– Не знаю. Я никогда не умел нравиться людям. И мне казалось, что я нужен только как кошелек, моя семья всегда была довольно обеспеченна, даже в девяностые. У меня были друзья, но не такие… близкие. Сейчас проще. Я просто плачу деньги тем, кто рядом. И не ищу в них друзей.

Алиса повернула голову к Леону, посмотрела на его профиль в полутьме. Он так и лежал с закрытыми глазами, говорил с трудом, и Алисе вдруг захотелось сказать что-то, чтобы немного облегчить его состояние. Пусть она пока не может сделать то, зачем пришла, но слова порой важны не меньше, чем действия.

– Мне кажется, люди в логове относятся к вам далеко не как к обычному работодателю, – искренне заметила она. – Пусть я не так близко знакома с Денисом Сергеевичем или начальником охраны, но Влад, София, Мария Антоновна, Тамара Ильинична, даже Аллочка – вы для них совершенно точно гораздо больше, чем тот, кто просто платит им деньги.

Губы Леона дрогнули, но так и не превратились в улыбку.

– Хорошо… если так, – произнес он устало.

А Алиса вдруг поняла, что для нее он тоже больше, чем просто работодатель. И она здесь не только потому, что ей нужны деньги. Вообще не потому. Она здесь из-за него. Ей до безумия тоже хочется быть его другом, быть ему нужной.

– Дай… дай мне руку, – взволнованно произнесла она, впервые переходя с ним «ты».

Леон осторожно вытащил из-под одеяла руку, протянул ей. Алиса обхватила его ладонь, понимая, что Антон был неправ: ей не расслабиться надо, а поверить. Довериться. Подпустить так близко, как она мало кого подпускает. Тогда все сработает.

И действительно сработало.

Ледяная рука Леона плавно легла в ее ладонь, обожгла кожу. Мерзкие черви под кожей испуганно замерли, будто испугались тепла, а потом… потом бросились на это тепло. Алиса почувствовала, как лопается кожа Леона под ее рукой, как тьма из его вен стремится к ней, как рвет уже ее кожу, проникает под нее, глубже, до самых вен. И теперь уже ее кровь разносит тьму по организму, к каждому органу, к каждой клеточке.

Это оказалось больно. Боль не была резкой, внезапной, она нарастала постепенно, но быстро. Тьма, проложив себе дорожку, ускорилась, наполняла Алису быстрее и быстрее. Сначала онемела рука до плеча, потом выше, постепенно чувствительность исчезла во всем теле. Следом за онемением пришел обжигающий холод. Мышцы свело судорогой, пальцы сжались вокруг ладони Леона, и теперь Алиса не смогла бы оторваться от него, даже если бы попыталась. Леон не держал ее, она держалась за него сама и ничего не могла с этим поделать. Тело дернулось, затем выгнулось дугой. Дыхание перехватило, горло сжалось, и кислород перестал поступать в легкие.

Ощущения были схожи с теми, что она испытывала во время обряда экзорцизма, когда тьма из старухи проникла в нее. Только тогда все произошло быстро, Алиса почти сразу потеряла сознание. Сейчас же тьма проникала в нее через одну только ладонь, позволяя в полной мере «насладиться» и ощущениями, и осознанием происходящего.

Боль хоть и была схожая, но в тысячу, миллион раз сильнее. Алиса не могла ни вдохнуть, ни закричать. Сердце билось сильно, неровно, а потом вдруг и вовсе замолчало, и несколько мгновений спустя наконец наступила блаженная темнота.

* * *

Алиса открыла глаза, но ничего не увидела. Вокруг была непроницаемая темнота и дикий холод. Ее трясло как в лихорадке, зубы больно стучали друг о друга. А еще нечем было дышать. Сколько бы она ни пыталась вдохнуть, в легкие не попадало ни капли кислорода. Откуда-то из глубины сознания появилась мысль: надо выплыть. И Алиса изо всех сил заработала руками и ногами, поднимаясь к поверхности.

Яркий свет ослепил ее, но это не было светом лампы в палате. Это был огонь. Обжигающе горячий, причиняющий боль. Зато получилось наконец вдохнуть.

Алиса оглянулась и увидела, что все вокруг полыхает. Она не знала, где находится, но понимала, что если не выйдет отсюда, то сгорит. Но бежать было некуда. Бежать можно лишь тогда, когда знаешь, где ты. Алиса же понятия не имела, где находится.

А потом увидела его.

