За второй год супружества они окончательно отдалились друг от друга. Валерий делал попытку за попыткой наладить отношения с Яной, но неизменно натыкался на непробиваемую стену.

– Ты не понимаешь, – говорила жена, и он соглашался.

Как и когда выросла между ними эта стена, Хромов не знал. Ссоры стали редкими, потому что у чужих людей меньше поводов браниться. Последний скандал возник, когда они отмечали день рождения Яны – ей исполнилось двадцать два года, а Валерию казалось, что он женат на глубокой старухе, побитой жизнью и сварливой, у которой не осталось никаких радостей.

– Посмотри на себя, – не выдержал Хромов. – Ты ведешь себя как… базарная баба! Чем я тебе не угодил? Подарок не нравится?

Яна покраснела, потом побледнела, схватила подаренный мужем зонтик и начала размахивать им у самого его носа.

– Это, по-твоему, подарок? – Она задыхалась от негодования. – Вот это-о?

У нее не хватало слов, чтобы выразить, как жалка, непрезентабельна преподнесенная Валерием вещь. Тяжелее всего было Яне осознавать, что при ее внешности шансы найти себе более достойного мужчину равняются нулю. Она со стонами отчаяния помахала в воздухе злополучным зонтом, выдохлась и упала на диван без сил.

– Тебе надо лечиться, – только и сказал Хромов. – Причем серьезно.

Он торопливо собрал чемодан и, не прощаясь, ушел. Возвращаться в общежитие было стыдно: поехал на вокзал, взял билет до Твери, оттуда доберется до Старицы на автобусе. Решил, что поживет пока у матери.

С тех пор минуло пять лет. Яна не написала ни одного письма, ни разу не позвонила. Официально они так и не развелись. Валерий о разводе не думал – два года семейной жизни напрочь отбили у него охоту вступать в новый брак. За это время у него появилась женщина для интимных встреч – проще говоря, любовница. Лида жила в доме напротив, а работала в отделении связи почтальоном. По вечерам она приглашала Хромова к себе, угощала чаем и ватрушками с домашним творогом, отдавала принесенную с почты корреспонденцию. Впрочем, корреспонденцию – громко сказано: это были редкие открытки, которые приходили Зинаиде Васильевне от бывших учеников; раз в неделю – газета с программой и разные рекламные листки.

Поэтому Валерий удивился, когда утром увидел в окно Лиду, махающую ему рукой – выйди, мол.

– Тебе письмо, – сказала женщина, едва он подошел к калитке. – Я подумала, может, что важное.

За ночь навалило снегу, калитка не открывалась, и Хромов взял письмо, протянув руку через забор. Обратный адрес на конверте был незнакомым.

Москва

– У тебя новый клиент? – спросила Ева, помогая Славке отряхивать с куртки снег.

– Пожалуй, что да, – улыбнулся сыщик. – Стас Киселев, молодой, перспективный управляющий филиалом банка. Ты будешь в восторге от его рассказа.

– Правда? – оживилась она. – Надеюсь, дело не в финансовых махинациях?

– О нет!

– Что-нибудь таинственное?

– Более чем. Ужин еще не остыл? Я нарочно ничего не заказывал в баре, помнил обещанный пирог.

Ева поспешила накрыть на стол. Она предвкушала удовольствие от истории, которую сейчас услышит.

Смирнов утолил первый голод и приступил к рассказу.

– Итак, – начал он, – некий Киселев из-за своего увлечения эзотерическими практиками попал в неприятности, если можно так выразиться.

– А именно?

– У Киселева есть две знакомые девушки…

И сыщик рассказал, как Стас применил свои навыки по оказанию первой помощи, приобрел в лице Марины и Вероники восхищенных поклонниц, над которыми взял шефство, и к чему это привело.

– Он хотел поразить девушек и пригласил их в «Молох»? – переспросила Ева. – Это что, клуб такой, дискотека… или бар? Странное название.

