Глава 2

Обрывки подслушанного разговора крутились в памяти, но стоило убедиться, что я помню все правильно.

Во взгляде мужчины промелькнуло недоумение, которое быстро превратилось в злость.

– Решили сменить тактику?

– Не понимаю, о чем вы.

– В самом деле не понимаете? Или сообразили, что капризы и мольбы больше не помогут, и решили притвориться, будто потеряли память?

Да мне вовсе незачем притворяться.

– Я действительно не понимаю.

Он встал, издевательски – и вместе с тем удивительно элегантно – поклонился.

– Виктор Александрович, ваш супруг.

Как он так умудряется в каждом слове, вроде бы спокойно сказанном, в каждом жесте, вроде бы изящном, демонстрировать издевку? Изысканное хамство – кажется, не подкопаешься, а бесит.

– И за какие грехи мне досталось этакое сокровище? – буркнула я себе под нос, но он услышал.

– Вам виднее. Я вам не исповедник, а муж. – Он широко улыбнулся. – Впрочем, через некоторое время перестану им быть. Заседание консистории назначено на осень.

– Простите, а эта самая консистория – это что?

Мало ли, вдруг какая местная инквизиция и нужно делать ноги, пока жива.

– Все же в вас пропала гениальная актриса, – не унимался он. – Консистория рассмотрит вопрос о нашем разводе. И если вы полагаете, будто это пустые угрозы или что ваши ужимки заставят меня передумать… Не передумаю.

– И слава богу! – вырвалось у меня.

Виктор ошарашенно вытаращился на меня. Я прикусила язык. Пожалуй, не стоит убеждать его, что я действительно потеряла память. Не ровен час, поверит. Коллегу этого местного притащит. Убедится, что жена ничего не помнит, да и передумает разводиться, решит перевоспитать. А мне зачем этакое счастье? Красавчик, конечно, ничего не скажешь, но как-то не тянет меня спать с незнакомым мужиком, каким бы красавчиком он ни был. Да и характерец явно не подарок: вломиться к больной женщине только для того, чтобы наговорить гадостей!

– Что ж, я тоже обрадуюсь, когда, наконец, расстанусь с вами, – нашелся он. – Евгений Петрович сказал, что кризис миновал и ваше здоровье теперь вне опасности.

Да я еще вас обоих переживу. Из принципа!

– Я с ним расплатился.

– Спасибо.

Я сказала это безо всякого ехидства: в самом деле, человек избавил меня от лишней заботы. Но он ухмыльнулся так, что даже та благодарность, что едва-едва затеплилась во мне, разом испарилась.

– Не за что. Пока еще я ваш муж и свои обязательства помню. В отличие от вас.

Что ж между ними такое произошло? Насильно поженили, что ли? Такого, пожалуй, женишь насильно – где сядешь, там и слезешь. Впрочем, какая мне разница, чем ему жена не угодила? Главное, чтобы этот тип держался от меня подальше.

– Раз повода беспокоиться о вашем здоровье больше нет, я уезжаю. – Он словно прочел мои мысли. – Вы остаетесь.

– Счастливого пути, – вежливо улыбнулась я.

Виктор отчетливо скрипнул зубами, но тут же натянул на лицо безразличную маску.

– Распоряжайтесь вашим приданым как вам заблагорассудится.

Вот спасибо, разрешил мне распоряжаться моей же собственностью!

А что если в этом мире, как в Англии девятнадцатого века, женщина не имеет собственности и даже ее платьями владеет муж, не говоря о приданом? При этой мысли меня прошиб ледяной пот. Нет уж, мое, то есть моей тезки приданое, каким бы мизерным оно ни оказалось, – только мое. А муж пусть катится к лешему.

– Напомните, пожалуйста, в чем состоит мое приданое, – попросила я.

– Хотите и дальше притворяться? Развлекайтесь, мне уже все равно.

Я продолжала молча смотреть на него, и Виктор соизволил пояснить:

– Ваше приданое – имение, где вы сейчас находитесь, клочок леса и пара акров пашни. Деревни, как вы помните, ваш покойный батюшка продал, чтобы расплатиться с долгами, – злорадно добавил он.

Не помню, но это не имеет значения.

– Больше никаких долгов на мне не висит? – уточнила я.

– Нет.

Вот и хорошо. Я бы сказала, просто отлично. У меня есть где жить – и пусть дом выглядит неухоженным, пока мне хватит и того, что есть стены и крыша. У меня есть земля, которая всегда прокормит, руки и голова на плечах. Что еще нужно для полного счастья?

Повезло мне, на самом деле повезло. Я выросла в деревне и все выходные, все отпуска проводила в родительском доме, копаясь в земле. Не поступила бы в мед – пошла бы в агрономы.

– Не понимаю, чему вы радуетесь, – неприятно прищурился муж. – Помнится, вы говорили, что ненавидите эту глушь.

Я мило улыбнулась.

– Мы, женщины, такие ветреные. Вчера «ненавижу», завтра «обожаю».

– До чего самокритично, – сухо заметил он и продолжал: – Погреб я велел заполнить.

– Спасибо.

В этот раз искренне сказать «спасибо» было сложнее, но все же вежливость никто не отменял. Опять же, позаботился, хоть меня – точнее, свою жену – терпеть не может.

– Не благодарите. Ни ананасов, ни мороженого в нем нет.

Да чтоб тебя! Хорошо, больше не буду благодарить.

