Ян был из того самого «генетического брака», рожденный вне закона. Своих родителей, и что с ними стало, он не знал. Ему немного скорректировали последствия генных отклонений и отдали в приемную семью, но все признаки альбиноса остались, так что шансов получить разрешение на собственных детей у Яна не было. Это тоже сильно снижало его ценность в глазах противоположного пола, и друг давно махнул рукой на свою личную жизнь, вполне успешно подменив ее виртуальной.

– Вот еще! – опешил Ян. – Еще на ринг мне предложи залезть!

– Тебе было бы полезно, – согласился Илья, добавив в голос сочувствующих ноток. – А то скоро на камбалу станешь похож.

– Ну, нет! Так как мозг у нас один на двоих, то бить меня по голове нельзя! Это тебя можно, у тебя там все равно только кость!

Илья хотел привычно возмутиться, но быстро передумал. Бессмысленно напоминать этому недоделанному хакеру, что, собственно говоря, его, Илью, в отличие от некоторых, из школы, как неспособного к обучению, не отчисляли. Как и то, что школа у Ильи была куда приличнее, по крайней мере, начальная. Он уже пробовал объяснять, но Ян тут же с горячностью молодого вулкана принимался доказывать, что разностороннее образование суть вред, а никак не польза. И что ему нет никакого дела, как утонули Помпеи, и зачем Земля вращается вокруг Солнца. Или наоборот, он точно не помнит: мало того, что никакого Солнца у них нет, здесь даже неба нет, одна вода вокруг! А лично у него, Яна, не настолько много времени, чтобы тратить его на всяческую чепуху.

– Ян, клиенты, – негромко оповестила Хелен, присаживаясь за их столик. – Не пора ли уже поработать?

– Да, мэм! – Ян вскочил, скорчив морду, должную, наверное, подчеркнуть трудовой энтузиазм, но почему-то скорее напомнившую о незавидной участи древних рабов на галерах. – Так точно, мэм!

Заведение ориентировалось на клиентов с разной толщиной кошелька, и помимо живых девушек, готовых скрасить досуг за приличное количество кредитов, предлагало и более дешевые варианты развлечений. Ян трудился программистом, обеспечивая виртуальный отдых и обещая посетителям незабываемые ощущения и полное погружение в выдуманную реальность. В первом Илья даже не сомневался: Ян, обладая буйной фантазией, свои новые разработки пытался тестировать на лучшем друге. Илья даже пару раз согласился, но когда, в очередной раз натянув вирт-костюм, увидел медленно приближающегося к нему гигантского осьминога цвета «вырви глаз», резко осознал, что совершенно не желает знать, что этот монстр собирается делать своими щупальцами. Ян обозвал его консерватором и махровым ретроградом, и Илья с этим бодро согласился, попутно сообщив, что думает о гениях виртуального секса. Ян тогда обиделся серьезно, часа на два, но потом смирился и новые идеи показывал только в набросках, не пугая Илью альтернативной реальностью.

– Как Женька? – поинтересовалась Хелен, поправляя расшитую яркими цветами шаль. – Дурит?

– Да кошмар, – честно признался Илья. – Руки опускаются.

У пятнадцатилетней сестры характер даже не испортился, а просто сломался, и Илья откровенно не понимал, за что ему такое счастье и что делать с ершистым, выпустившим все свои колючки подростком.

– Давай мы с ней поговорим, – предложила Вики, занимая место рядом с подругой, благо клиенты разбрелись кто в номер, кто за столик, и у барной стойки никого не осталось. – Все-таки не чужие.

Илья кивнул: не чужие однозначно, пожалуй, здесь они с Женькой проводят больше времени, чем дома. Если бы мама знала, где прошло Женькино детство, то ее бы удар хватил, но она погибла, когда дочери было неполных два года, и узнать уже не могла. Тогда им пришлось непросто, на нянек денег не хватало, а бордель лучше, чем улица. Безопаснее точно. Он давно привык считать «Йоко» своим домом, а хозяек борделя – своей семьей. И если те поговорят с Женькой, то хуже точно не будет. Смогли же они его отговорить от участия в подпольных боях, объяснив, что вместо обещанных денег Илья с большей вероятностью получит исправительные работы (если полиция поймает), или инвалидное кресло (если вовремя не поймает).

