Глава 2. Замок Кер

Трястись в телеге пришлось недолго, дорога скоро вывернула из леса, и показался замок.

– Вот он, замок Кер, – мельник повернулся ко мне. – Знаешь хоть, где находишься? Ты, вообще, откуда свалилась-то? Какими силами?

Я ответила выразительным взглядом. Ответа хочешь, идиот? А кто меня немой сделал, вместо того, чтобы хоть как-никак поговорить?

– Молчишь, – удовлетворенно заметил он. – Ну-ну…

– Отец, а если она из Итсваны? – тихо сказал Эвер. – А может, из нелюдского народа, из лесных ведьм там, или из горных колдунов? Что, если она магией владеет?

На что мельник недовольно цыкнул:

– Молчи уж, олух. Хоть бы когда что умное сказал!

У самого замка дорога была широкой, наезженной, точнее, несколько дорог сходилось вместе. Никакого рва с лягушками, вроде тех, что я в кино видела, ворота тяжелые, распахнуты настежь. На башенке над воротами – стражник с длинным копьем, стоял и облака рассматривал. Хоть бы сделал вид, что бдит! На стражнике было надето, как мне издали показалось, что-то кожаное с металлическими пластинками, и, кажется, еще меч висел на поясе.

Мы миновали довольно обширную площадь, мощеную камнем, и оказались в маленьком дворике, с трех сторон зажатом высокими стенами, возле низкой полукруглой двери из толстых досок. Видно, нас заметили или ждали, потому что сразу вышла женщина, худая, в темном платке, обильно расшитом бисером. На мельника она смотрела без радушия.

– Привез? Ну показывай.

Тот толкнул меня в бок:

– Вставай, чучело. Покажись лире Ноне.

Я вылезла из телеги, выпрямилась. Ох, и взгляд же у этой… лиры! Острый, холодный, прямо пробирал. Как есть ведьма.

– Открой рот, – велела она. – Шире!

– Зубы покажи, тебе говорят, – пояснил мельник.

Мне захотелось убить мельника. Но вместо этого я, как механическая кукла, открыла рот и показала зубы.

– Хорошо, – признала она. – Зубы хорошие, здоровая, видно. А руки?

Руки мои лире Ноне не понравились, и она недовольно процедила:

– Ну и ну, чем она занималась до сих пор? Ты что нам за госпожу сюда привез, мельник? Может, мне ей сразу пару служанок назначить?

– Что ты, что ты, лира Нона! – испугался мельник. – Хорошая девка, работящая. Ты ее испытай! Она мастерица на диво!

Я исподлобья посмотрела на негодяя. Мастерица, ага. Что ж, это он врет, не я! Его проблемы.

Впрочем, он уедет сейчас, а спросят с меня. Хотя, чем уезжать с мельником, лучше уж тут остаться. Ничего, разберусь потихоньку.

Поговорка есть такая: куда ни кинь, всюду клин. Очень подходит к моей ситуации.

– Ну хорошо, – вздохнула экономка. – Пойдем, мельник, дам тебе расписку. Но учти, чуть что не так, я девку назад пришлю. На расписке пометку сделаю.

– Что ты, добрая госпожа, не случится такого. Уж она постарается, да? – мельник зыркнул на меня исподлобья.

Я отвернулась.

– Ты не бойся, экономка тут не злая, строгая просто, – забубнил Эвер, когда его папаша утопал вслед за лирой. – Я тебя навещать буду.

Вот тут я не выдержала, рассмеялась. Он будет навещать! Вот радость-то!

– Правда, Лина. Не обижайся, – он постарался заглянуть мне в лицо, я отвернулась и засмеялась громче.

– Ишь ты, и правда безумица, – сказал кто-то рядом. – Эй, парень, она хоть понимает, что ей говорят?

– Она понимает, – буркнул Эвер.

Я глубоко дышала, вытирая с глаз непрошеные слезы. Истерика, да. Вот она какая, значит.

Кстати, нечто дельное мне Эвер сообщил: «ведьма» лира Нона, значит, экономка. То есть, моя начальница. Вряд ли непосредственная – если она заправляет всем замком, то я для нее слишком мелкая сошка. Может, станем видеться не слишком часто…

Впрочем, мне же нельзя по задворкам отсиживаться! Я должна втереться в окружение к хозяйской дочке и вместе с ней уехать в столицу! Только как это сделать, если я, во-первых, немая, во-вторых, безумная?

Нас с Эвером уже окружили местные обитатели, человек десять, и подходили новые, стояли и разглядывали меня, как диковинную зверушку.

– А девка-то ничего, – сказал худой мужичок с реденькой бородкой и такими же редкими, словно через один, зубами. – Справная. Я бы пощупал.

– Размечтался. Твоя очередь последняя, не сомневайся, – ехидно заметила женщина в испачканном углем переднике. – Ишь…

Эвер подвинулся ко мне, заслонив плечом.

