– А ты знаешь, что такое жить в вечном страхе? В страхе перед приездом мужа из мест, куда он поехал «по делам», – она сделала пальцами характерный жест кавычек, – когда ты всегда уверена, что он приедет поддатый. И каждый раз у тебя внутри начинает сводить кишки. И это чувство поднимается всё выше и выше, пока не начинает душить тебя, – и она двумя руками схватило свое горло. Сделав паузу и ухмыльнувшись, она продолжала:

– А ты знаешь, что такое жить с мужем, которому ты не можешь доверить детей? Ты не можешь положиться на него. Ты не знаешь, что еще он может вытворить и в какую заварушку попасть, – она подошла к шкафу и налила себе рюмку коньяка, стоявшего, как «лекарство на всякий случай».

В комнате повисло молчание и аромат благородного напитка.

– Короче, это не жизнь, подруга, это энергетическая каторга, – грустно улыбнувшись сказала Анна и залпом выпила согретый в руках божественный нектар.

Не моргающими от замешательства глазами, Жанна смотрела на Анну.

– Почему ты никогда не рассказывала? – тихо прошептала она. – В компании он всегда был таким классным, веселым, свойским. Ну да, подшофе, ну на то это и вечеринка, чтоб накатить. А когда мне мать надо было ночь-полночь с дачи в больничку в город везти, помнишь? Если б не Мишка, она б концы там кинула, – у нее никак не укладывался в голове тот образ, что нарисовала Анна с ее личными впечатлениями от мужчины.

– В этом то и проблема, – фыркнула женщина, – супер-пупер для других, а для семьи – ноль без палки.

И вдруг Жанна засмеялась:

– Помниться у бабушки была соседка тетя Паша, муж ее был дядька с руками, но периодически прибухивал. Трезвый был мужик, как мужик, но как назюзюкается, хавайся все живое. Гонял всех, начиная от гусей и уток до жены. Матюгается, дубасит ее на глазах всех соседей, та орет в голос, типа помогите – спасите. Соседи зовут полицейского, тот приедет, пытается разбушевавшегося забрать в каталажку, а тетя Паша бросается с кулаками на участкового, зачем «изверг» лишает ее кормильца. Тот отмахнется и уедет.

– Ну а что она, забрали бы его, да отдохнула бы пару неделек, – предположила, улыбаясь Анна. – Ну, благо, у нас до рукоприкладства не доходит. Хотя, иногда желание запустить чем-то имеется, нет человека – нет проблем, – Анна уже чувствовала себя спокойнее, байка про тетю Пашу позабавила ее.

28 лет назад.

Была пятница, Анна вернулась с института и собралась посмотреть какой-нибудь фильм. Родители уехали в путешествие выходного дня, и она наслаждалась моментом одиночества. Вдруг вечернюю тишину прорезал звонок в дверь. Это был Михаил, как всегда, неожиданно.

– Собирайся, в «Карамболь» съездим, – его голос был уверенный, не приемлющий отказа.

– С чего ради? – Анна пыталась быть равнодушной, хотя в животе что-то ухнуло вниз.

– А что пригласить уже нельзя?

Михаил по-хозяйски прошел на кухню и открывая ящики в поисках кофе, молча многозначительно посмотрел на Анну. Это не был полный любви и нежности взгляд, не было в нем страсти или желания. Михаил смотрел на нее как на человека, с которым его объединяет очень многое и которого он знает, как свои пять пальцев.

Но девушка не замечала этого, в висках только отбивало: «Мы идем в бар вместе!!» У нее не зародилась мысль, что нормальные люди так не приглашают, не возникло сомнения о необходимости идти с ним куда-либо. Она просто была счастлива.Анна быстро натянула черную водолазку, красиво обтягивающую ее конусообразную средних размеров грудь, одну ленту черных подтяжек присоединила на спинную часть джинсов, а другие две, протянув под руками, пристегнула к ленте на спине, что сделало ее грудь еще более привлекательной. Вытащила шпильки из волос, и волнисто – пепельная копна упала ниже плеч.Она вошла в комнату, где Михаил в ожидании ее, потягивал кофе. Их глаза встретились.

