На малолетки я видела только один раз, как опустили девку, позже вторым сроком видела больше, но об этом напишу позже, а пока расскажу, как одна пафосная, охуевшая девка пополнила список опущенных. Была такая краля, которая грелась со свободы, чуть ли не каждый день, ну и соответственно выебосов с неё пёрло от ушей, в хуй ни кого не ставила, из зечек и думала, что за бабосы можно жить припеваючи, ни хуя… Оксана была ковырялкой, и что-то там у них не срослось со своей половиной, какой – то рамс, суть не в этом. Было лето, мы ещё доучивались в школе, и вот прибежала её коблиха прямо в школу, нассала в кружку и при всех облила Оксану мочой, прямо в неё мерзопакостное ебло. Всё, бля, пиздец, приехали. Ту в карцер, эту к психологам, она боялась выйти в отряд и её спрятали в санчасть на пару месяцев. Вот как то так бывает! Живёшь сука, выёбываешься и не знаешь, откуда прилетит!
Про другую слышала, но не утверждаю, её опустили на тюрьме, за её преступление, спросили по полной, отправили на парашу и заставили катать шарики из дерьма. Это было не на моей тюрьме, поэтому не могу сказать, правда, или ложь, но прогон приходил за неё, преступление у неё действительно было страшное и жуткое.
Позже я Вам расскажу про свой второй срок, сколько их встречалось на пути, но это совсем другая история…
В санчасти на малолетке работали две зечки, которые не поднялись на взросляк, а остались жить и досиживать свой срок при зоновской больницы. Конечно, помимо них были специалисты со свободы, но всю грязную работу приходилось делать им.
Адаптация по здоровью другого региона приходилась для всех очень тяжко, плюс нехватка витамин, ужасная вода, климат. Всё в кучу приводило к тому, что вся зона болела стрептодермией, это было просто ужасно, она не щадила ни кого, ни блатных, ни голодных… Гнили руки, ноги, гнило всё… Очередь в санчасть была большой каждый день. Девочкам приходилось терпеть, то, что с нами делали, мазей не было, нам заматывали бинтами руки и ноги, опускали всё это в хлорку, и когда это всё высыхало, нам сдирали засохшие бинты и если гнойные раны не сдирались, их срывали деревянным шпателем. Боль не выносимая, но мы терпели, кто как. По истечению полгода организм привыкал к климату, и вроде как всё это проходило, но не у всех и не всегда…
Не помню уже, лежала ли я в санчасти на малолетки, но, кто там лежал, тот отдыхал от всей суеты и движухи в зоне. Свой второй срок я часто лежала в санчасти на взросляке, но не для отдыха, лежала и умирала, спасали, как могли, позже обязательно напишу об этом…
Просидела достаточное время и в середине срока представляете, в лагерь приезжает деваха с моего города, с моего бля города, я так была рада! Ольге говорю, что в любом случае мы Нюру заберём к себе в проходки, иначе быть не может, она одна единственная моя землячка! Сука была бы она ещё поумнее тогда и не порола косяков, но это другая история, под конец моего срока Нюра-доча разменяется на других блатных, к великому сожалению я захочу её завалить, но не буду этого делать, а буду ждать на свободе. А на свободе, я её прощу, и волею судьбы нам придётся встретиться вторым сроком на взросляке… Сейчас после стольких лет мы до сейх пор с ней общаемся, она переехала в другой город, вышла замуж, родила троих сыновей, в общем, всё как у людей. И для меня она не последний человек, хоть мы и не видимся, но я её люблю по своему, потому, что это моё прошлое, хорошо хоть не пошлое. Залезу немного вперед, когда я приеду на взросляк, я ахуею от того, что Нюрка хуй знает, кто. То ли кобёл, то ли ковырялка, ржала я конечно и ржу до сейх пор, а чё вы, когда освобождаетесь замуж выходите?!
Чё пальцы не?!
Не катит?!
Вот и я говорю, мужиков надо любить!
Нюра, доча прости!!!
Меня как всегда улыбнуло!!!
Вот уже больше двадцати лет вспоминаю девочку, которая работала на кухне в столовой, имя, к сожалению не помню. Она была детдомовской и её всегда жалела вольная повариха. Тётя Таня вообще всех жалела, кажется, она даже после освобождения забирала многих девчонок к себе жить, если им было не куда ехать. Семья у неё была из верующих и по выходным они приходили типа с собраниями, как волонтёры, приносили девчонкам гостинцы. На собрания в основном ходили девочки, у которых не было поддержки со свободы.
Девчонка кухрабочая всегда приходила после отбоя. Поскольку я не ела баланду, то по честному скажу, жрать хотелось всегда, но я научилась этого не замечать. В одну из ночей, когда мы уже легли спать, пришла эта девчонка с работы с гостинцем от тёти Тани на всю секцию, она принесла целый пакет оладьев посыпанных сахаром… Сука, я в жизни больше ни ела таких вкусных оладьев и теперь, когда я стряпаю оладушки и макаю их в сахар, я всегда вспоминаю ту ночь и самые вкусные оладьи на всём белом свете… Спасибо…
Теперь, когда я стала взрослой, самостоятельной и вольной, когда я начинаю охуевать – это не хочу, то не буду, то я сразу себя осекаю и говорю: "Вспомни Наташа, как ты мечтала о жареной картошки или просто о тех оладьях?!"
Я спускаюсь на землю и живу так, как живу – счастливо и свободно…
Мы ехали в воронке по незнакомому городу в суд, нас было много, собрали со всех отрядов тех, кому было положено УДО и тех, кто его заработал. Сердце билось так громко, что мне казалось, оно выпрыгнет на любой кочке по неизвестной дороги…
Так получилось, что я попала под замес УДОшников, то ли фортуна была на моей стороне, то ли судьба играла со мной…
В конце августа нас начали тусовать по отрядам и те, кто переходил в 11 класс, попали в первый отряд. Начальница отряда была самоуверенная не плохая карьеристка и в своём отряде делала так, как она захочет. Пересмотрев все дела новеньких и тех у кого уже давно подошло УДО, но по какой то причине эти зечки находились в лагере, всех захуярила на УДО. Когда ей напомнили, что моя начальница зарубила мою свободу, то она дала понять им, что здесь в своём отряде решает всё она. До её плана не хватало трёх человек, я попала в эту тройку…
После суда по факту нас должны были держать не более 10 суток в колонии, но так получилось, что в колонии не было средств на отправку нас домой и мы, будучи уже свободными людьми просидели намного дольше, в школу уже не ходили, в столовку тоже, на просчёт не вставали, но до сейх пор находились в неволи…
Мне исполнилось 17 лет и через четыре дня, меня освободили совсем неожиданно, так в ожидании и неизвестности у меня первый раз посидела голова…
Как возвращалась домой, плохо помню, но хорошо запомнила одну станцию, где наш вагон стоял всю ночь в ожидании, когда его прицепят к другому поезду. Это была самая длинная и беспокойная ночь в моей жизни…
Я возвращалась домой, меня не ждали, но я знала, что брат уже на свободе, его я не видела больше 5 лет…
О проекте
О подписке