– Все, что я вам подарил, останется у вас, включая драгоценности. Ими можете распоряжаться как хотите.

А ты, похоже, будешь упиваться собственным благородством?

– Драгоценности заберите себе.

– Что, простите? – Он явно решил, что ослышался.

– Драгоценности заберите себе, – повторила я. – При расставании принято возвращать подарки.

Один раз, один-единственный раз я оставила себе подаренное бывшим кольцо. А потом пришлось долго объясняться с полицией – не только по поводу этого кольца, якобы украденного у бывшего, но и из-за переводов на карту, ведь по его словам, деньги я выманила у страдальца мошенническим путем. Когда же дело закрыли за отсутствием состава преступления, подал в суд, требуя вернуть кольцо, деньги и еще полмиллиона за моральный ущерб. Сколько же крови он мне тогда попил, он и соседи, которые долго шушукались за спиной.

Второй раз я такой ошибки не совершу.

Виктор подобрал отвисшую челюсть.

– Не пойму, то ли вы издеваетесь, то ли нервная горячка повредила ваш рассудок.

Я пожала плечами.

– Мне будет неприятно держать в руках подарки человека, который меня ненавидит.

Хотелось добавить «ни за что ни про что», но говорить этого явно не стоило: с его точки зрения, причины наверняка имелись. А мне неинтересно было слушать обвинения в чужих грехах, реальных или надуманных. Я устала от этого разговора и чувствовала себя так, словно три участка оббегала в разгар эпидемии.

Он стиснул зубы. Медленно выдохнул.

– Анастасия. Не знаю, какую игру вы затеяли в этот раз, но рискуете заиграться. Вы еще не поняли, что я прекращаю вас содержать? На что вы намерены жить?

Может, я правда делаю большую ошибку и стоит рискнуть? Похоже, эта мысль отразилась у меня на лице, потому что Виктор злорадно ухмыльнулся.

– Не хотите – как хотите. Будет что подарить моей новой пассии.

Да хоть десяток любовниц заведи, мне-то что. Но теперь идти на попятную уж точно не стоило, и я лучезарно улыбнулась.

– Думаете, найдете такую, что согласится подобрать мои обноски? Украшения, мужа…

На лице Виктора заиграли желваки. Он глянул так, что у меня мороз по хребту пробежал – и вовсе не из-за сквозняка. Кажется, перестаралась. Но все же он взял себя в руки.

– Увидимся на заседании консистории.

Он шагнул к двери.

– Виктор, – окликнула его я.

Он обернулся с презрительной усмешкой. Похоже, ожидал, что я начну его останавливать. Или попрошу все же оставить драгоценности.

Теперь уже точно – нет. Мало кто из мужчин… да что там мужчин! Мало кто из людей способен делать подарки, чтобы просто порадовать человека, не ожидая подспудно благодарности. И уж этот тип явно к ним не относится. Кто знает, какой компенсации потребует Виктор? Вдруг на заседании этой самой консистории он заявит, что это фамильные ценности, оставшиеся от прабабушки, и я украла их?

– Пожалуйста, уведомите меня о заседании заранее. – попросила я. Желательно письменно. Я не уверена сейчас в своей памяти.

Как и в способности понять написанное. Язык мне не знаком, значит, и буквы наверняка неизвестные. Придется заново учиться грамоте. Ладно, не в первый раз – выучила же я английский и латынь. И тут должна справиться. Хорошо бы уложиться в полгода, чтобы на заседании меня не объявили невменяемой и не отдали под опеку кому-нибудь.

– Да уж, непременно. Чтобы не пришлось снова переносить заседание из-за вашей неявки.

Он шарахнул дверью. Я откинулась на подушки и тут же опять села. Если я не в своем мире и не в своем теле, как я выгляжу?

Под кроватью обнаружились атласные тапочки с тоненькой подошвой, я надела их. До чего же ледяные тут полы! И сквозит по ногам так, что впору валенки надевать. Нервная горячка, как же! Наверняка моя предшественница простыла в этом тонюсеньком недоразумении вместо обуви.

Но об этом я подумаю потом. Я метнулась к зеркалу – пока бабка не вернулась и снова не уложила меня в кровать.

Девушка, выглянувшая из мутного стекла, походила на меня разве что темно-русыми волосами. Большие глаза. Губки бантиком – вот разве что капризный изгиб их немного отталкивает. Стройная фигура. Я даже забыла о холоде, разглядывая новую себя: никогда не была такой хорошенькой. И зачем такая красотка выскочила замуж за этого невозможного типа? Не по любви же? Неужели настолько плохо все было с деньгами?

– Да что это тебе неймется! – оборвала мои мысли вернувшаяся старуха. Подхватила под локоть и повлекла к постели. Я не сопротивлялась: теперь, когда я удовлетворила любопытство, слабость напомнила о себе.

Бабка накрыла меня одеялом по самый нос.

– Вот так. А то ишь, разбегалась. Еще раз увижу, что вскочила, к кровати привяжу!

Что-то многовато командиров развелось!

– Простите, а вы кто? – поинтересовалась я.

– Грех вам, Анастасия Павловна, так смеяться, – поджала губы она. – Или я тебя не вынянчила? Или за домом твоим, когда ты уехала, не присматривала?

Вынянчила? Да она мигом поймет, что я – не прежняя Настя! Впрочем, из меня и актриса никудышная. Хорошо хоть имена у нас с предшественницей одинаковые, не придется каждый