– А чего падальщики у нас забыли? – вспомнил безопасников и их груз Илья. – Чей ребенок?

Вики вздохнула, а Хелен побарабанила длинными пальцами по столу и обернулась, словно пытаясь убедиться, что их никто не слышит. Последнее было избыточным: две имеющиеся камеры смотрели на бар и основной зал, этот столик они не цепляли. А разобрать речь сквозь тихую музыку, напоминающую шум дождя, было непростой задачей даже для компьютера. Хелен тоже не любила Службу Безопасности и постаралась сделать так, чтобы и претензий к борделю не было, и лишнего падальщики не слышали.

– Помнишь Рика? Он у вас чистильщиком работал.

Илья помнил Рика – пухлый и какой-то нескладный, он трудился в соседней бригаде. Илья еще удивлялся, что его взяли: работа чистильщика была не то чтобы опасной, но требовала определенной сноровки и ловкости. Очистка стен города от присосавшихся моллюсков и наросших водорослей была меньшей проблемой, куда сложнее было почистить шлюзовые узлы, водозаборники и коллекторные стоки, не отличающиеся особой широтой. Сам Илья тоже был не мелким, что для чистильщика скорее минус, чем плюс, зато гибким, и хорошая растяжка пока еще позволяла пробираться на самые дальние участки, замысловато изогнутые, спрятанные под решетками и затворными диафрагмами. Видимо, Рик тоже был в бригаде самым юрким, но этого оказалось недостаточно. Какая сволочь включила водяной насос, когда в трубе работал чистильщик, Илья не знал, видел только результат. Лучше бы не видел. Семья парня получила соболезнования и грошовое пособие.

– Его родители трижды подавали на «беби-карту», и три отказа, – пояснила Вики. – Видимо, с возрастом накопились мутации в ДНК. Вот и рискнули. Зря, конечно…

Илья посмотрел на ярко-желтый цветок, вышитый поверх крупных петель шали – кажется, Хелен говорила, что это подсолнух, знать бы еще, как он выглядит.

– Закон есть закон, – отрезала Хелен, поднимаясь. – Знали, на что шли.

***

О том, что последнюю пачку котлет они доели вчера, Илья вспомнил, когда продуктовая лавка осталась далеко позади. Пришлось вернуться. Кальмарами он не наелся, а настроение и так было слишком паршивым, чтобы усугублять его лапшой быстрого приготовления. На Женьку никакой надежды не было: если он сам еды не притащит, то сестрица сподобится только дойти до ближайшего автомата с чипсами и приторной газировкой.

Илья свернул за угол и притормозил, зацепившись взглядом за граффити на стене: совсем свежая картинка, даже краской еще пахнет. Рисунок был совсем простым. Будто ребенок случайно нашел кисточки и, густо измазав одну в зеленой краске, резко взмахнул рукой, оставив на стене яркую дугу. А затем желтой краской пририсовал утыканный лучами полукруг и написал внизу корявым детским почерком: «Жизнь – наверху!».

Инакомыслящие в истории человечества были всегда, и их Город не стал исключением. Некоторые, как Ян, были уверены, что планета уже починилась, и всем срочно надо выбираться наверх. Другие, наоборот, считали, что озоновый слой умер навсегда, и необходимо расширять город и искать новые ресурсы. Встречались и совсем смешные уникумы, требующие срочно возобновить научные разработки по терраформированию планет, которые велись до Катастрофы.

Илья предпочитал считать себя реалистом. Во-первых, на суше бывали не только официальные научные экспедиции. Охотники тоже изредка выходили на берег, да и сталкеры, несмотря на запреты, существовали. Достаточно иметь свою субмарину, а выход из Города был свободным. Новости с поверхности поступали из разных источников, но суть их от этого не менялась. Во-вторых, в отличие от тех, кто никогда не выбирался за стены Города, Илья сам видел, как ветшают подводные небоскребы, построенные почти сто пятьдесят лет назад. Тут бы залатать что есть, на постройку нового у них точно сил не хватит. А терраформация – вообще смешно. Пусть эти энтузиасты сначала построят пару десятков научных лабораторий и где-нибудь найдут сотню-другую ученых, а потом про искусственную перестройку планеты заикаются. Проще сразу отправить экспедицию на поиски Ктулху – вдруг найдут, и он поможет?