– Ты выглядишь как… сорванец, – усмехнулся от и в его глазах вспыхнула искра восторга.Анна лишь пожала плечами.

«Карамболь» был самый популярный бар в городе, попасть туда было практически невозможно. Анна даже не удивилась, когда, подойдя к бару увидела длинную очередь желающих попасть в престижное заведение. Не удивилась она и когда высокий Михаил поднял руку к верху, чтобы его заметил «вышибала», и охранник с возгласом «заказной столик» стал махать Михаилу, приглашая зайти. Лицо Михаила ничего не выражало, было очевидно, что для него это обычная процедура, Анна же была в восторге.

Она проходила мимо людей, и ей казалось будто она ступает по красной дорожке Каннского фестиваля и сотни завидущих глаз провожают ее.Михаил взял Анну за руку и потянул к барной стойке, где были, как он выразился, «места для своих».Бармен с бейджиком «Серж» на форменной жилетке дружественно пожал руку Михаилу и посмотрев на Анну, натянул дежурную улыбку.

– Тебе как обычно? – поинтересовался он у Михаила, – а что будет дама? – его речь был медленной и протяжной, а «вонючие» от похоти глаза оценивающе рассматривали девушку.

Михаил уверенно бросил:

– Мне, как обычно, и «отвертку».

Анну вдруг вывело из себя то, что Михаил решает за нее, даже не поинтересовавшись ее желанием. Она немного придвинулась к Сержу и с обольстительной улыбкой негромко проговорила:

– Дама будет сегодня коньяк, а «отвертку» оставьте для рабочего класса.

Спонтанное, непроизвольное удивление на какую-то долю секунды охватило Сержа, его брови взметнули вверх, рот немного приоткрылся, и он посмотрел на Михаила, лицо которого ничего не выражало. Он лишь махнул рукой, в подтверждение слов девушки.

Сержик постоянно вставлял французские слова в свою речь, по-видимому, считая, что это очень гламурно, экзотично, эротично и еще черт знает как. Такая речь немного напрягала Анну, и она заговорила с ним на французском. Бармен, протиравший бокал, застыл в ступоре, явно не зная, как реагировать на это. Михаил закурил сигарету, затянулся и запрокинув голову, выпустил дым вверх, явно показывая свое превосходство, уверенность в себе и права на эту девушку.

Вдруг франко фан бармен стал отвечать Анне на чистом французском с характерным картавым звуком «Р». Анна с любопытством, хитро улыбаясь, смотрела на Сержика и они оба рассмеялись.

– Мишель, это круто даже для тебя, – обратился он к Михаилу, – мадмуазель не просто очаровательна, она еще и образована и с хорошим чувством юмора, что большая редкость в наше время. Где ты нашел это очарование?

Лицо Михаила было довольным, словно у кота, облизавшего банку сметаны.

Анна оглянулась к выходу и заметила входящую медленной грациозной поступью пантеры яркую брюнетку. Ее яркий макияж притягивал к ней взоры. И многие мужчины, не моргая смотрели на нее, будто ее раскачивающиеся, словно метроном бедра, гипнотизировали их.

Она подошла к барной стойке, где сидели Михаил и Анна.

– Привет, Миш, совсем пропал, – она обращалась к парню, явно игнорируя Анну, – не видела тебя сто лет, соскучилась.

Казалось, она не говорит, а поет, речь ее была такая же медленная, как и ее походка. И вообще, создавалось впечатление, что она такая уставшая, что ей все лениво делать, и она с трудом заставляет себя говорить и двигаться.

«Утомленная» оценивающее посмотрела на Анну и снова медленно повернув голову к Михаилу «пропела»:

– Еще одна бедняжка пытается соблазнить тебя? – И глянув на Анну, процедила сквозь зубы, – зря стараешься, милая.

Сержик, как истинный профессионал понял, что пора вмешаться и спасти пикантную ситуацию.

– Нинон, наконец-то привезли твой «Золотой болс».

Он быстро налил в бокал ликер и протянул его «утомленной». И заговорил с Анной по французский:

– Не обращай внимание, здесь всегда много посетителей. Твой приятель любит сидеть у стойки на виду у всех, поэтому его многие знают.

