Случилось то, чего Настя никак не могла ожидать, даже в самом кошмарном сне. Ее едва не срезали на третьем туре. А ведь третий тур – это самое важное. Какое значение имеет письменный русский, количество диоптрий или даже удачная пантомима, если по основному предмету ты летишь, и летишь с треском, как громадная фанера над известным городом?
Гражданка Порываева, избалованная вниманием соседей и друзей, гордо выехала на своем стальном чуде перед матерыми цирковыми волками. Выкатилась, чтобы навсегда распрощаться с мечтой.
– Это что, велосипед? – с тихой брезгливостью спросил коротконосый экзаменатор, моментально погасив весь ее гонор.
– Ну, ничего, пусть покатается, – разрешил мужчина с седой львиной шевелюрой и протяжно зевнул в кулачок.
Некоторое время в девочке боролись два желания. Первым желанием было бросить все, немедленно удрать и кинуться в Днепр. Вторым, столь же рациональным желанием было поднять велосипед за седло и шмякнуть человека-льва по башке. Чтобы прекратил зевать.
Но она удержалась. Непостижимым образом сумела не заплакать.
– Какой у вас проходной? – спросил длинноносый профессор, после того как Настя откатала свое примитивное выступление. – Оценки за школьные экзамены какие?
– Обе пятерки.
– Хм… и сочинение? Вот как. – Длинноносый быстро переглянулся с коротконосым, затем они вместе посмотрели на женщину во главе парчового стола.
Абитуриентка дышала, как пробитый паровозный котел. Что забавно – ухитрилась не выронить ни один из своих волшебных предметов и только раз коснулась ногой земли, когда задирала переднее колесо, крутясь на заднем, маленьком. Настя на них так разозлилась, что почти не нервничала.
А может, они именно этого и добивались?
– Вам знакомо понятие «меланж-арт»? – осведомился «лев». – Нет? Это именно то, чем вы пытаетесь заниматься. «Меланж-арт» – это набор трюков из разных жанров, никак не связанных между собой. До второй мировой было несколько артистов, которым это блестяще удавалось. Но это были всесторонне талантливые люди. Я подчеркиваю – все-сто-рон-не! Если вы беретесь повторять чужие опыты, то хотя бы подражание доведите до совершенства…
– Позвольте, коллега, – вмешался коротконосый. – Согласитесь, прежде всего, мы видели неплохую фигурную езду…
– И попытки силовых трюков, – ядовито вставил «лев».
– А знаете, я сразу вспомнила Шабаева, – мечтательно перебила главная дама. – Ведь он первый, кажется, балансировал на лбу перш с партнершей и кружил при этом на велосипеде?
– Надо делать что-то одно, но на «отлично», – уперся мужчина с гривой. – Если нет эффектного жон-гляжа, то лучше его не добавлять… Девушка, кто с вами занимался?
Экзаменаторы продолжали спорить между собой. Казалось, они напрочь потеряли интерес к абитуриентке.
– Координация слабая…
– Уровень школьной самодеятельности…
– Допустим, вы правы. Допустим из этого что-то можно сделать, – тряс гривой «лев». – Скажем, копф-штейн при такой качке исключен…
– Скажем, для начала стоит посадить в седло парня, а не девушку, – ядовито заметила спортивного вида дама, задрапированная в пестрый платок. До того дама помалкивала. Но когда открыла рот, все притихли.
– Зинаида Аркадьевна, вы хотите сказать, что номер может быть принят как базовый? – спросила главная дама.
– Я хочу сказать, что не стоит забывать, где мы находимся. Это прием, а не выпускной, – сухо произнесла спортсменка в платке. – На мой взгляд, баланс в ручной стойке вполне возможен, и стойка в раскачке… но надо работать. А не рассуждать.
…Когда на стенде вывесили оценки по профилирующему предмету, Настя все равно не сомневалась, что там, по крайней мере, четверка. Но там красовался зловещий «трояк». Как приговор, как шмяк молотком по темечку, как крушение всех надежд.
Спас пресловутый «средний балл». Отличные оценки по школьным предметам и четверки в первых турах вытянули требуемое «очко». Двадцать один балл, знак судьбы, число удачи.
– Приняли! Приняли! Аааа! – Всю обратную дорогу тетки танцевали попурри из клезмира, джиги и казацких плясок.
– Вот так, Порываевы – это вам не фунт изюма! – неизвестно кому грозил слегка нетрезвый папа.
– Дело слишком серьезное, чтобы в такой день работать! – постановил дядя Миша, запер гараж и принялся угощать всех проходящих изумительным самогоном.
– Ну… я все сделала, что могла… – туманно выразилась мама. Было непонятно, то ли она сделала все, чтобы преградить ребенку путь на арену, то ли наоборот.
Когда родичи побывали в общежитии, где дочери предстояло провести четыре года, энтузиазма у них поубавилось.
– Звонить ежедневно. Мыть руки до и после. Ни с кем особо тут! – категорически распоряжались взрослые Порываевы. – Посуду отдельно. Конспекты беречь, все записывать. Питаться горячим. На соседей мы еще посмотрим.
