Глава 4

Рада

Пячусь назад, спотыкаюсь, запинаюсь о бордюр, падаю в грязь, на адреналине не чувствую уже ни холода, ни боли. Резко поднимаюсь и бегу вглубь двора, за дом, дергаю дверь небольшой пристройки, где хранится садовый инвентарь и всякий хлам. Там можно спрятаться, либо взять инструмент, чтобы обороняться. Меня трясет, словно в лихорадке, зубы стучат так, что, кажется, это слышно всем.

Закрыто!

Какого черта закрыто?!

Здесь нет ничего ценного!

Слышу шорохи во дворе, сердце обрывается.

Боже, почему это происходит со мной?

Из горла вырывается неконтролируемый вой. Зажимаю рот рукой и снова тихо пячусь назад. Чувствую себя героиней фильма ужасов. Тело в шоке, хриплю, как загнанная лошадь, и содрогаюсь от страха, прислушиваясь к каждому шороху. Они здесь, во дворе. Я загнала себя в ловушку. Выйду из-за дома – меня сразу заметят, спрятаться негде, позади огромный соседский забор. Даже при желании я на него не заберусь.

Мне некуда бежать…

Мамочки…

Слышу шаги уже где-то рядом. На панике захожу за строение и забиваюсь в грязный угол, зажимая рот и нос рукой, прекращая вовсе дышать.

Я уже понимаю, что меня поймают, зажмуриваю глаза и молю бога только о том, чтобы остаться живой.

Идиотка!

Дерзкая, смелая, наглая, самостоятельная.

Я же все могу, я справлюсь.

Справилась…

Дура.

Могла сейчас читать Бродского и пить кофе под пушистым пледом, молча, без вопросов – сдались они мне…

– А вот и наша девочка, – слышу приторный голос мудака, но глаза так и не открываю.

Все…

– Иди сюда, потаскушка, – уже агрессивно зовет меня. Не реагирую, вжимаясь в грязный, холодный угол. Мне кажется, я уже не чувствую ни рук, ни ног, то ли от холода, то ли от страха.

– Ааа! – вскрикиваю, когда меня резко хватают за волосы и тащат вперед. Я, в принципе, уже не сопротивляюсь, сил нет совсем, словно из меня выкачали всю энергетику…

Слабо помню, как меня запихали в машину среди белого дня, на родной улице, как связывали, что-то рычали. Все как в тумане. Я не сдалась. Нельзя сдаваться даже за секунду до смерти. У меня просто нет никаких физических сил сопротивляться. Словно у меня отобрали их вместе со свободой. Голоса все дальше и дальше, в глазах темнеет, тело ватное, мне почти хорошо…

Прихожу в себя, по-прежнему не чувствуя тела. В голове туман. Ничего не соображаю, внутри пустота. Понимаю одно – я лежу, по ощущениям, на кровати. Комнату освещает фонарь за окном. Первое, что я чувствую, – это дикий холод. Начинает трясти так, что зубы стучат. Коже холодно, а внутренности горят. Какой-то ненормальный жар разливается по телу.

Пытаюсь подняться, но ничего не выходит. Я словно парализованная, пытаюсь открыть рот, но тоже не получается. Я связана по рукам и ногам, как солдатик, и рот снова заклеен скотчем. Адреналин вбрасывается в кровь, придавая сил, дергаюсь, но все бесполезно. Расслабляюсь, напрягаю зрение. Я, черт побери, в той же комнате, только уже не прикованная к батарее, а на кровати. И если в прошлый раз меня спас мой антигерой, то что-то подсказывало: такого шанса больше не будет.

Мне плохо. Нет, это уже ни паника и страх. Мне реально физически плохо, очень плохо: тело ломит, горит и трясет одновременно, болит каждая частичка, я мокрая от пота, и очень хочется пить.

Бьюсь головой о матрас, на котором лежу, и тут же об этом жалею – голову простреливает болью. Вою закрытым ртом. Мне мучительно плохо, и скованность тела еще больше усугубляет ситуацию. Все, что я могу, – это мычать в скотч и плакать.

