– Тьяна темноволосая. Её выдали замуж в Нивер, – леди Фан исподлобья смотрела не тётку.
– Далековато, – только и обронила та.
– Она вышла за лорда Айда, заклятого. За Чудовище.
– А, вот оно что, – теперь старуха усмехнулась. – Дочек благородные семьи продавали во все времена. Некоторые уверены, что только ради этого девочки и рождаются на свет.
– Ты когда-то сбежала со своей свадьбы и гордишься этим, тётушка, – сказала леди Фан, – но Тьяна сама захотела свадьбы. Добровольно.
– О, даже так, – Айнора прикрыла глаза.
Какое-то время она сидела молча, так что леди Фан забеспокоилась и, кашлянув, заговорила:
– Видишь ли, на Мерит свалились такие несчастья…
– Про твою сестру мне неинтересно, – резко прервала гадалка, – говори лучше про девочку, раз за этим приехала. Что, хочешь знать, как расколдовать её мужа? Так это не ко мне вопрос, сразу говорю.
– Этого не нужно, – махнула рукой леди Фан, – кажется, он и в таком обличье человек добрый и умный.
Рот старухи расплылся в едкой ухмылке.
– О, да ты тоже поумнела, как я погляжу, Элла.
– Видимо, так, – смиренно признала та, – за столько-то лет! Вот послушай меня. В Нивере появилось привидение. Это не опасно для Тьяны? А ещё вот…
Леди Фан вкратце рассказала обо всём: о празднике в Нивере, о глупых и странных покушениях на Тьяну, о вздорной герцогине, о колдуне Хойре, который на первый взгляд не слишком впечатлял своим искусством, и о герцоге Кайрене Айде…
Гадалка дослушала её и долго молчала, прикрыв глаза. Потом сказала:
– Если хозяин забудет рыбу на столе и уйдет, кому из котов она достанется? Самому шустрому, или тому, кто легко подерет остальных. А ещё возможно, что два кота передерутся, а рыбку тем временем утащит другая кошка.
– Тётя?..
– Ты ведь не дурочка, Элла. Должна понимать. Твоя племянница только тем и вредна кому-то, что должна родить наследника. А кому достанется герцогство, если наследника не будет?
– Это я понимаю. Думаю, там немало наследников, – леди Фан усмехнулась, – включая детей сестры, но это по решению короля. Формально дети леди Уны не наследуют впереди кузенов по мужской линии. Кого ты имела в виду, когда говорила о другой кошке?
– Никого, – отрезала гадалка, – откуда мне знать? Как будто я бываю при королевском дворе. Ты хочешь, чтобы я прочитала в отражениях судьбу твоей племянницы? Смотри, – она протянула руки, показывая.
Руки были больные, с распухшими суставами и старчески набухшими венами.
– Я простудилась весной, – сказала она, – с тех пор не могу играть на бубне. К тому же мне надо бы видеть того, о ком ты спрашиваешь. А ты можешь сыграть о том, что тебе нужно. Попробуй, а я постараюсь увидеть.
– Я? – изумилась леди Фан, – но я никогда не делала этого. Я не умею! Даже не представляю себе, как надо играть на твоем бубне о чём-то!
– Просто бей в него пальцами. И думай. Думай о том, что хочешь узнать, вспоминай племянницу и тех, кто с ней рядом. Иначе ничего не выйдет, Элла.
Леди Фан с опаской посмотрела на бубен. И всё же подошла, легонько ударила по темной, туго натянутой коже, бубен отозвался звуком глухим, еле слышным. Она ударила опять, прислушиваясь.
– Сними его, – с насмешкой велела старуха. – И играй.
– А что на это монахини скажут?
– Думаю, что ничего. Но посмотрим.
Снятый бубен издал звук более чистый и звонкий. Надо бить так, чтобы получалась мелодия. И думать о Тьяне.
Играть о том, что нужно. О, Пламя!
– Что ты хочешь узнать? – спросила Айнора. – Скажи сразу. Я ведь не могу разом увидеть всё, так что скажи.
– Я хочу знать, приживется ли она в Нивере, и родит ли ребенка. И какие её ждут опасности. И как к ней будет относиться муж…
– Довольно. Я поняла. Играй.