Все эти разговоры и поиски истины работали как предохранительный клапан на кипящей скороварке. Поговорили, пар выпустили, и опять работать на благо Города. Полиция могла посоветовать слишком активным вести себя потише, или, если кому-то захотелось донести свои идеи до широких масс, отправить нарушителя спокойствия отдохнуть на пару недель в камеру, попутно рассказав, что такое исправительные работы и какие шансы вернуться после них домой. Но всегда находились радикалы, считающие, что дело лучше слова. Правда, «дело» обычно ограничивалось перевернутыми полицейскими карами, летящими в стены местной администрации мусорными баками, и другими, столь же бессмысленными попытками добиться непонятно чего. Особо горячие головы пытались устраивать беспорядки и на верхних этажах – а это уже каралось жестко.

Жизнь в Городе с каждым годом все больше походила на выживание, и многие считали, что на поверхности все будет иначе. Наивно полагая, что стоит им вырваться из подводной ловушки, как все чудесным образом наладится. Откуда-то появится дешевая еда, работа станет легче, лекарства перестанут быть дефицитом, и, главное – больше не надо будет получать квоты на детей. Зачем? Наверху же много места, на всех хватит.

Илья давно убедился, что людей, способных построить логическую цепочку больше, чем из трех звеньев, крайне мало. Он даже не пытался выяснить у мечтателей, как они собираются выживать на поверхности? В полностью разрушенном мире, без электричества, теплого душа и доступа в Сеть? Откуда возьмутся дома, да что там дома – кто-нибудь вообще помнит, как добывать еду на суше, или все дружно готовы вернуться в каменный век? Кстати, с лекарствами тогда было всё хорошо. Их просто не существовало.

Он и сам когда-то мечтал попасть в экспедицию, а ещё лучше – в отряд первых поселенцев, чтобы строить там, наверху, новый город, борясь – обязательно героически! – со стихией… А потом детство закончилось. Резко и навсегда. Больше спасение человечества его не волновало. Есть он и важные для него люди, а остальные сами как-нибудь. Мечта тоже стала попроще и пореалистичнее: найти нормальную работу и вернуться в Верхний Город. Мир пусть другие спасают, и желательно так, чтоб его при этом не зацепило.

Илья еще раз взглянул на рисунок и шагнул к полупрозрачной двери. Темное силовое поле еще не включили, значит, открыто. Повезло.

Хозяин магазинчика колобком выкатился из-под прилавка и одернул нелепый клетчатый пиджак.

– И тебе не хворать, – отозвался он на приветствие. – Вовремя ты заскочил, я только новую порцию сделал.

– Мороженое? – зачем-то уточнил Илья.

– А что же еще? – удивился продавец. – Будешь брать?

– Ага, – согласился Илья, мысленно прикидывая, сколько осталось денег на счету. До зарплаты вполне должно хватить. – Белое.

Традиционно мороженое делали из водорослей, и его Илья тоже любил. Кисловатое, с хрустящими гранулами льдинок, вкусное, только в кофе нельзя бросать: расплывается невнятной зеленой кляксой. Ни вкуса, ни запаха. Другое дело – из соевого молока, пусть дороже, зато кофе с ним отличный. Женька тоже больше любит белое.

Илья бросил в корзинку пару упаковок вермишели и подошел к прилавку с рыбой. В основном жителей Города обеспечивал океан, точнее подводные фермы: генно-модифицированные водоросли вполне заменяли крупы, а рыба была ничем не хуже мяса. Наверное. Мяса, как и подавляющее большинство жителей, Илья никогда не пробовал и сравнить мог только с описаниями трапез в исторических романах.

