, не украдут у нас нас самих». Мэри не любит всю эту студенческую суету. Впрочем, иногда она приезжает погостить.

– А вы не женаты, проктор? – как бы невзначай поинтересовалась maman, и я подозрительно покосилась на нее.

– Нет, – мягким голосом ответил Уолш. – Пожалуй, я слишком ценю свою свободу.

Я хихикнула, не сдержавшись: попытка графини сосватать вторую дочь потерпела крах на первом же этапе. Вера Алексеевна нахмурилась, доктор Уэйд и профессор Кэннон с недоумением посмотрели на меня, а Уолш едва заметно улыбнулся. Неужели он разгадал тактику maman?