Цитаты из книги «Часовой ключ»

Крохотные часики легко выпрыгнули из рук и завертелись в воздухе, словно висели на невидимой ниточке. Вращение убыстрялось, сливаясь в одно сплошное золотое кольцо. Кольцо начало расширяться, пока не превратилось в сверкающий солнечный обруч. В середине его неожиданно засеребрился легкий дымок, словно запотело стекло в окне, и вдруг проявилось четкое изображение: смуглое лицо какого-то пацана. Василиса не сдержалась и ахнула. Мальчишка озабоченно хмурил лоб, чесал затылок, стриженный ежиком, и глядел куда-то вниз. И вдруг он поднял взгляд: глаза у него оказались большие, темно-карие.

Краем глаза Василиса заметила еще одного мальчишку, тоже с интересом прислушивающегося к происходящему. Он был ростом с Норта, но пошире в плечах да и постарше – лет шестнадцать-семнадцать на вид. Светло-пепельные волосы мальчишки были чуточку длинноваты и слегка вились, глаза на узком загорелом лице казались чернющими из-за широких темных зрачков. Он заметил, что Василиса смотрит на него, и ответил ей наглым, насмешливым взглядом.

На нее смотрела высокая белокурая женщина в длинном бирюзовом платье, отделанном тонкими серебристыми кружевами по краю декольте и низу рукавов. Ее можно было назвать очень красивой, если бы не ледяной, словно застывший взгляд. Голубые глаза с узкими черными зрачками смотрели неподвижно, пристально, изучающе. Несмотря на приветливую улыбку, Василисе незнакомка совершенно не понравилась.

Из зеркальной глубины на нее смотрела совершенно другая девочка: новое платье необыкновенно шло ей, лихорадочно блестевшие глаза, казалось, приобрели еще большую синеву, а в длинных распущенных волосах загадочно поблескивал прекрасный цветок. Василиса радостно прокрутилась вокруг себя. И тут же пространство вокруг нее озарилось тысячей сверкающих искорок, как будто разом взорвалось несколько десятков новогодних хлопушек. Эй-эй, сегодня же полнолуние! Приглядевшись, Василиса с изумлением увидела, что вокруг нее кружатся серебристые и золотые цифры. И даже огненно-красные! Василиса отчаянно замахала руками, пытаясь унять разноцветье, но воздух еще больше замерцал. Цифры быстро кружились и весело подмигивали ей, как живые. Она в отчаянии всплеснула руками, но из ладошек вырвался на волю еще один веселый сноп цветастых цифр, причем алых заметно прибавилось.

Перед ней лежала небольшая заколка-гребень в виде цветка, похожего на незабудку. В центре цветка сверкал крохотный голубой камешек, окруженный прозрачно-синими лепестками, Василиса замерла от восхищения

Василиса быстренько переоделась. Ей вдруг подумалось, что она впервые надела платье – раньше всегда ходила в джинсах. Жаль, нельзя поглядеться в зеркало. Вот видела бы сейчас ее эта дылда Инга… Единственное, Василисе не понравился большой бант, который следовало завязать сзади. Она с трудом проделала эту операцию со скользкими и непослушными лентами-завязками. Платье было все-таки немного детское и чудное, но все равно красивое. Наверное, отец думает, что ей сейчас десять лет, а не почти тринадцать.

Платье было простое, без украшений, но совершенно новое, как и туфли.

Василиса недоверчиво оглядела сверток. Он состоял из простой бумаги коричневого цвета, перевязанной тусклой серой ленточкой, и внутри явно было что-то крупное. С опаской Василиса развернула хрустящую обертку и ахнула: внутри оказалось аккуратно сложенное платье из темно-синего атласа, с длинными лентами-завязками, и туфли такого же цвета, с большими серебряными пряжками.

У нее были красивые огненно-красные крылья. Василиса взмахнула ими – вышло это абсолютно легко, будто она летала всю жизнь. Дивное, невесомое ощущение возникло в самой ее душе, поднимаясь легкими толчками, и вскружило счастьем голову. Василиса взмывала все дальше и дальше, ввысь, наслаждаясь удивительным чувством – радостью свободного парения.

Мужчина, стоявший перед ней, был высок, худощав, но широк в плечах, светловолос. Серые с зеленым, как у Норта-младшего, глаза смотрели как-то сквозь, равнодушно. Почему-то Василиса совсем по-другому представляла отца: рыжим, синеглазым, веселым… Однако Нортон-старший являл собой полную противоположность придуманному образу.