Из «земных» продуктов были только те, что выращивали в оранжерее на среднем ярусе: она условно делила Нижний и Верхний Город на административные сектора, а фактически – четко обозначала границу между теми, кого легко было заменить, винтиками в сложном механизме гидрополиса, и теми, кто этот механизм настраивал. Когда-то и они с родителями жили наверху. Мама была врачом-генетиком, а отец – инженером, отвечающим за бесперебойную работу электронного оборудования, от которого зависела жизнь Города.

Сам Илья теперь был «винтиком», причем одним из самых низкоквалифицированных, коих в горсти по сто штук.

– Стефан, а бобы какие лучше? – крикнул Илья, крутя в руках две одинаковые упаковки с нарисованными ростками сои.

– Возьми те, что справа, – донеслось из подсобки.

В той, другой жизни, его родители могли себе позволить и другие продукты из оранжереи, не только сою. Он помнил, как папа выкладывал на стол настоящие желтые яблоки и розовые помидоры.

Илья тоже пытался покупать, хотя бы на праздники, но не всегда получалось. В прошлый раз, накануне Женькиного дня рождения, он умудрился потерять сразу три гарпуна. Кого волнует, что подросток белой акулы в два раза больше человека, а зубов у него, как у взрослого хищника? Чистильщиков много, а стрел для подводных арбалетов – мало! Не надо было отстреливать леску и давать рыбке уплыть, унося с собой ценный наконечник. На штраф ушли почти все отложенные деньги, и было не до яблок. Правда, Ян каким-то чудом узнал про штраф, и, обругав Илью идиотом, притащил целый кулек мандаринов. Женька даже шкурки не дала потом выбросить, так и лежат до сих пор, засушенные, в миске на столе.

– Вот! – Стефан выскочил из боковой двери, держа в руках увесистый пакет. – Как знал, что зайдешь.

– Спасибо, – искренне улыбнулся Илья. – У тебя вкуснее, чем в маркете.

– А то! У них там что, плюх, бух, рецептуру не выдерживают, все экономят. А у меня еще дед его делал, все знали, что лучшее мороженое – у Вацека!

Илья посмотрел в корзинку и добавил упаковку криля, можно будет приготовить его с бобами. В центральном маркете было дешевле, зато Стефан никогда не подсунет испорченное. Да и вообще здесь приятнее, а там вечно толпы народу, очереди к автоматическим кассам, и идти туда дольше.

До дома Илья добрался быстро. Улицы были почти пустыми. Те, кто спешил в ночную смену, давно ушли, а те, кто отработал день, уже разбрелись по квартирам или по барам, расслабиться после работы.

Дверь, скрипнув, отползла в сторону. В коридоре было темно. Илья чертыхнулся и провел рукой по стене, активируя систему управления домом: на появление хозяина та реагировала уже не через раз, а под настроение. Давно надо было напрячь Яна, чтобы тот покопался в настройках, но все как-то руки не доходили.

Квадратная панель на стене, недовольно моргнув, засветилась мягким желтым светом, и стало видно узкий коридор. Илья разулся, задвинув кроссовки под пластиковый табурет, и прошел в комнату. Жилой модуль был стандартным: мизерная кухня, душевая, два спальных блока и одна комната побольше – то ли гостиная, то ли гардеробная. Тридцать метров полезной площади, жить можно.

Илья подобрал валяющуюся на полу юбку и привычно сунул ее в шкаф. Женька, похоже, была уверена, что таким образом бунтует против несправедливости мира, ничем другим объяснить страсть сестры к разбрасыванию вещей Илья не мог. Зашел на кухню и застонал.

– Ну просил же…

В раковине тоскливой кучей громоздилась немытая посуда. Тарелки вперемешку с кружками были свалены прямо в грязную сковородку, а сверху гнездилась кастрюля. Куча была явно собрана в приступе немыслимого героизма, но завершить подвиг, засунув грязную посуду в посудомойку, Женька не смогла. Враги, видимо, помешали.

Илья дернул ручку крана. Пару секунд ничего не происходило, а потом кран заворчал, чихнул и выплюнул струйку желтоватой технической воды. Пресная вода была самым ценным ресурсом в Городе, и ее полагалось экономить, посуду можно было сполоснуть и такой, слегка солоноватой.

