– А помнишь, как ты котенка спас с дерева? Он был напуган, взъерошен и истошно кричал, чтобы ему помогли. Ты тогда ничем от него не отличался, тоже стоял с выпученными глазами и с огромным желанием снять его оттуда. И полез. Конечно, сам свалился, так и не добравшись до котенка. Но твое огромное и доброе сердце не дало пройти мимо.

– Угу, – отозвался я, – помню, – и прижался еще сильнее к теплой руке мамы.

Она всегда приносила мне стакан молока и мое любимое овсяное печенье. Я шваркал молоком, откусывал печенье и уже забывал обо всем на свете. В те моменты мне было так спокойно. Никогда не забуду тепло маминых рук и вкус овсяного печенья с примесью соли от слез.

* * *

Я добрел до заброшенных домов. В полумраке они выглядели зловеще. Покосившиеся от времени ставни с облупленной краской, уже практически нет крыши и печная труба набекрень. Я поежился. Может быть, и не каждому человеку нужна свобода. Вот живешь ты, у тебя есть твой командир, и ты уже знаешь, как жить. А когда ты одиночка, то должен стать сам себе командиром, придумывать план действий, разрабатывать карты с маршрутами и в одиночку принимать решения. К какому классу я отношусь, пока непонятно. Я еще раз поежился и посмотрел на убогие дома.

Первый вариант я уже прочувствовал на себе, мой отец знатный командир и легко проложил нам с мамой карту жизни. Пора испробовать на себе второй вариант, и я уверенно шагнул, не забыв при этом сжать кулак.

Первая ночь прошла вполне сносно. Я спал, как младенец, мне снился сон, что я стою на сцене, в костюме, с бабочкой, что для меня совсем несвойственно. Я привык носить более расслабленную одежду, без официоза. И мне вручают награду за книгу, какую награду, я не запомнил, но отчетливо слышал, как зрительный зал взорвался в овациях.

Тут я подумал о доме. Представил, как мама нашла записку и расплакалась. А отец как всегда обзывался и орал. Мне стало тоскливо, я заметил, как по щеке потекла одинокая слеза. Но отступать было поздно, я не мог позволить себе такую роскошь, как вернуться домой и самовольно отдать себя на растерзание отцу.

Тем временем дома

Мама нашла записку, как я и предполагал. Села и заплакала, уткнувшись в листок.

– Как же ты, Андрюша, справишься один, – запричитала она. – Бедный мой, прости, что я не дала тебе жизни, о которой ты мечтаешь.

Разъяренный отец ворвался в комнату, вырвал из рук письмо, бегло прочитал:

– Ну и щенка ты воспитала, посмотри, что выкинул. Ничего, приползет домой как миленький, когда жрать захочет. Твое отродье.

И влепил пощечину жене с такой силой, как отбойный молоток расправляется со своей жертвой.

* * *

Целыми днями я сидел и писал. На пальце образовалась знатная мозоль, но я не обращал внимания на боль. Я сидел за столом и как одержимый перебирал исписанные листы, перечитывал, вносил правки или вовсе выбрасывал то, что мало походило на приличный кусок книги.

Через пять дней я понял, что у меня закончились все продукты и пора что-то придумывать. Тем более у меня появилась напарница, которой пришлось подавать завтрак, обед и ужин. А я был не против, зато не одинок. Мышь оказалась прекрасным слушателем и благодарным читателем, вечерами после ужина мы устраивались около печки, и я зачитывал отрывки из своей книги, а она восторженно издавала писки.

На следующий день я поплелся на рыболовную станцию. Устраиваться грузчиком. Меня без особых проблем взяли, работать никто не хотел. Погрузка и разгрузка рыбы считалась уж очень тяжелой и вонючей работой, но мне не привыкать. Платили мне копейки, но я спокойно смог теперь прокормить себя и свою напарницу. Ранним утром я приходил, работал по четыре часа сменами, отоваривался продуктами и шел домой. Спал пару часов, готовил и садился писать.

Писал я в любую свободную минуту, поэтому за месяц смог закончить книгу.

А однажды произошла встреча, которая была точно неожиданная. Да я бы даже сказал, нежеланная: я увидел отца.