– Я знаю, у него слишком броская внешность, чтобы остаться незамеченным.

«Утомленная Нинон» если и удивилась иностранной речи, то ни показала никакого вида, ни одна мышца не дрогнула у нее на лице, она лишь снова процедила сквозь зубы:

– Что, Миш, на экзотику потянуло?

Анна почувствовала неприятный привкус злости во рту и только хотела открыть рот, чтобы парировать брюнетки, как Михаил опередил ее:

– Нин, у тебя проблемы? Ну так ни я, ни моя будущая жена, мы не психологи, чтоб тебя лечить, поэтому взяла свой «болс» и свалила, и смотри не поперхнись золотинками от злости.

Анна сидела, широко открыв глаза и тупо смотрела на Михаила.

– Шампанское за счет заведения, – радостно воскликнул Серж, – ну, блин, Мишель, ты партизан, собрался жениться, а мы тут ни сном, ни духом. Мои поздравления!

20 лет назад.

Борис Лишевский был немного старше Анны. Первый раз он увидел ее на кафедре. Он был внутри и ожидал кого-то из преподавателей, рассматривая книги на полке. Вдруг в дверь уверенно постучали, и в проеме показалась милая улыбающаяся мордашка с зелёными лукавыми глазами. Она молча кивнула в знак приветствия, и в помещение вошла юная девушка лет 17–18, длинные пепельные волосы красивыми волнами спадали ниже плеч. Она держала голову немного кверху, словно взглядом хотела объять все пространство от пола до потолка, и в этом чувствовалась какая-то уверенность в себе, в то, что она может дерзать, достигать и вдохновлять на это других. В подтверждение своих мыслей Борис увидел несколько первокурсниц за спиной несомненного «лидера». Она приняла Бориса за одного из преподавателей и спросила что-то насчет расписания.

– Вам лучше спросить у лаборанта, – неуверенно промямлил сконфуженный молодой человек.

Она не пришла в замешательство от своей ошибки, а даже обрадовалась:

– А мы только поступили, еще никого и ничего не знаем тут, может ты будешь нашим проводником? – и она пытливо пронизывающе посмотрела в глаза парня. – Меня зовут Аня, а тебя?

В этой девушке было то, что не доставало Борису: ему всегда было трудно сказать «нет», и от этого он часто переживал стресс, выгорание и даже депрессию. Анна знала, когда можно и нужно сказать «нет», и как сделать это так, чтобы собеседник ее понял и не обиделся. Борис частенько не мог выразить свое мнение, вечное «я не уверен», «я не думаю, что смогу». Анна же знала цену своему слову, от нее редко можно было услышать «не скажу наверняка» и «мне кажется». Она говорила однозначно и ясно, потому что знала, как трудно заставить людей себя слушать, и раз уж ее готовы выслушать, выражаться нужно со всей определенностью. У нее не было необходимости что-то доказывать, поэтому слушать для него было куда важнее, чем говорить. Она знала, что имеет возможность узнать что-то новое, слушая других. Разговор для нее был интересен сам по себе, а не как возможность утвердиться за счет собеседника. Ей были интересны люди. Она слушала их и пыталась узнать, что на самом деле у них на уме, а не на языке, или еще того больше, что они не хотят говорить или даже пытаются скрыть. Она никогда не судила других, для нее каждый был хорош по-своему, и сравнивать себя с другими или принижать их, чтобы самому казаться лучше для нее не имело никакого смысла.

Они стали друзьями. Ее энтузиазм придавал Борису уверенности, благодаря ее поддержки молодой человек открыл свои чувства нравившейся ему девушке. Многие считали, что у Анны и Бориса роман, а он и вправду был восхищен ее, но не более. После окончания университета он остался на кафедре и начал преподавать

… Анна сидела на лекции безучастно, ее тело находилось в аудитории, а мысли витали где-то далеко. На следующей недели начнется работа над дипломом, но она не представляла, как она будет его писать в таком состоянии.

Борис несколько раз проходил между рядами столов, пытаясь понять, что не так с его подругой. Опущенная голова, нет блеска в глазах, слово «проблема» большими буквами было «написано» у нее на лбу, и более того, в ее взгляде, наверное, впервые в жизни, была растерянность, словно она не знала, как с этим бороться.