– Эй, вы! Я спрошу с того, кто мою сестру обидит!

В толпе засмеялись.

– Тоже, спрашивальщик, ты до иного обидчика дотянись…

Парень обиженно засопел.

Что ж, все равно спасибо, Эвер.

– Ладно вам, – сердито бросила одна из женщин, – жалко девку. Разве можно ущербную обижать, Провидение отвернется! Что за глупые…

– Вот молодой лир приедет, так ему и скажи, – посоветовал ей кто-то.

– А красивая, точно говорю.

– А чего так смотрит? Нет, погляди, как смотрит!

Они решили, что я еще и глухая?..

И тут произошло нечто, что отвлекло зрителей от моей скромной персоны: из-за угла выехала телега, запряженная парой лошадей, правил рослый возница, а по бокам ехали два вооруженных мордоворота, одетых примерно так же, как стражник на воротах, но без копий. В телеге стояла клетка. В клетке сидел человек.

Возница придержал лошадей, и, нагнувшись, заговорил с кем-то подошедшим.

Женщина в фартуке всплеснула руками:

– Поймали-таки!

– Эх, дурень! Добегается… – пробурчал тот, кто возжелал меня пощупать.

Я не могла глаз отвести от бедняги в клетке. Это был молодой мужчина. Плечистый, наверное, рослый. Небритый, весь какой-то побитый, поцарапанный и пыльный – не удивительно, в его положении. Волосы, темные и, кажется, довольно длинные и спутанные, завязаны в пучок сзади. Рубаха… и не поймешь, какого цвета. Руки связаны. Ну вот, еще и руки, клетки мало, что ли? А сердце мое отчего-то замерло.

Какой-нибудь преступник, которого привезли на суд местного… «барина»? И что же он натворил, бедняга? А может, и не бедняга, а напротив, злодей, каких мало?

В последнее мне что-то не верилось, или, скорее, не хотелось верить. Может, потому, что истинный злодей, гад и сволочь притащил сюда меня, лишив при этом возможности разговаривать, а он, между прочим, являлся во всех отношениях достойным членом местного общества.

Пленник поднял голову и равнодушно оглядел двор. И взгляд его остановился на мне, кажется, с каким-то недоумением. И наши взгляды встретились.

Глаза на темном лице были необычайно светлые, яркие. Серо-голубые. У меня у самой серые, но темнее.

Пленник медленно опустил голову, и глаза его словно погасли.

– Ишь, как на тебя смотрел, – усмехнулся мой «братец» Эвер. – Гадает, видимо, кто ты. Тут все свои, а тебя он не знает.

Ага, значит, человек в клетке – тут тоже «свой», раз знает всех, кроме меня. Я повернулась к Эверу, взглядом попросив пояснения – кто это? По крайней мере, постаралась попросить. Он догадался, чего я хочу, и пояснил:

– Это Дин, здешний сумасшедший. Давно в замке живет, имень о нем заботится. Только нравится ему убегать, вот и приходится погоню посылать, искать. Имень гневается.

Вот как, значит. Не разбойник, не злодей, всего лишь сумасшедший. Так я тоже тут вроде как сумасшедшая. И тоже намерена отсюда сбежать, но это на крайний случай. Меня вернут обратно связанной и в клетке? Милая перспектива.

Словно отвечая моим мыслям, Эвер сказал:

– Он такой сильный! Небось, и клетку бы сломал, потому и связали. С ним, когда разойдется, и трое не управятся.

Я выразительно шевельнула бровями, и Эвер тихонько добавил:

– Он настоящий сумасшедший, не как ты, не думай. Он, это… беспамятный, поняла? Только три года своей жизни помнит, а то и меньше. Он и этот день через три года тоже начисто забудет. Раньше всего год помнил, говорят.

Очень странно. Во всяком случае, я пока не слышала о таком, чтобы человек мог помнить только последние годы своей жизни. Хотя, человеческий мозг вещь сложная, все еще до конца не изученная, как не раз говорила моя мама. Может, у него травма какая-нибудь была, в детстве или даже позже – кто знает, давно этот несчастный живет тут, в замке. Спросить бы, хоть у того же «братца», так я же немая. Ох, мельник, ох, гад!

Мама моя не специалист по мозгу, вовсе нет. Но она врач, терапевт, в больнице скорой помощи работает. Наверное, как раз недавно вернулась с суточного дежурства и обнаружила, что я пропала. Возможно, решила, что я уехала куда-нибудь на выходные с Димкой – были такие планы. Так что она пока не волнуется. Если, конечно, Димка еще не позвонил ей. Где-то в парке осталась валяться моя сумка…

Возница щелкнул кнутом, и телега с клеткой проехала дальше, я провожала взглядом, пока она не скрылась. Беспамятный сидел неподвижно, опустив голову.