Я направлялся на почту, отправить рукопись в издательство. За время отсутствия дома я заметно возмужал и окреп, на животе легко можно разглядеть кубики на прессе, а руки украшали округлившиеся бицепсы. Работа на станции стоила мне огромных усилий. Однажды я корячился с посудиной, доверху набитой рыбой, мое лицо покрылось потом, руки тряслись от тяжести, но я продолжал ее нести. На середине пути упал и почувствовал резь в спине, которая заставляла вертеться меня, как ужа. Я сорвал спину.

Вообще, жизнь одинокого командира поднакинула мне прилично возраста. У меня появилась щетина на лице, загар и ветер подарили морщинки вокруг глаз и на лбу. Руки огрубели, покрылись мозолями и язвами от постоянных ударов и порезов. Теперь мне явно можно смело дать лет так тридцать.

По дороге я встретил своего отца. Идешь спокойно по улице, думаешь о том о сем и видишь знакомую фигуру, которая вроде уже и стала чужой. Он меня сразу заприметил, вытаращил на меня глазенки и, пока мы сближались, пепелил взглядом издалека. Мы поравнялись. В одно мгновение мне показалось, что он сейчас расплывется в улыбке и обнимет меня. От этих мыслей мне стало так тепло, что на моем лице просияла улыбка.

Отец прищурил глаза, на лице появился оскал, обнажились передние зубы.

– Щенок! – процедил он.

Я остановился как вкопанный, от неожиданности слова застряли в горле. Я обернулся и смотрел на удаляющуюся фигуру своего отца. Тогда я не знал, что это встреча станет последней. Он выглядел понуро. Грязная футболка, покрытая пятнами от машинного масла, штаны не по размеру волочились следом, на лице красовалась длинная борода, волосы были взъерошены и просились их расчесать. Мне показалось, что он даже стал меньше ростом или я стал выше, не могу ответить точно на этот вопрос.

После отправки письма я выживал как мог. Работал в разных местах, брался за любое дело, которое может меня прокормить.

Через месяц я услышал долгожданный скрип калитки. Почтальон равнодушно поднял крышку почтового ящика, опустил что-то и с грохотом закрыл. Знал ли он, что принес письмо будущему писателю? Думаю, что нет.

Я быстро оделся и побежал навстречу счастью, даже не успев обуться. От волнения письмо выпадало из моих рук, я не мог долго его открыть и наконец, когда унял дрожь в руках, смог его прочитать.

К сожалению, почтальон наглым и беспощадным образом перепутал адрес, а я в приступе страха и волнения вовсе этого не заметил. У меня увлажнились глаза от обиды, и я обреченно, еле перебирая ногами, понес письмо нужному адресату.

Прошло два месяца, от издательства ни слуху ни духу. Молчание – тоже ответ, который с прискорбием я принял. За это время я продолжал работать в том же темпе. Утром уходил на заработки денег для себя и своей напарницы, а вечером не покладая рук писал. Пальцы я замотал в бинты, потому что мозоли никак не проходили, а только увеличивались, стали все больше напоминать воздушные шары. Пришлось их проколоть и замотать, чтобы они быстрее зажили.

Воспоминание

Мама как обычно занималась огородом и скотиной. Она возилась на грядках, полола сорняки и поливала будущий урожай. На голове был повязан грязный от земли платок, из-под него выбивались пряди седых волос. Лицо безжалостно покрыли морщины, засечки прожитой жизни, губы потрескались от ветра. Длинная юбка была порвана, ватная безрукавка, искусанная молью, выглядела уже безжизненно.

Я не выдержал.

– Мама, – завопил я и побежал что есть мочи.

Она не успела опомниться, а я уже повис на ней, крепко обнимая.

– Андрюша, – взвизгнула она и прижала меня к себе.

В тот момент я не почувствовал тепло тех самых рук из детства, а ощутил только запах перегара и спирта. Я невольно отшатнулся от нее. Моя мама никогда не выпивала, даже в самых тяжелых ситуациях. Я поднял на нее глаза и ужаснулся. На лице красовался иссиня-кровавый подтек, видно, что свежий.

