Цитаты из книги «Многогранники»

Порчу на него нашлю через оптоволокно

— У нас есть семь минут. Я могу предложить вам кофе. — С цианистым калием, пожалуйста, — пробормотал Сергей, вглядываясь в документы. — Калий закончился, но я что-нибудь придумаю, — спокойно ответила Снежная Королева. — Дмитрий Алексеевич, а вам?

Она до этого ни с кем не ужинала при свечах. Это, конечно, не превращало Крестовского в кого-то особенного, но воспоминания о самой обстановке на палубе волновали. Наверное, потому что в ее сознании ужин при свечах означал романтическое свидание. Конечно, в реальности это было не так, но краска продолжала заливать щеки.

— Ладно, не буду отвлекать тебя от крендельков. Пришли мне номер Крестовского. В трубке наступила тишина. — Эй, Юла-а-а, — позвал Димка, не дождавшись ответа. — Зачем тебе? — в голосе Шиловой звучало подозрение. — Порчу на него нашлю через оптоволокно, — объявил Димка. — Пришли, будь другом.

В итоге Роман встретил рассвет, сидя на широком подоконнике с большой чашкой остывшего чая в руках. Он смотрел на то, как высотка университета проступает на фоне сереющего неба, и думал, что этот город так и останется ему чужим. Многополосные дороги, высотки, пробки…

На кухне Димка стащил с себя толстовку и, бросив ее на подоконник рядом с папиным фикусом, уселся на та­буретку. Машу всегда забавляло то, что при совершенно ­наплевательском отношении Димки к одежде толстовки, футболки и даже джинсы у него всегда были чистыми и отглаженными. В начале их знакомства это ставило ее в тупик, а потом по подобным мелочам она стала догадываться, что Димка, хоть и строит из себя шпану, совершенно к ней не относится. У него были очень широкий кругозор и грамотная речь, хотя последнее он большей частью скрывал. Он отлично говорил на английском. А однажды, взяв его телефон, Маша обнаружила в читалке открытую книгу на французском. В Москве Димка в основном ориентировался по принципу: «А, это где Пушкинский музей?» И при этом он старался казаться мальчиком с окраины. Маша делала вид, что верит в его легенду, лишь изредка позволяя себе небольшие шалости. Например, однажды, поняв, что он никогда раньше не пользовался общественным транспортом, она нарочно подстроила так, что Димке пришлось первым войти в салон троллейбуса. Он что-то пробормотал про забытый проездной, и Маша посоветовала купить карточку у водителя. Но это ему мало помогло, потому что схема пользования валидатором висела так, что от входа ее не было видно. Глядя на Димкин ступор у валидатора, Маша получила непередаваемые эмоции. Одним словом, если к нему присмотреться, Димка выглядел так, будто все то время, что жил с родителями, был абсолютно домашним ребенком, которого всячески развивали и повсюду возили на машине. Сейчас Димка как мог отрывался от этого образа, но с базовым воспитанием ничего сделать не мог. Наверное, он его даже не осознавал.

Она думала, что он — сноб и яркий представитель золотой молодежи, и сейчас ей было немного стыдно за подобные мысли. Но кто виноват в том, что именно таким он и выглядел в своих пижонских рубашечках и пиджачках, которые носил так, будто в них родился?

Крестовский вскоре наиграется в учебу на исторической родине и вернется в свой Лондон.

Сердце Романа неожиданно зачастило. Ему почему-то не приходило в голову, что девушка Волкова могла наблюдать за ним все эти месяцы и так много успела увидеть. В мозгу вновь зажглась сигнальная лампочка.

Маша рассмеялась, и ее смех тоже можно было запи­сывать как саундтрек. Ее левый верхний клык немного торчал вперед, выбиваясь из стройного ряда, и это выглядело ­неожиданно мило. Поймав себя на этой мысли, Роман разом опомнился и встал.