Я плачу даже не оттого, что меня снова похитили и связали, я плачу от болезненного состояния и от того, что ничего не могу с этим сделать. И никто мне уже не поможет. Беспомощность угнетает. Она убивает, когда нет надежды…

Прислушиваюсь: за дверью негромкие голоса мужчин. Мрази.

Закрываю глаза, проваливаясь в полусон, в голове медленно плывет какой-то бред. Отец со своими нравоучениями и гиперопекой, мама, которая просит его отпустить меня к ней, бабушка, которая умерла лет пять назад, она что-то говорит, но я не слышу, больная, бледная, почти синяя… Проваливаюсь в темноту, словно падаю в пропасть. Лечу вниз на скорости и никак не могу разбиться о дно, которого нет.

Просыпаюсь от того, что меня кто-то трясет и бьёт по щекам. Пытаюсь сфокусировать взгляд, все плывет.

– Очнулась, – хрипит ублюдок, который тащил меня за волосы. – На, попей, а то загнёшься тут раньше времени.

Закрываю глаза, сил нет даже пить. Хотя очень хочется. Скотч с губ срывают, что приводит меня в себя. Очень больно, учитывая, что губы разбиты, но сил не осталось даже вскрикнуть.

– Пей! – мужик сует мне в лицо стакан с какой-то мутной жидкостью. Я в лежачем положении, со связанными руками. Как он это себе представляет? Да и не собираюсь я пить непонятную жидкость.

– Жук, ты дебил? – слышится еще один голос где-то слева, но у меня нет сил посмотреть, кто это. – Как она будет пить?

О, хоть кто-то здесь с интеллектом.

– Да блядь, я нянька, что ли? – психует второй. – Бегай за ней, вылавливай, теперь еще выхаживай.

– Се… – осекается один из похитителей. – Он сказал поставить ее на ноги до завтра, поэтому будем нянчиться.

Очень интересно, кто это «он», уже понятно, что эти – просто шавки.

Меня хватают за блузку, которая трещит по швам от захвата, и припирают к спинке кровати. Сидеть тяжело, тело болит, ноги настолько затекли, что я их не чувствую. Голова такая тяжёлая, что невозможно держать ее ровно. Мужик снова пихает мне стакан, тыча его в губы.

– Открой рот и пей!

Не реагирую.

– Это лекарство, легче станет, – снова тычет мне в губы стаканом.

– Заливай, Жук, раз по-хорошему не хочет! – командует второй, но в процессе не участвует. Ну правильно, кто умнее, тот и главный.

На мое лицо ложится огромная вонючая ладонь и перекрывает мне кислород, зажимая нос. Открываю рот, чтобы глотнуть воздуха, и в горло заливается сладко-горькая жидкость. Давлюсь, закашливаясь, легкие почему-то горят, а все, что всё-таки попадает, выплевываю в лицо ублюдку.

– Вот блядина! – снова получаю по лицу, голова отшатывается, щека горит.

– Да мать твою, Жук, отойди от нее! – психует второй. – Задача была поднять ее на ноги, а не добить.

– А я не санитар, – агрессивно выплевывает мудак и отходит от меня. – Врач нужен, пусть обколют ее.

– Где я, мать твою, найду врача, не скорую же вызывать.

Мужчины выходят, запирая дверь, а я пытаюсь сползти в лежачее положение и снова проваливаюсь в темную пропасть, продолжая полет на дно.

Просыпаюсь от того, что меня шлепают по щекам, но не сильно, как ублюдки, а слегка, чтобы привести в себя. Еще не открываю глаза, но уже чувствую, что не связана, руки и ноги свободны, что-то большое укутывает меня, словно кокон. С трудом разлепляю веки, фокусирую взгляд: светло. Уже утро или день, но самое главное – я снова вижу моего антигероя. Я в его квартире, на том же самом диване, укрыта большим одеялом. Он смотрит на меня, сводя брови, создавая выразительную складку между бровей.

– Не делай так, – хриплю я. – Будет глубокая морщина, – зачем-то говорю. Нет у меня в голове к нему ни одного вопроса. В мыслях туман и бред.