– Зайди на кафедру, разговор есть, – негромко произнес Борис, подходя к ней.

После лекций Анна зашла к Борису, но на кафедре она застала только Изольду Юрьевну.

– Извините, я к Лишевскому, – сквозь зубы процедила Анна.

– Я за него, ляля моя, у меня тоже есть уши, – доцент заметила не свойственную Анне неуверенность.

Дверь открылась.

– Ну что у тебя такой холодный взгляд? – поинтересовался входящий Борис.

– А шо вы, Борис, хотите? У нее зрение минус три, конечно он холодный, а не нравится, не смотрите, а то простудитесь и завтра не придете до службы, – ответила за Анну доцент.

Анна заулыбалась от шуток Изабеллы.

– Дипломную надо начинать, – как-то неуверенно промямлила она, – напишу какую-нибудь ерунду, все смеяться будут.

– Когда над тобой смеются, это не страшно; страшно, когда над тобой плачут, – Изольда, как всегда, была права, – и с каких это пор вы стали бояться того, шо вам приносит удовольствие?

Анна вздохнула.

– Поехали, домой тебя отвезу, – предложил Борис.

Они ехали молча, молодой человек не знал с чего начать разговор, да и внутренний такт не позволял ему давить на подругу.

– Я не знаю, что делать, Борь, – начала неуверенно Анна, – прошлой ночью он назвал меня Ксюша.

Брови Лишевского поползли кверху, делая изумленные глаза огромными и от этого его взгляд стал каким-то растерянным. Он резко свернул к обочине и остановил машину.

– Я тебя предупреждал! Я единственный кто был против ваших отношений и вашей свадьбы! – он кипел от возмущения, – и что? Я оказался прав.

– Ой, не начитай! Что говорить за то, что было, я не знаю, что мне делать сейчас, – хладнокровно ответила Анна.

– Я, конечно, понимаю, тебя шкалит от ревности, – пытался понять подругу Борис.

– Какая ревность?! У меня состояния, будто меня облили ушатом дерьма. А он, если хочет, может валить на все четыре стороны …к Ксюшам, – она была рассержена, всё ее тело напряглось, крылья носа шумно раздувались, верхняя губа, словно звериный оскал, была напряжена.

Борис прекрасно понимал, что Анну оскорбил не сам факт названия ее другим именем, а то, что ее игнорируют, ее, такую «замечательную и правильную». Он где-то внутри чувствовал, что она не получает от мужа должного уважения, понимания, а возможно даже любви.

– Это не ревность, Борь, это обида и боль от предательства человека, которому я доверяла.

Он молчал, давая возможность ей высказаться.

– Что мне делать? Кому я нужна с ребенком на руках? – страдальческие бесцветные глаза смотрели на мужчину.

В этой молодой женщине было трудно узнать ту Аню, которую он увидел 6 лет назад в дверном проеме кафедры.

– Я собрала ему шмотки и выгнала, он ушел, но ничего не взял, – она глубоко вздохнула.

– А что Мая Аркадьевна? – поинтересовался Борис.

– Хм, мама сказала, что я сама себе мужа выбирала, – оскалилась в улыбке, качая головой Анна.

– Короче, давай так, сначала реши, что ты хочешь, а потом отсюда будет вытекать, что нужно делать для этого, – разумно заявил Лишевский.

– Конечно я хочу, чтоб он был со мной и Иринкой, – Анна изумленно смотрела на Бориса.

– Зачем тогда выгнала?

– А что я должна была сделать? Пригласить эту Ксюшу на кофе? – язвительная усмешка коснулась ее губ.

– Ладно, утро вечера мудренее. Завтра день рождение брата Марьи, поедешь с нами, и это без обсуждения. Я сам переговорю с Майей Аркадьевной, чтоб она посидела с Иринкой.

У Бориса в голове возник план…

Дверь открыл высокий, атлетически сложенный молодой человек лет 30 с орлиным носом и загорелой бронзовой кожей. Анна видела Стаса несколько раз в доме Бориса, и он ей не нравился, он был, слишком приторно красив для мужчины. И этот новоявленный Аполлон, зная про свою внешность, менял женщин как перчатки. Причем, всех их он искренне любил и думал, что это его последняя настоящая любовь.