Соседями по этажу оказались люди замечательные. Не рассказать о них – значит, и на километр не приблизиться к истинной атмосфере заведения. Во-первых, с первого дня каждый занимался тем, что придумывал свой коронный номер. По коридорам день и ночь метались жонглеры, они подбрасывали все, что можно подбросить. В кухнях, помешивая жидкие бульоны, состязались эстрадники. Будущие клоуны беспощадно преследовали соседей даже в туалетах. В холле второго этажа среди ночи строили акробатическую пирамиду. С третьего этажа зимой и летом доносились душераздирающие стоны – это упражнялся духовой оркестр.
Любимый всеми фокусник непрерывно воровал и возвращал самые нужные предметы. Он не признавался, кто научил его так ловко извлекать кошельки из карманов, но соседи по этажу и так догадывались. С ростом мастерства объем похищенного возрастал. Стали исчезать полные бутылки и блюда с салатом, прямо во время вечеринок. Ненормальные эксцентрики и ребята из силового шоу на ходулях подкрадывались к окнам женских комнат второго этажа и делали ласковое «ку-ку»…
Скучно там не было. Ни дня.
– Эквилибристика… как вы это понимаете? – спортивная Зинаида Аркадьевна перемещалась по аудитории стремительно, успевать за ее мыслями могла лишь стенографистка со стажем. – Это цирковой жанр, исторически сложившаяся группа номеров, эстетически близких между собой… Порываева, что является главным в нашем жанре?
– А… эээ… равновесие!
– Однозначно. Пишем, пишем, чего вы уставились на меня? Главным признаком жанра является сохранение исполнителем равновесия при неустойчивом положении тела… Что я от вас хочу? – неистовая Зинаида куталась в платок, щелкала пальцами от переизбытка эмоций. Теория ее невероятно утомляла. – Я хочу, чтобы вы не отделяли цирк от жизни, от истории. Корни любого жанра родились из культовых обрядов, из ремесленных навыков… Все, чем мы занимаемся, основная линейка номеров – имела когда-то прикладное значение. Порываева, перечислите нам основные жанры.
– Гимнастика, дрессура, эквилибр, иллюзия, клоунада, акробатика, жонглирование…
– Плохо. Забыли атлетику. – Зинаида всегда оценивала ответы студентов словом «плохо». Особенно пристрастно она относилась к тем, кого ей пришлось «защищать» на вступительных. – Итак, идем дальше… В эквилибристике мы можем отметить более десяти жанровых разновидностей. В акробатике – их больше тридцати… Что вы уставились на меня? Писать не умеете?!
Часто говорят, что первый год учебы в любом заведении – полон кошмаров. Для Насти год пролетел легкой тенью, веером порхающих бабочек. Здесь не встречалось неинтересных занятий или неинтересных людей. Здесь встречалось множество людей больных, в лучшем смысле этого слова. Лекции читали мастера, которым в свое время рукоплескали Париж, Токио и Лондон. Со второго семестра начались мастер-классы, и пот полился рекой. Внезапно оказалось, что слабые стороны студентки Порываевой можно обернуть в сильные.
Ее внешняя фактура не вписывалась в рамки – и это было хорошо.
Ее наивная улыбка и чересчур открытая, оглушительно-открытая манера поведения уже не раздражали педагогов, потому что… потому что, как можно копить раздражение на тучи или на дождь? Это явление, против которого бесполезно восставать. Против явления под именем «Настя Порываева» восставать тоже оказалось бесполезно. Кому-то было трудно. Кто-то уставал, злился на себя, страдал от травм и неудач.
Настя наслаждалась своей новой семьей.
А потом ее нашел Марк.
Бывший майор Коваленко раскачивался на табуретке и учил лейтенанта Кушко жизни. Паша размахивал вилкой с соленым груздем. В другой руке бравый кооператор цепко держал стакан. Лейтенант Кушко понуро ковырялся в стожке кислой капусты.
– Слушай сюда, – плевался Паша, – могу сдать тебе свои дела. Под меня менты давно копают, я валю домой. Две машины на «материк» отправил, хату купил, пора… Сможешь достать в Москве кассеты «сони»? Если нет, я тебе дам канал. Костика знаешь, прапора с вещевого склада? Познакомлю. За кассеты он даст тебе «афганку», форму новую. Форму можешь сливать прямо здесь или летчикам. Смотаем на мотоцикле, вечером… Смотри только, с железом не связывайся, сам на этом попал, потому и на крючке.
– С железом? – слегка протрезвел Сергей.
– Ну да. Никаких патронов и прочего. Когда они меня вычислили, я на лодке в озеро уплыл и патроны, и оба обреза утопил, от греха…
– Не буду я спирт продавать, подсудное дело, – уперся Кушко. – И форму ворованную продавать не буду. Ты не обижайся, дело не в моралях. Просто не смогу. У меня рожа такая, как что схитрю – за версту видно.
– Да я не обижаюсь. – Собеседник опрокинул в себя очередную дозу. – Тогда вот что… давай с нами из Москвы товар гонять. Настоящий товар, шмотье всякое, шоколад там… Если в дело войдешь, нам больше скидку дадут. Да и спокойнее втроем.