Бубен глухо зарокотал под пальцами Эллы Фан, но это была никакая не мелодия. Слишком беспорядочно, некрасиво. Тревожно. Они все мелькали перед её внутренним взором: Тьяна, герцог, герцогиня, колдун Хойр. А пальцы стучали по краю кожаного круга…
Она догадалась поправить бубен на коленях и стала ударять ближе к центру, так получался уже другой звук, гораздо звонче. Разное место удара – разные звуки. Она разобралась. Скоро стало похоже на мелодию, но всё равно нестройную.
– Играй, Элла! – прошипела Айнора, когда леди Фан на несколько мгновений остановилась, – думай и играй.
Мелодия становилась постепенно стройнее и звонче, а пальцы всё больше немели.
– Хватит, – наконец велела Айнора и затрясла головой, – больше не могу, Элла.
Та мгновенно остановилась.
– Я видела того ребенка. Будет ребёнок, наследник Айдов, но его рождение перестанет быть слишком важным. И ещё будет сын, потом дочь. Будет смерть. Будут зло. Трудно быть прозорливой и не держать зла на невиновного. И у неё скоро попросят прощения – пусть простит, теперь это нетрудно, – гадалка говорила, уставившись в одну точку, а леди Фан в панике старалась всё запомнить и горько жалела о том, что нет под рукой пера и бумаги.
Хотя, в сущности, не так и трудно было запомнить.
Айнора заморгала, словно просыпаясь, и добавила:
– Она ведь не такая дурёха, как Мерит? Тогда выживет. А ты уезжай, ты не нужна. Она не должна ждать от тебя совета, ей надо слышать себя. Тогда, может, и обойдется.
– Что обойдется? – уточнила леди Фан враз охрипшим голосом.
– Зло её не убьет. Она выживет и родит сына. Но зло будет. И будет смерть. Чтобы ей выжить, не надо вести себя, как глупая курица… я хотела сказать, как истинная леди, достойная своего положения. И пусть простит. Скажи ей обязательно.
– Кого надо простить?
– Кто попросит. И не всегда будет легко. Это ты понимаешь. Всегда легко не бывает. Ей будет хорошо, очень хорошо, и если бы не зло… И другие чувства, которые мешают. Ты это тоже понимаешь. Она будет купаться в любви.
– В любви мужа? – рискнула уточнить леди Фан.
– Не знаю. Ты не показала мне мужа, – сердито заметила гадалка и опять заморгала, – повесь бубен на место, – резко велела она, – я сказала всё. Поняла? Простить. Слушать себя. Радоваться тому, что есть. И поменьше слушать, что велят другие. Пусть ей поменьше велят! А сын будет. Об этом пусть не беспокоится. Повесь бубен!
Леди Фан поспешно вернула бубен на стену.
– Вот, возьми, – Айнора сняла с шеи шнурок, на котором висело несколько колец, явно неподходящих для её изуродованных болезнью пальцев.
Она выбрала одно, с коричнево–желтым камнем, – вот, это золотое, и камень хороший, уместно для знатной женщины. Говорят, что этот камень обостряет способность слышать себя и видеть мир в отражениях. Его такие, как я, часто носят. Вранье! Ничего он не обостряет. Просто камень. Но ты ей скажи, что обостряет. Пусть не боится себя слышать, и ни у кого не спрашивает советов.
Леди Фан взяла кольцо. Красивый камень, изящная оправа. Старое. И недешёвое, да. Такое на руке у леди Айд не вызовет вопросов.
– Это означает, что у Тьяны есть твоя сила? Твои способности? – спросила она с трепетом.
– Они у всех есть, – старуха захрипела и закашлялась, потом продолжила, – у кого-то больше, у кого-то меньше. Но есть у всех. У неё, может, и больше, наша ведь кровь. Не все умеют слушать и слышать. А она пусть учится. Но она обычная, без силы, поняла? Иди, Элла. Я устала.
Леди Фан достала кошелёк и отсыпала половину монет, вложила в ладонь Айноры.
– Возьми. И не исчезай пока. Может, попробуем устроить тебя получше?