– Мама, что происходит?

Она рассказала, что отца уволили с работы и жизнь пошла под откос. Он стал пить больше, а соответственно, и бить больше. Мама не заметила сама, как начала выпивать вместе с мужем. Сначала просто, чтобы забыть весь ад прожитого дня, а потом и вовсе вошла во вкус.

Я стоял и плакал, как маленький мальчишка.

– Собирай вещи и пошли жить со мной, – приказал я командирским тоном.

Мама потупилась, опустила глаза.

– Я не пойду, он без меня пропадет!

– А ты с ним не пропадешь? – проорал я.

– Пусть уж вместе это случится, – пробубнила она.

Из дома выбежал лохматый мужик с топором.

– Я сейчас прикончу тебя, ублюдок. Вся жизнь из-за тебя пошла наперекосяк.

Когда я остановился уже далеко от дома, до меня наконец-то дошло, что тот лохматый мужик был моим отцом.

* * *

Я отправил еще одно письмо. Наконец-то, через месяц почтальон опустил в мой почтовый ящик ответное письмо тому адресату. В нем был ответ издательства, что готовы напечатать мою рукопись и нужно заключить договор.

Через два месяца книга поступила в продажу в этот огромный мир. За это время я получил свой первый гонорар, купил компьютер, приличный костюм и перебрался жить в город.

Теперь мое утро начиналось с разбора почты. Ведь за это время мне каждый день приходили десятки писем с рассказами о похожих судьбах, и в каждом письме было два вопроса:

– Как пережить одиночество?

– Как не сломаться и не отступить от своей мечты?

Я прилежно и подробно отвечал на каждое послание, ведь прекрасно помню, как мне было одиноко и трудно без поддержки.

Чуть позже меня пригласили на литературный вечер, где собирались вручить премию как самому продаваемому молодому автору. Помню, в тот день светило солнце, мне принесли приглашение на вечер, я перечитывал его снова и снова, нет ли здесь какой ошибки, слезы не хотели заканчиваться. Напротив, сидя в клетке, одобрительно попискивала моя напарница.

Я отослал два пригласительных родителям. Мне хотелось, чтобы мой отец наконец-то был горд за меня. Я был уверен, что время, которое прошло, стерло между нами все обиды и предрассудки прошлого.

На сцену я поднимался уверенной походкой, в черном смокинге, белоснежной рубашке и бабочке, которая того и гляди может упорхнуть от радости. Но причудливая копна рыжих волос выдавала того самого мальчишку из детства. Я не помню, что говорили на сцене, наверное, хвалили.

Мои глаза все время выискивали две знакомые фигуры в зале, но я лишь наткнулся на два одиноких кресла, которые так и остались пустыми. Они не пришли.

Я стоял на сцене, слегка краснея от своей протяжной речи, заикание любую речь делало длиннее в два раза. Зал аплодировал, а я стоял и благодарил себя:

– Молодец ты, Андрей. Не предал свою мечту и сумел стать самим собой.

Стал полноправным командиром своей жизни.

* * *

Пожилая женщина сидела на выцветшем диване, на котором от времени стерлись все краски, одинокая лампа на столе излучала тусклый свет. Она сгорбилась, чтобы легче различать написанные буквы, по щекам бежали слезы. Женщина читала книгу о непростой судьбе мальчишки, который мечтал, что станет писателем.

Ее муж лежал на диване в дырявой футболке, с бородой до пупка, в которой поселились крошки, и орал что есть мочи:

– Пригласительные прислал, вот щенок!

Повелитель душ насекомых

Преследуй мечту, чтобы мечта не преследовала тебя.

Алан Фицджеральд

Пролог

Июнь. Пронзающая жара стоит уже несколько дней.

По радио трубят:

«Установлен новый температурный рекорд, запасайтесь водой, надевайте головные уборы и без надобности не выходите из дома».

А у меня как назло запланировано то самое важное дело. Мне придется вылезти из прохладного потока, который производят вентиляторные лопасти. Я неспешно достал из холодильника воду, чтобы утолить нескончаемую жажду, открыл ее и замер…

Я забыл положить в рюкзак сачок. В этот день я собирался отправиться в пустыню на поиски золотого скарабея, редкого жука, для своей коллекции.