Огромный не то пес, не то волк. Шерсть на нем стояла дыбом, глаза полыхали ненавистью и огнем. Он тоже заметил Алису, оскалился. Острые зубы клацнули уже не предупреждающе, а с предвкушением. Волк бросился на Алису, и та не смогла увернуться. Вцепился ей в руку, и Алиса закричала от боли. Отчаянно отбиваясь, она пыталась понять, как ей спастись. Волк уже добрался до ее горла, еще немного – и стальные челюсти сомкнутся вокруг него. И тогда Алисе конец. Отчаянно задергавшись, Алиса снова оказалась в воде. Пусть тут нечем дышать, но и волк не достанет ее.

…Алиса снова пришла в себя от боли. Болела каждая клеточка организма, но сердце билось, пусть его удары и отдавались в висках набатом, а легкие наполнял воздух. Стараясь дышать как можно медленнее и поверхностнее, Алиса прислушалась к себе. Казалось, ее долго били, и тело представляет собой сплошной синяк. Малейшее движение причиняло такую сильную боль, что Алиса не рискнула даже открывать глаза. А еще страшно тошнило. Ощущение было до того отвратительным, что Алиса была даже рада снова провалиться в темную воду, где нет ни ощущений, ни времени.

Она приходила в себя еще два раза, но тут же снова отключалась. И только на третий раз смогла удержаться в сознании. Боль чуть-чуть уменьшилась, зато усилилась тошнота. Если бы ее вырвало, наверное, стало бы легче, но она не допускала и мысли поднять руку, чтобы сунуть пальцы в рот. Голова кружилась, и ей казалось, что она покачивается на волнах, отчего тошнота лишь усиливалась.

Алиса медленно, осторожно приоткрыла глаза. Перед ней был неподвижный потолок, и это помогло привести вестибулярный аппарат в норму. Покачивание прекратилось, Алиса смогла чуть-чуть скосить глаза, чтобы понять, где находится. Она больше не лежала на кровати, поверхность под ней была твердой. Очевидно, упала на пол, но вот когда и как, не могла вспомнить. Ни огня, ни адского пса рядом больше не было.

Алиса попробовала позвать на помощь, но голос отказывался ей подчиняться. Более того, чтобы произнести слово хотя бы шепотом, пришлось бы напрячь слишком много мышц. Гораздо больше, чем Алиса могла себе позволить в условиях, когда нестерпимо болит каждая. Поэтому она просто смотрела в потолок и мечтала отключиться, чтобы перестать чувствовать эту боль.

Казалось даже странным, что еще недавно она лежала на кровати, вспоминала о том, как была счастлива, улыбалась. Леон хотел знать, что приносило ей удовольствие. Зачем он это спрашивал? Действительно ли ему было важно знать? Или он просто хотел вызвать у нее приятные воспоминания, чтобы она расслабилась рядом с ним, чтобы доверилась? Ведь так и произошло в итоге. Играл в доброго, не позволил Антону вколоть ей лекарство. Обхитрил, вынудил сделать то, что ему нужно, и без лекарств. Манипулятор? Да, умелый манипулятор. Трудно им не быть, когда являешься посредником между демонами и людьми. Когда умеешь хитрить и изворачиваться. Вот и она попалась. Разве могла Алиса соревноваться с демонами?

Она всегда считала себя девушкой если не слишком умной, то прозорливой. И все же попалась. Где ей тягаться с таким, как Леон?

Дерьмо.

Из уголков глаз выкатились слезы, покатились вниз, смочили волосы на висках, затем неприятно пощекотали уши. Навоображала себе черт знает что, будто ей восемь лет. Захотела быть ему другом, смешно. Это в восемь она могла мечтать, что мама заберет ее на выходные, поймет, что любит ее, и не станет вечером в воскресенье отвозить обратно в интернат. Уже в девять поняла, что никто ее не заберет, потому что даже выходные она стала проводить в интернате. А теперь ей двадцать три. Но она по-прежнему не разучилась мечтать. Вот и получила мордой по асфальту.

А чего она, собственно, хотела? Они не друзья. Леон вполне четко обозначил, что не ищет друзей среди тех, кому платит деньги. Она пришла сюда за деньгами, разве нет? Знала, на что соглашалась. Пистолет к виску ей не приставляли, молотком по пальцам не били. Она согласилась сама. Это был ее выбор. Она теперь взрослая, сама отвечает за свои поступки.

Так подбери сопли и спаси себя сама, как всегда!