– Только попробуй. Не хватало ещё, чтобы ты вмешивалась мои дела. Прощай, Элла, – монеты исчезли в складках её юбки.
– Я видела в Ниверсолле твою ученицу. Её поймала стража.
Айнора сидела теперь с закрытыми глазами и покачивалась.
– Ничего, ей тоже пора не слушать советы, – уронила она. – Иди, милая. Я действительно устала.
Леди Фан изумленно распахнула глаза, подумав, что ослышалась – милой тетка не называла её уже очень много лет.
– До свидания, Айнора, – сказала она, – я ещё приеду к тебе.
Та не ответила.
Во дворе было теплее, чем в тех ужасных комнатах, и леди Фан с удовольствием задышала, – душистый, теплый воздух летнего дня бальзамом вливался в её грудь. И ещё она поняла, что отчего-то очень устала, устала так, что было тяжело идти и захотелось сесть прямо на траву последи двора.
– Миледи? – к ней спешила монахиня в зеленом платье, – вы уезжаете? Вы всем довольны, миледи?
– Да, вполне. Пожалуйста, позаботьтесь о ней, – она показала за спину, туда, где остались унылые комнаты приюта, – может, ей лучше проводить больше времени во дворе?
– Она никого не слушает, миледи, – покачала головой монахиня, не уточняя, о ком речь, – вы так бледны. Чем-нибудь помочь?..
Чуть позже, сидя на жестких подушках наемной кареты, леди Фан вспоминала, расставляя в уме: простить, слушать себя, радоваться тому, что есть, не подчиняться тому, что кажется неверным. Что там ещё?
Тьяна выживет тут и родит сына. Её будут любить. Зло и смерть – это случится не с ней, потому что исключает рождение детей. Значит, всё будет не так и плохо.
Уже легче.
Тьяна, выслушав рассказ тёти о поездке, была изумлена.
– В нашем роду есть гадалка с бубном? Самая настоящая?!
– Настоящая, – усмехнулась леди Фан, – но не это важно. Вот её кольцо, оно разбудит твои способности чувствовать и предвидеть. Немного, но лучше, чем ничего. У него особый камень, – она протянула снятое со своей руки кольцо Айноры, – а это то, что она сказала про тебя, – и подвинула Тьяне листок бумаги, на, котором, вернувшись, сразу все записала.
Кого-то простить. Слушать себя. Не подчиняться тому, что кажется неверным – это вместо пожелания не вести себя как глупая курица, то есть покорная родне, воспитанная леди. Передавать выражения Айноры буквально не следовало. Ещё надо быть смелее, потому что никакое нарушение условностей не бывает страшнее истинной опасности. Какое-то зло придётся преодолеть. Будет сын, а потом ещё сын и дочь. И любовь, если они окажутся её достойны – да, более чем вольная и осторожная формулировка.
Айнора ведь даже не сказала, чья там любовь, кто будет любить Тьяну. Оставалось надеяться, что всё-таки муж. И в кольце на самом деле нет никакой колдовской силы. Оно просто призвано помочь доверять себе, точно так же как девочка–гадалка отдала свое дешёвенькое колечко незнакомке, чтобы суметь скрыть свою силу от колдунов. Доверилась племяннице своей наставницы. А та доверие обманула, хотя и из лучших побуждений. Теперь вся надежда на мудрость Всевышнего и на Пламя Творящее, чтобы действительно всё получилось к лучшему.
О девочке она тоже рассказала, и отдала Тьяне то колечко, попросив сохранить. Его она на палец не надевала – такое украшение на её руке вызвало бы удивление. Пояснила:
– Думаю, к тебе она будет ближе, их школа где-то в Нивере. Найдет, если нужно будет. Вряд ли, конечно.
– Как она узнает, что искать надо меня?
–Не забывай про эсса Хойра. Он, думаю, станет её немного опекать. Я попрошу, во всяком случае.
– Хорошо, – кивнула Тьяна, – тогда я тоже его попрошу. А как зовут девочку?
– Не знаю, до знакомства у нас не дошло. И Айнора, кажется, не хотела о ней говорить. Её, Айнору, вообще понимать трудно.
– Да уж! – покачала головой Тьяна, – а предсказание странное.