Но мне и в голову не могло прийти, что я больше никогда не вернусь домой.

В поисках золотого скарабея

Я обычный доцент кафедры биологии. Никаких выдающихся открытий за всю свою жизнь не совершил, как ни лез из кожи вон, ничего у меня не получилось. Не отличаюсь запоминающейся внешностью, только если очки с линзами, как у лупы. Иногда мне кажется, если я попаду на необитаемый остров, то с помощью них с легкостью разожгу костер. Зато у меня в очках огромные глаза, тоже шарм придает, не знаю, девушкам нравится. При встрече всегда делают комплименты моим глазам, но меня это не беспокоит. Ведь меня совсем не интересуют женщины. Как бы удивительно это ни звучало, но да, так и есть, ни капли они меня не интересуют. Были скромные попытки увлечься дамой с моей кафедры, но так ничего и не получилось. Однажды на встрече, пока она без умолку трещала о своей сестре, которая никак не могла выбрать платье на свадьбу, я задал только один вопрос:

– Разве это настолько важно?

И уснул после того, как она продолжила рассказ о важности такого дня для женщин. После моей никчемной выходки со мной перестали общаться, а при виде меня ускоряли шаг. Каждый раз она закатывала глаза и задавала вопрос:

– Выспался?

Меня это никак не беспокоило, я проходил мимо, не выдавая никакой реакции. Мое лицо предательски не хотело выдавить хоть улыбочку, поэтому я оказался черствым сухарем.

Я меланхолик, люблю одиночество. Всего-то. Вот так возвращаюсь к себе домой, включаю музыку и в такт ей уношусь в мир, который меня увлекает. Но обо всем по порядку, не думаю, что в этом деле нужно торопиться.

У меня есть увлечение. Думаю, я не открыл новый мир, у каждого есть хоть какое-нибудь занятие, но у меня оно странное и даже пугающее для обычного человека. В моем доме ни разу не было гостей. Ведь весь дом у меня увешан коллекцией жуков. Кому это понравится? Вот если бы ты, дорогой читатель, увидел это сейчас, ты бы покрутил пальцем у виска и сбежал бы от меня куда подальше.

Я собиратель душ насекомых. Каждая душа висит в отдельной рамке с историей, как и где была поймана и чем она ценна. Я даже больше скажу: у каждой души рамка своя, под цвет самого насекомого, которым оно хвасталось в природе.

Приходя вечером домой с кафедры, я первым делом иду здороваться со своими душами. Иногда мне кажется, что они отвечают мне взаимностью. Коллекция – целый мир, который мне заменил женщин и друзей, я провожу с ней все свободное время, читаю им книги, включаю музыку и стараюсь всячески развлекать, чтобы им не было одиноко. Но тайно я мечтаю встретить такого же ценителя этих душ.

В тот день я запланировал охоту на редкий вид жука, золотого скарабея. Еще никому не удавалось его поймать, даже увидеть. Хоть одним глазком посмотреть бы на это чудо. О нем ходят легенды, увидеть его можно только ночью, когда на небе появляется первая звезда. Тогда скарабей выбирается из своего логова, чтобы посмотреть на ночное небо, в этот момент у него меняется цвет крыльев. Самое удивительное, каждый день новый цвет. Как радуга, скарабей ловко манипулирует своей внешностью. Я бы был счастлив его увидеть, а если бы мне удалось его поймать, то всего скорее я бы получил премию, как самый ловкий охотник и богатый владелец души скарабея, даже бы не поленился сделать разноцветную рамку под каждый цвет крыльев.

Я подготовил все самое необходимое для охоты. Собрал рюкзак – надо брать минимум вещей, потому что под тяжестью в пустыне тебя безжалостно будет засасывать песок. С каждым шагом тебе будет труднее пробираться к месту, поэтому ты должен быть легким и юрким. Взял воды, пару пачек крекеров, сачок и бинокль. Мне бы не хотелось умереть с голоду, если я все же увязну в песке, мне нужны будут силы для борьбы с ним.

2 3 4

Стандарт

(2 оценки)