– Название – полбеды, – вздохнул Всеслав. – Там они попали чуть ли не на «черную мессу»! Вообрази себе безлюдную улицу, первый этаж обычного панельного дома, где ничего не предвещает колдовского шабаша, ночь, массивную бронированную дверь… Туда не пускают посторонних, и лишь по просьбе друида – парня, несколько раз побывавшего в «Молохе», – два охранника во всем черном сопровождают нашего героя и его спутниц в просторную комнату без мебели. Ее стены задрапированы красным шелком, в полумраке горят красные и черные свечи, приглушенно звучит монотонный бой каких-то ударных, дым курений забивает дыхание, глаза слезятся. В глубине помещения огромный рогатый металлический истукан протягивает вперед «руки», как бы требуя жертв; у его ног теснятся стеклянные кувшины с ужасным содержимым – засунутыми вниз головой младенцами.

Ева ахнула.

– Настоящими?

– Стас говорит, то были резиновые куклы. Но эффект производят жуткий. Завсегдатаи знают, что младенцы резиновые, а вот новички пугаются. Когда вновь прибывшие отрывают взгляд от кувшинов, они видят группу «последователей культа», облаченных в бесформенные темные балахоны. Они окружают человека с выкрашенным золотистой краской лицом, который звонит в свисающий с потолка колокол и выкрикивает какие-то заклинания.

– Ничего себе! – зрачки Евы расширились, щеки горели. – А вход платный?

– Даже не думай, – отрезал сыщик. – Не хватало еще тебя потом разыскивать!

– Разве кто-то уже пропал?

– Давай по порядку. Зрелище, которое должно было заворожить наивных провинциалок, отчего-то повлияло на них неожиданным образом – девушки нервно захихикали, чем взбесили Главного.

– Кого-кого?

– Стас объяснил, что мужика с накрашенным лицом в «Молохе» величают Главным. Там вообще не принято пользоваться обычными именами. Главный играет роль то ли жреца, то ли вызывающего духов, а остальные – внимающие.

– И те, в балахонах?

– Все. Иерархия существует, но она завуалирована. Кстати, вход действительно платный, и «добровольный взнос» составляет двадцать долларов с каждого.

– Терпимо.

– Более-менее, – согласился Смирнов. – Так вот! Хихиканье новеньких не понравилось Главному, он решил припугнуть непочтительную публику и проделал следующий фокус: незаметно достал откуда-то ветку с мелкими белыми розами, дунул на нее, забормотал что-то неразборчивое и предложил девушкам убедиться, что розы настоящие. То есть… понюхать!

– Довольно эффектно! – воскликнула Ева. – Они понюхали?

– Разумеется. С тем же недоверчивым смешком. Чем, видимо, окончательно прогневили Главного! Он смерил их испепеляющим взглядом и заявил о предсказанном часе, – дескать, одна из девушек, явившихся сегодня последними, должна утолить жажду Молоха. Аромат белых роз, который она вдохнула, несет несмываемое проклятие. Все повернулись в сторону Стаса и его спутниц. «Кто из них?» – провыли одетые в балахоны внимающие. Главный помедлил и… указал на Марину.

– Я бы умерла со страху.

– Девушки опешили, испугались и бросились прочь… Стас за ними. Их никто не задерживал, дверь оказалась открытой, и троица благополучно выбралась на улицу. Только тогда они сообразили, что верхняя одежда осталась в гардеробной. Темно, морозно, снежок порошит… но никто, в том числе и Киселев, не пожелал вернуться, чтобы забрать пальто и куртки. Молодой человек выскочил на дорогу, поймал такси… и все.

– Как это – «все»? – возмутилась Ева.

– Стас отвез девушек, потом добрался до своей квартиры, напился водки и уснул мертвецким сном. Утром вчерашний испуг показался диковинным приключением. Чувствуя свою вину, Киселев возместил Марине и Веронике материальный ущерб от потери верхней одежды. Дамы купили себе обновки и со смехом обсуждали забавное происшествие.

– Смеялись они недолго, надо полагать, – мрачно произнесла Ева. – Я угадала?

– Ты всегда на высоте, дорогая. Пожалуйста, отрежь мне еще пирога, вкусно неимоверно. И чайку налей, если можно.