– Не тебе жаловаться, – усмехнулась тётя, – ты как раз получила хорошее и понятное предсказание. Помни и старайся следовать. А мы все будем молиться за тебя. Всё будет хорошо, девочка моя.
Она подошла к своему сундучку, достала оттуда маленькую плоскую шкатулку для мелочей, раскрыла и подала Тьяне.
Та уже не раз видела эту шкатулку, под её крышкой скрывался портрет юной девушки в платье старинного кроя, и семейное сходство было налицо – с мамой, с тётей Эллой, с младшими сестренками. Якобы сестра деда, умерла молодой, перед своей свадьбой.
– Это она, – сказала леди Фан, – Айнора. Эссина Айнора Вилери. Шкатулку сделали для подарка её жениху, но дарить не пришлось. Она ушла из дома. Не захотела выходить замуж за очень знатного и богатого человека. Мой отец говорил, что она уже тогда была необычной, уже чувствовала силу. Она никогда не жалела, что ушла на Дорогу… так они это называют. Нашла наставницу, стала учиться. Наш дед её так и не простил, а вот отец принимал хорошо, когда она приходила. Она приходила часто, когда я была маленькой. Он и меня просил ей помогать. Это бывало непросто, и трудно не замечать её характер. Я привыкла.
– А если пригласить её поселиться здесь? – предположила Тьяна, – как считаешь, мне не откажут?
– Не нужно. Лучше попроси для неё десяток–другой дреров у мужа, если получится.
Сама леди Фан парой часов ранее всё-таки продала свои серьги ювелиру в Ниверсолле, за двести дреров. Хорошая цена, она ожидала выручить меньше. Когда денег в кошельке несколько больше, чем мало – гораздо спокойнее и лучше на душе.
– Получится, – Тьяна улыбнулась. – Он предлагал мне десять тысяч ни за что, просто чтобы я уехала домой. Ему, наверное, можно что-то рассказать из этого?..
– Попробуй. Решай сама, – это было почти претворение в жизнь рекомендации тетушки Айноры.
Да-да, той самой рекомендации: не давать советов. А ведь с непривычки трудно бывает совсем никогда и ничего не советовать. Почти невозможно, наверное.
– Тётя. А что она сказала про Валантена? Его заклятье удастся снять?
– Ничего не сказала, – покачала головой леди Фан. – Совсем ничего.
Перед сном Тьяна долго читала, забравшись с ногами в кресло и пристроив тяжелый том на коленях. Пять толстых витых свечей в подсвечнике горели ровно и ярко, вокруг них вились налетевшие в комнату ночные мотыльки, шуршали крылышками, некоторые падали, опалившись о пламя. В Нивере были отличные свечи, толстые и давали много света, а уж приложил ли к этому руку колдун Хойр, неважно.
Тьяна читала невнимательно. Мысли её где только ни витали, а иногда она доставала вложенный между страниц лист, исписанный тётей, перечитывала…
Кого-то простить. Слушать себя…
Наверное, потом что-то станет понятнее, решится само собой. Главное, будет сын. Им всем нужен её сын. И ей тоже хочется, чтобы был сын. Интересно, как Валантен относится к этому? То есть, желает ли он, чтобы появился на свет их ребенок, а не просто долгожданный наследник Айдов? Она пока не спрашивала.
Её сын. Может быть, он будет похож на Валантена – на того, каким тот мог бы быть в детстве. Но не был. А если?..
Нет, что её ребенок может унаследовать черты сегодняшнего Валантена, она даже не могла себе представить. Не желала представлять. Такого просто не может с ней случиться, значит, и беспокоиться незачем.
Сегодня будет последняя её одинокая ночь, потому что герцога и Валантена ждут обратно уже завтра. Если, конечно, им не придет в голову задержаться. А захочет ли Валантен навестить её завтра, или найдет причину этого не делать? Так или иначе, на свидание она попытается его как-нибудь выманить. Как – завтра будет видно. Тьяна ровно ничего не имела и против исполнения супружеского долга, надо значит надо. Но их свидания и то, чем они сопровождались – было куда лучше. Это ещё и увлекательно, и приятно.
О проекте
О подписке