Сергей представил, что скажет Лера, и поежился.
– Слушай, бабла насосешь, мигом шелковая станет! – непостижимым образом угадал его мысли майор.
Но бабло упорно не шло в руки.
После третьей ходки случился совсем уж гадкий инцидент. Сергею как раз показалось, что птица удачи застряла в кустах где-то неподалеку. Закупленные по дешевке просроченные польские консервы шли «на ура», и убогие картонные кроссовки, расползавшиеся по швам, кое-как распродались, и даже сдвинулись с мертвой точки проклятые сумки…
И тут пришла жена.
Явилась туда, куда по всем законам физики и политической географии являться ей никак не следовало, – прямо на стихийный рынок, бурно шумевший за зданием военторга.
– Так вот он где, – произнесла она голосом одновременно плаксивым и грозным. – А я поверила, что он только привез, сдал и не имеет с ними дел. А он с ними заодно…
В лучших традициях американских индейцев Валерия почему-то стала общаться с мужем в третьем лице. Не закончив фразу, она развернулась и гордо отчалила, оставив Сергея краснеть. Соседи по прилавку притихли, не зная, как реагировать. Вечером, вернувшись домой, Сергей с трудом выпросил прощение традиционным и прежде безотказным способом. Но даже после бурного интима проблема никуда не делась.
И он снова покатил в Москву…
– Ну что, в добрый путь? – голосом Вицина просипел Паша Коваленко, когда друзья утрамбовали сумки и заперли двери купе. – Серега, наливай. Чо такой кислый?
– Мужики, не могу я больше. Не мое это…
– Не твое? – скривился бывший майор, деловито кромсая сало. – А что твое? Стенгазеты рисовать? Видал я – красиво у тебя выходит… Только газету на хлеб не намажешь.
– А может, на танцах с девками трястись – твое? – подмигнул бывший прапорщик. – Брось, все образуется. Россия не погибнет. Слыхал новый анекдот? Встречаются двое «новых русских», таких, ха-ха, вроде нас… Один говорит – возьмешь у меня вагон мармелада? – За сколько? – да за сто миллионов? – Возьму, не вопрос. – Ну, я пошел искать мармелад…
– Да отстань ты со своим мармеладом, – не сдержался Сергей. – Мужики, заколебало меня у лотка стоять. Перед друзьями стыдно… и не получается ничего.
– Чего у тебя не получается? – удивились товарищи. – Ну, прогорели маленько со сливками, так это ж бизнес.
– Да не в сливках дело. – Сергей отодвинул водку. – Пятый раз еду, ноги стоптал, а должен денег еще больше, чем вначале. Ни хрена заработать не могу. Не мое это, не нравится столбцы эти писать, каждый рубль учитывать! Была тысяча на руках, а теперь и сотни нет, все вбито в барахло, никому не нужное…
– А ты как хотел? – Прапорщик извлек замусоленную тетрадь. – Мы ж вроде договорились. Вот поднакопим – откроем вместе видеосалон, как Ашот. Вон у него дела как идут, народ валом прет!
– Ага, и кино одно и то же! – хохотнул Коваленко. – «Греческую смоковницу» крутит, и больше ничего не надо. Мы тоже порнуху поставим, и привет. А потом второй салон откроем, магазин свой… Ты выпей, она, проклятая, завсегда поможет!
– Лучше я спать пойду, – вздохнул Кушко.
Но уснуть он не мог еще долго. Ворочался, считал полустанки, слушал пьяное бормотание соседей. Как будто чувствовал, что главная беда ждет впереди…
Беда не заставила себя ждать. Едва промерзший автобус зарулил на бензоколонку, как рядом притормозили две мятые «бомбы» – «БМВ». Из передней машины вылез невысокий щуплый мужичок с лицом грустного кенгуру. Компанию ему составили трое типов, которых сразу, не изучая документов, хотелось вернуть в тюрьму. Еще двое вышли из второй машины, но остались стоять на улице. Щуплый был одет в строгий простой костюм, он совсем не походил на мафиози.
– Плохо дело, – выругался Коваленко. – Слыхал я, что пустые ведра на этой трассе начали продавать, но не гадал, что на автобус целый замахнутся…
– Это как, пустые ведра? – не понял Кушко.
– А так. Стопарят фуру, когда за товаром идет, и водиле предлагают купить пустое ведро. Знают, что с деньгами едет. Не купишь – убьют…
Мужчина в строгом костюме тем временем о чем-то пообщался с водителем. Тот посерел, бросил заправочный шланг и пошел открывать двери. До этого, во избежание всеобщего окоченения, двери были заперты.
Дизель тоже не выключали, даже на время заправки, печки едва справлялись с осенней сыростью.
– Добрый день. – В клубах пара на переднюю площадку взобрался верзила со скошенным носом. – Тут такое дело, землячки… Короче, дорога теперь платная. Наши пацаны сели, надо выручать. Давайте скинемся по двести, и разбежались.
О проекте
О подписке