Разозлившись на собственную слабость, Алиса сжала зубы и с огромным усилием перевернулась на бок. Тело пронзило острой болью, будто она наткнулась на раскаленный штырь, руку, которой упиралась в пол, снова свело судорогой, из горла вырвался сдавленный крик, больше похожий на рычание зверя. Тошнота усилилась, но еда удержалась внутри. Тем не менее Алиса не упала обратно. Несколько минут тяжело дышала, давая время и себе, и своему организму. Затем медленно подняла голову, огляделась.

В палате они с Леоном были одни. Часы показывали, что с того момента, как Алиса переступила порог этой комнаты, прошло почти два часа. И за два часа никто не заглянул сюда, не проверил, жива ли она.

Ну и хрен с вами.

Леон лежал на кровати, должно быть, спал. Как тогда, когда из его комнаты вышла Анжела. Похоже, избавившись от тьмы, он проваливался в крепкий сон. На его месте Алиса тоже мирно спала бы. Только теперь корчится от боли на полу возле его кровати, не в силах даже дотянуться до стакана воды.

Подумав о воде, она почувствовала, что в горле пересохло, будто после хорошей попойки. Взгляд выхватил стакан на тумбочке у кровати, но Алиса понимала, что дотянуться до него сейчас не реальнее, чем высадиться на Марсе. Облизнув пересохшие губы, она плавно опустила голову на пол. Силы, которые придала злость, окончательно кончились. Ей снова стало до безумия жаль себя, но она не позволила слезам скатиться по щекам. Она не нюня какая-нибудь. Все, выбрала лимит жалости.

Зрение немного расфокусировалось, но Алиса могла видеть, как под ее собственной кожей на руке, лежащей перед лицом, извиваются черные черви, переползают с места на место. Должно быть, именно они и причиняют эту невыносимую боль.

Возможно, Алиса в какой-то момент снова потеряла сознание или уснула, потому что разбудил ее голос Леона:

– Алиса…

Она распахнула глаза, вовремя остановила себя, чтобы не шевелиться.

– М? – ответила невнятно.

– Как ты?

Тупой вопрос. Как она? Хрен его знает, как она. Жива, уже хорошо.

Алиса прислушалась к себе, понимая, что боль еще немного отступила. Зато ее место занял холод. Кожа покрылась мурашками, волоски на руках встали дыбом. Хотелось свернуться в клубочек, чтобы согреться, но она решила не рисковать. Не отошла еще от прошлого рывка.

Не дождавшись ее ответа, Леон спросил:

– Сможешь доползти до кровати?

Доползла уже один раз, спасибо. Больше не надо.

– Мг, – подтвердила она.

Собрав все силы, Алиса медленно поднялась на локтях. Кровать была преступно далеко. Но она доползет, раз надо.

– На полу возле крюка есть цифровой замок. Надо приподнять доску и увидишь его. Сможешь ввести шифр? – говорил тем временем Леон. – Мне не дотянуться.

Алиса ничего не ответила, лишь медленно подползла на пару сантиметров вперед. На преодоление полуметра до кровати ушло не меньше пятнадцати минут и все силы. С трудом попадая по кнопкам и почти не понимая, что происходит вокруг, Алиса ввела код и рухнула на пол, закрыла глаза. Услышала, как что-то щелкнуло и упало рядом. Догадалась, что код раскрывает цепи, и теперь Леон свободен.

Он легко соскочил с кровати, вытащил из-под нее Алису. Алиса чувствовала его руки, бережно поднявшие ее, слышала голос:

– Ты молодец.

Леон уложил ее на то место, с которого только что поднялся сам. Постель была теплая, мягкая, мгновенно укутала Алису словно облаком. Аккуратно, чтобы не делать резких движений, Алиса свернулась клубком, отчаянно желая согреться. Леон накрыл ее одеялом по самую шею, но дрожь все равно не проходила, только усиливалась.

– Я принесу тебе поесть, – сказал Леон, но Алиса лишь слегка мотнула головой, давая понять, что не голодна.

Она действительно не хотела есть. Помнила, с каким аппетитом на еду набросилась Анжела в то первое утро, когда Алиса только познакомилась с ней. Должно быть, на Анжелу после «процедур» нападал голод, но вот Алисе при мысли о еде становилось еще хуже. И без того тошнило.

– Скоро станет легче, обещаю. Это в первый раз было так паршиво, потом будет легче.

Я не хочу больше. Ни сейчас, ни потом. Никогда.