– Что? – поднимает бровь мужчина. Берет с журнального столика термометр-пистолет, подносит к моему лбу, смотрит на результат и снова хмурится. – Ясно. Бредишь.

– И снова здравствуйте, – усмехаюсь. Да, я брежу. Мне очень плохо, но уже лучше, чем вчера. Я очень слабая, тело ломит, но не трясет и не холодно. Жить буду, только еще непонятно как…

Глава 5

Рада

Несмотря на то, что я в тепле под одеялом и свободна, чувствую себя очень усталой, словно не спала несколько суток, все плывет в белом тумане. Мужчина протягивает мне большую кружку.

– Что это? – говорю заторможено.

– Чай на травах с медом?

Не в моих интересах отказываться. В больной голове много вопросов, но все они теряются в белом густом тумане.

Пытаюсь приподняться, но тут же падаю назад на подушку – сил нет совсем. Мужчина приподнимает подушку выше, хватает меня за плечи и помогает принять полусидящее положение. Снова вручает кружку.

– Выпей, – в голосе холодный приказ. Такая повелительная форма заботы чем-то похожа на моего отца. Он тоже заботился обо мне, ничего не объясняя, в форме приказа и его воли. Беру кружку, сжимаю ее в ладонях, чтобы не уронить, пробую напиток. Не горячо, приемлемая температура для моих несчастных распухших губ. Вкусно: травы, мед.

Пока я послушно пью, мужчина уходит. Смотрю ему вслед. В простой белой футболке и серых спортивных штанах он все равно выглядит внушительно со спины. Нет, не качок, без лишнего веса, само телосложение внушительное: широкие плечи, рельефная спина, рост, сильные руки. Из тех мужиков, на которых, что наденешь, на его плечах все смотрится шикарно. Я точно брежу. Вместо того чтобы сокрушаться над своим плачевным положением и переживать за отца, я оцениваю мужчину.

Допиваю чай, тянусь к журнальному столику, чтобы поставить кружку, но руки не держат совсем, промахиваюсь, и кружка падает на ковер. Не разбивается, на белом ворсе остаются капли чая…

Мужчина возвращается с каким-то пакетом, замечает кружку на ковре, молча ее поднимает и отставляет на столик. Садится рядом со мной на край дивана, а я снова брежу, отмечая, что от него пахнет пеной для бритья и сигаретами. Он открывает пакет, вынимает из него шприцы, коробочку с ампулами и спиртовые салфетки. Молча вскрывает ампулу, начиная набирать жидкость в шприц.

– Что это?

– Антибиотик, – поясняет мужчина.

– Зачем? – глупый вопрос, но, кажется, я уже определилась, что сейчас не совсем адекватная.

– Хочешь продолжать загибаться? – выгибает бровь.

Молча прикрываю глаза. И только сейчас понимаю, что на мне тоже белая футболка. Поднимаю одеяло и понимаю, что в я одной мужской футболке, а под ней голая, даже трусиков нет.

– Кто меня переодел?

– Вызвал специально обученных людей, – ухмыляется мужчина. Иронизирует.

– Почему на мне нет даже белья? – хриплю я. Это что получается, он полностью меня раздел и видел голой, даже там…

– Ты была вся мокрая и грязная, – поясняет он мне. Открываю рот, но тут же закрываю, потому что мужчина мастерски справляется со шприцем и дергает одеяло, раскрывая меня. – Переворачивайся.

Даже не думаю, сильнее натягивая футболку, чтобы не сверкать прелестями.

– Рада… – глубоко вздыхает мужчина. – Ты снова хочешь на свободу? Тебя что-то не устраивает? – в голосе легкое раздражение. Да не хочу я никуда, черт бы его побрал. – Разворачивайся, что я там не видел. Тем более у тебя прелестный зад.

Прелестный зад. Зачетный комплимент. Но благодарностей не будет. Разворачиваюсь, загнуться я и правда не хочу.

Можно же ведь просто отодвинуть краешек, но этот мерзавец рывком задирает мою футболку на поясницу, сжимаюсь, мурашки по коже. Уколов я не боюсь, никогда не боялась, даже в детстве, я боюсь того, что на мой голый зад пялится незнакомый мужчина.