Ева беспрекословно выполнила просьбу, ожидая продолжения. Смирнов же занялся едой, отдавая должное и пирогу с сочной мясной начинкой, и грибам в сметане. Зловещие и загадочные криминальные подробности вызывали у него зверский аппетит.

– Водки хочешь? – предложил он, наливая себе холодной «Перцовки». – С мороза хорошо.

Ева скривилась, сделав отрицательный жест:

– Я же не выходила на улицу. Так что дальше было с теми девушками?

– Пока только с одной… с Мариной, – не переставая жевать, ответил сыщик. – Она ушла из дома и не вернулась. Уже десять дней прошло.

– Сколько? – ахнула Ева. – В розыск подали?

– Кому подавать-то? Девчонки детдомовские, в Москве у них никого, кроме этого Стаса. Вероника ни на что не решается, у нее нервный срыв: даже с работы уволилась, боится собственной тени. А Киселев и подавно не заинтересован в огласке. Сейчас заяви в полицию, придется рассказывать про тот злополучный поход в «Молох», странные наклонности… и прочее. На работе узнают – уволят. Прощай, доходное место, зарплата, карьера! Кому такое понравится? Сначала они с Вероникой ждали, что Марина вернется или хотя бы сообщит о себе: мало ли, как обстоятельства иногда складываются. Встретила мужчину своей мечты, загуляла, ногу подвернула, в обморок упала, как тогда, во время знакомства со Стасом… Увы, никаких вестей от пропавшей не было. Мобильный, как на грех, она забыла дома. Потом Киселев пытался ее искать – звонил в больницы, морги, как водится, – ничего. Стас отправился к друиду – в миру Платону Елкину – с вопросом, может ли исчезновение Марины быть связано с проклятием Молоха. Тот напугал молодого человека до полусмерти – дескать, вам не Марину разыскивать надо, а о себе позаботиться. Не ровен час, последуете за означенной жертвой, прямо в пасть кровожадного божества. Бред, конечно, но Киселеву уже стало не до смеха.

– И он рискнул обратиться к частному детективу?

– А какой у него еще есть выход? – усмехнулся Всеслав.

– Ты считаешь, друид не прав?

– Ева, не думаешь ли ты, что возымело действие проклятие Молоха? Оставь свои фантазии! – взмолился сыщик. – Таких экзотических тусовок в Москве пруд пруди. Если бы с ними были связаны исчезновения людей, это стало бы достоянием общественности. Журналисты бы уши всем прожужжали! Скорее всего, имеет место обычное совпадение. После того еще не значит вследствие того, ты же прекрасно знаешь!

Но мысли Евы потекли в определенном направлении, и Смирнов был не в силах изменить его.

– Друид напраслину на «Молох» возводить не станет, – заявила она.

– Платон Елкин – нечто вроде зазывалы, который заманивает в «Молох» клиентов: в его интересах придумывать небылицы, создавать вокруг общества ореол священного ужаса! Что он успешно делает. Даже ты попалась, – убеждал Всеслав. – Вот увидишь, исчезновение Марины подстроено.

– Специально, чтобы напугать какого-то Киселева и приезжих девчонок? – возразила Ева. – Скажи еще, что ей дали денег и попросили уехать куда подальше.

– Кстати, здравая мысль! Ты умница, дорогая. В последнее время нам «везет» на пропавших женщин, – задумчиво произнес сыщик. – Что бы это значило?

– Женщин беречь надо, вот что.

– Смотря какую сумму предложили Марине в обмен на ее отъезд из Москвы, – подхватил он в шутку высказанную Евой идею. – Вряд ли удастся найти даму, которая не согласилась бы исчезнуть на подобных условиях.

– Почему же ты решил работать на Киселева, если все так просто? – Ева выдала несокрушимый аргумент и победоносно уставилась на Смирнова.

Тот перестал жевать.

– На сей раз ты попала в точку! – улыбнулся он. – Есть в этой истории подозрительный «душок». Я его чувствую, а объяснить не могу. Будем размышлять.