Водоросли обеспечивали Город всем, не только кислородом. Еда, одежда, пластик… даже электричество частично производили. Но опреснители воды были самые обычные: морская вода под давлением прогонялась через мембраны, теряя по дороге соль. Наверное, изначально предполагалось, что недостатка в сменных мембранах не будет, но Катастрофа внесла свои коррективы: все заводы остались под слоем вулканического пепла. Конечно, местные инженеры как-то выкручивались, и от жажды никто не умирал, но мысль, что воду надо беречь, детям внушалась с самого рождения. Пожалуй, лишь металл ценился дороже воды: его из водорослей делать не получалось.

Илья успел запустить посудомойку, разобрать сумку с продуктами и водрузить на плиту кастрюлю с водой, когда домашний искин зажег свет в коридоре.

– Я не успела помыть, – с порога заняла глухую оборону Женька. – Нечего на меня орать!

– А кто на тебя орет? – удивился Илья, рассматривая сестру и потихоньку закипая.

Узкая серебристая юбка, наверное, была призвана соблюсти некие рамки приличий, но получалось у нее просто отвратительно. С точки зрения Ильи ее надо было удлинить как минимум вдвое, а лучше превратить в брюки. Короткий топик обтягивал совсем недавно выросшую грудь и заканчивался чуть выше пупка, демонстрируя голый живот. На шее болталась толстая цепочка с большой перламутровой ракушкой.

– Ты не могла бы одеваться, когда из дома выходишь? – процедил Илья, чувствуя, что выдержка ему отказывает. – Или тоже не успела?

– Тебе-то что? – огрызнулась Женька, одернув юбку. Лучше не стало.

Внешне Женька была копией Ильи. Или, как он сам считал, его улучшенной версией. Сестра выросла настоящей красавицей, и Илья все чаще замечал, как парни на улице провожают ее заинтересованными взглядами. Женька упорно отказывалась понимать, что шляться одной по вечерам, да еще в таком виде, не лучшая затея, а попытка донести до нее эту простую мысль, как правило, заканчивалась скандалом. Хорошо, что их этаж считался тихим: здесь в основном жили одни работяги, да и полиция, пусть нечасто, но все-таки появлялась.

Илья скривился, разглядывая боевой раскрас на лице сестры. Ярко-вишневые губы, густо подведенные черным глаза и серебристый узор на щеках. Но это было еще ничего по сравнению с прической – та являлась квинтэссенцией андеграунда. Волосы им с сестрой достались от отца: темные, жесткие и кудрявые. Но если Илья, недолго думая, раз в неделю проходился по голове машинкой, оставляя небольшой ежик, то Женька волосы не стригла, зато боролась с кудрями не на жизнь, а на смерть, старательно их распрямляя и поливая сверху разноцветным лаком. И сейчас понять, какого цвета у нее волосы – желтого, бордового или синего – было невозможно.

– Иди умойся! – не выдержал Илья. – Чучело!

– Что? – моментально взъерошилась Женька. – Тебя не касается!

– Пока ты со мной живешь – касается! Где ты вообще была? Тебе в школу завтра! Уроки сделала?

– Хватит меня воспитывать! – Женька топнула ногой и, набрав в легкие побольше воздуха, выпалила: – Ты мне не отец!

– Рот закрой!

Женька команду выполнила, но не из послушания, а скорее от возмущения. Крутанулась на месте и выскочила из кухни, не забыв хлопнуть дверью.

Илья повернулся к плите и пару минут таращился на булькающую в кастрюле воду. Потом взял пачку вермишели и вытряхнул в воду темно-зеленые завитки. Да, он Женьке не отец. Тот бы даже не заметил, вернулась дочь или нет. После смерти жены ничего, кроме того, где достать дозу «мурены», его не волновало. Женька была маленькой и не помнит, как сначала отец начал приходить с работы позже, потом стал пропадать на пару дней. Как мог часами сидеть на кухне, глядя в одну точку. Как Илья бегал, пытаясь отыскать его в барах и привести домой. Сильный, жизнерадостный, он сломался в один момент, словно жизнь рухнула и остановилась. А то, что в этой жизни были еще его дети, он забыл.