Стас откровенно ухаживал за Анной, он был мастер говорить комплименты, и не какие-то там пошлые про попки и грудки, а остроумные, с чувством юмора, словно он в юности играл в КВН.

Сначала Анна чувствовала себя немного зажатой, но вдруг в один момент она поняла, что мир не рухнул, жизнь продолжается. Вокруг все довольные и радостные, и постепенно до нее стало доходить, что она тоже должна получать удовольствие от происходящего, не думая о неверном муже.

Она вызвала такси и Стас, оставив гостей веселиться, увязался за ней проводить ее.Они долго целовались в подъезде, мужчина пытался намекнуть на «продолжение», но Анна улыбалась улыбкой Моны Лизы:

– Не надо все портить, Стас.

– Тогда завтра давай куда-нибудь сходим, тебе надо развеяться, – наглые ярко-синие глаза похотливо смотрели на женщину.

– Если мама посидит с дочкой, – констатировала Анна.

– Борька договориться, он мастер на это, – и он снова жадно впился в чувственные женские губы.

Ближе к полуночи позвонил Михаил:

– Анька, ты все неправильно поняла… ничего не было…просто спросонья я… не знаю почему… честно, – он явно пытался оправдаться.

– Я хочу спать, потом поговорим. Спокойной ночи.

Анна не чувствовала больше злости, скорее всего из-за вечера, проведенного со Стасом. Она даже где-то в глубине простила Михаила, но ей почему-то захотелось отомстить и мужу. Она понимала, что это глупо, но это желание не покидало ее. Анна чувствовала себя оскорбленной. И готова была пойти на многое, чтобы отомстить. Ее не сдерживали ни моральные терзания, ни угрызения совести, ни мнимые условности и приличия.

Она согласилась пойти со Стасом «развеяться». Для встречи с ним она решила примерить на себя роль роковой женщины: распущенные темно каштановые волосы игриво спадали на плечи, она сделала яркий макияж, надела черное обтягивающее платье с откровенным боковым разрезом, высокая шпилька довершала образ.Весь вечер Анна откровенно флиртовала с мужчиной: касалась своих волос, дотрагивалась до своей шей, облизывала и надувала губки постоянно сексуально улыбаясь. Ее расширенные зрачки, опущенный взгляд, короткие бросания взгляда на Стаса, моргание ресницами обещали ему чувственные наслаждения и сексуальные удовольствия.Но надо же было так случиться, что из многочисленных питейных заведений города, Михаил пришел в то, что выбрал и Стас. Войдя в полупустой зал, муж Анны невольно бросил взгляд на столик, где сидели красивый мужчина и громко смеющаяся элегантная женщина в черном. Женщина повернула лицо и…перед глазами Михаила все поплыло, он узнал свою жену, свою Анну.Он, словно разъяренный бык, подскочил к Стасу, схватил его за лацканы дорогого пиджака и потянул к верху, заставляя встать. Его серые воспаленные обезумевшие глаза метали искры то на мужчину, то на жену.– Она – моя, – прошептал он Стасу в лицо и его кулак полетел сопернику в скулу.Геннадий, пришедший с братом, подошел к Анне:– Тебе лучше уйти домой, – лишь спокойно сказал он.

Анна шла домой с чувством глубокого морального удовлетворения. Она позвонила Борису и рассказала о случившемся. Ее приятель охал и ахал, сопереживая ей. Но он не рассказал ей, что это он, Борис Лишевский, направил Михаила в тот ресторан.

«Надеюсь, Нюсенька, это поможет в реализации твоего желания вернуть мужа, – усмехнувшись подумал он, – да, пришлось пожертвовать Стасом, но это ему за его сексуальную распущенность»

5 лет назад.

День развода совпал с днем свадьбы Бориса. У нее были двойственные чувства, с одной стороны, развод – это свобода, а с другой, что она будет делать с этой свободой, свободой от чего? Это будет абсолютно новая жизнь для нее, как она будет жить одна, как сложатся их отношения с бывшим мужем, в голове крутилось слишком много вопросов.