Холодная салфетка пахнет спиртом, закусываю губы, когда игла входит в кожу…

– Все, – констатирует мужчина, отбрасывая шприц на стол. Профессионал, не каждая медсестра ставит такие уколы.

Переворачиваюсь, быстро накрываясь, мужчина протягивает мне какие-то таблетки и бутылочку воды.

– Это обезболивающие и противовоспалительное, – поясняет он, опережая мой вопрос. Беру, выпиваю без разговоров. Кажется, за эти пятнадцать минут я исчерпала весь лимит сил на сегодня.

Мужчина собирает шприц, ампулы, кружку и уходит в сторону кухни. Закрываю глаза и тут же уплываю в темноту. Последнее, о чем я думаю, это то, что, наверное, стоило сказать спасибо… Он вообще не обязан все это делать, наверное…

***

Просыпаюсь уже сама. Темно, в комнате горит напольный светильник возле кресла, тишина. Даже не представляю, сколько времени. Чувствую себя лучше, слабость и сонливость сохраняются, но уже хотя бы не ломает.

Очень хочется в туалет, поднимаюсь с дивана, встаю на ноги и тут же сажусь назад, голова кружится, в глазах темнеет. Закрываю глаза, дышу глубже, снова поднимаюсь, уже не так резко, иду в коридор, попутно натягивая футболку.

Темно, иду по стеночке, все кружится, захожу в туалет, запираюсь. Когда выхожу в коридор, в глазах резко темнеет, начинаю оседать, сползая по стене. Очень страшное состояние, никогда еще не была настолько слабой. Сглатываю, пытаюсь отдышаться и прийти в себя. Сколько я не ела? Не помню… Какой вообще сейчас день?

Слышу шаги, мужчина останавливается возле меня и садится на корточки, хватая за скулы, поворачивая к себе. Ничего не вижу, кроме силуэта.

– Зачем встала? – хрипло спрашивает он.

– Решила полежать на полу в коридоре, – огрызаюсь я.

– Полежала? – усмехается.

– Ага.

– Ну пойдём назад, или тебе здесь комфортно? – издевается.

У него вообще своеобразная манера общения.

Кто ты такой вообще и откуда взялся?

Не отвечаю. Мужчина подхватывает меня на руки, и я быстро прихожу в себя, потому что футболка задирается, обнажая меня. Надо отдать должное мужчине, он не смотрит на мои прелести, укладывает на диван и тут же накрывает одеялом. Чувствую себя унизительно. Никогда не была настолько беспомощной.

– Спасибо, – бормочу я. Мужчина молча выходит из комнаты. Спать не хочется, лежу и лениво рассматриваю глянцевый натяжной потолок и софиты.

Мне казалось, я ненавижу отца. Больше всего я хотела избавиться от его опеки. Я делала для этого все. А теперь мне очень страшно за него. Если дом опечатан, значит, его арестовали. И это даже хорошо, если арестовали, а если… Нет, не хочу об этом думать.

Как мне теперь его найти?

Как связаться?

Все контакты у меня были в телефоне. А телефона нет, его отобрали ублюдки, которые меня похитили.

Поворачиваю голову, когда мужчина возвращается. В руках деревянный поднос с ручками. Он ставит его на журнальный столик и придвигает ближе ко мне. Рассматриваю содержимое: фарфоровая кружка с бульоном, в стакане что-то, похожее на морс, нарезанный багет, сметана отдельно. Физически я не хочу есть, совсем. Но понимаю, что надо, иначе меня так и будут голышом в туалет носить.

– Ешь, – в своей повелительной форме произносит мужчина и садится в кресло напротив. Берет ноутбук, открывает, утыкаясь в монитор.

Сажусь на край дивана, прикрывая голые ноги одеялом, беру кружку, отпиваю бульона. Подташнивает, но я заставляю себя пить. С каждым новым глотком становится лучше, аппетит появляется. Вкусно. Очень. Я пипец какая голодная. Губы болят, но мне все равно. Я хочу подняться на ноги и что-то делать, а не лежать здесь, изображая жертву.

– Как я снова здесь оказалась? – спрашиваю.