– Эй, ты, как тебя – Камита? Пойдем! – позвала меня вернувшаяся экономка.

А я уже забыла, Камита я или нет, только раз это имя и слышала. Какая разница, пусть Камита! Раз нельзя быть Линой.

Эвер сунул мне в руки объемный узел с вещами, что валялся на дне телеги. Надо же, мельник и приданым для меня озаботился, вот уж добрый дядюшка.

– Навещу тебя скоро, – опять пообещал Эвер.

Я ушла, не оглядываясь.

Хотелось, скорее уж, повидать того сероглазого сумасшедшего. Зачем? Да просто так. Может, и близко подходить не стану, а может, перекинемся парой слов. Интересный человек…

Эх! Какой парой слов, я же немая! Проклятый мельник!

Ну хоть бы у него все в порядке было, и то ладно. Раз ни в чем особо не виноват, только в том, что сбежал, наверное, его отпустят? Не первый же раз. Может, у него своего рода обострение болезни начинается, и тогда он убегает, а потом успокаивается?

– Спать будешь тут, – экономка указала мне место на длинной, метров десяти, лавке. – Узел под лавку клади. Да ты точно понимаешь меня?

Я кивнула и сунула узел под лавку.

– Одеяла, вижу, у тебя нет. Потом сошьешь, а пока не холодно, вон, дерюжкой укроешься. Переоденься, пойдешь коров доить, сегодня доярок не хватает. Поняла?

Я опять кивнула. Поняла-то поняла, да вот как их доят, тех коров? Нет, положим, кое-как я себе процесс представляла, теоретически. Не то что принцесса из старого мультфильма, которая, чтобы подоить корову, дергала ее за хвост. Но вряд ли это меня спасет, даже если я начну дергать не за хвост…

Экономка недовольно поморщилась и ушла. В узле нашлись юбка на завязках и кофта, простенькие и поношенные, но вроде чистые. Вообще, одежда, в которую нарядила меня знахарка, сгодилась бы тут за праздничную, «приданое» от мельника было плохонькое. И ни подушки, ни простыни, не говоря уж о комнате, пусть и не отдельной. Просто коридор и длинная лавка во всю его длину, безо всяких ширм и занавесок, и мне на этой лавке выделили немного места!

И ладно. Мне же тут недосуг задерживаться.

В коровник меня, по велению экономки, привела круглолицая девушка, она показала, где взять ведерко, и вручила холщовое полотенце.

– Вот эта корова – хорошая, спокойная. Потом следующую укажу.

Я подавила панику в душе. Буду смотреть, как другие делают, и повторять. Тоже мне, проблема – корову подоить! Я девушка двадцать первого века, я такое видела, что здешний народ и представить себе не может. И есть же еще генетическая память, мои прабабки наверняка доили коров.

Корова меланхолично жевала. Я от души понадеялась, что он не чувствует, как я ее боюсь. Что там все делают? Так, надо зачерпнуть воды из общего ведра и обмыть соски корове, вытереть тем самым полотенцем. Потом я уселась на низкую скамеечку и отважно потянула за соски. Как бы не так! Никакого молока. Я стала действовать иначе, обхватила соски кулаками. Ага, вот оно, молоко…

Корова недовольно мыкнула. Или мне кажется, что недовольно? Ну прости, если что не так, моя хорошая.

Струйки молока брызгали в подойник, пока я не уронила разламывающиеся от усталости руки. Сил больше не было. Кто бы мог подумать, что это такая тяжелая работа?

Я отдохнула немного, размяла пальцы и снова взялась за дело – не тут-то было! Руки теперь болели немилосердно.

– Что ты возишься? – это подошла моя опекунша и удивленно смотрела на наши с коровой мучения. – Отвыкла, что ли?

– Да она и не привыкала, – бросила позади нас другая девушка, видимо, более наблюдательная. – Гляди, что делает! И на ручки ее посмотри, такие маленькие и нежные только у младшей ленны, небось. Точно ничем тяжелее иголки не работала.

Я только сжала зубы. Иголкой, да. Видели бы, девочки, мою швейную машиночку! Только кому это сейчас интересно…

– Вставай, – опекунша легонько толкнула меня в плечо. – Все равно тут от тебя толку не будет, это постепенно привыкать надо. И впрямь, какие ручки у тебя, детские прямо. Ну и ну.

– А нам за нее отдувайся? – возмутилась одна из доярок, остальные тоже загомонили.

– Ладно вам, – сердито крикнула женщина постарше, – она ущербная, не гневите Провидение.

– Это мы гневим? – уперла руки в бока невысокая кругленькая молодайка. – Это у Крысы совести нет! Платить – каждый медяк жалеет. А коса-то, коса, поглядите, это где же такие плетут? Смешно как! Ишь ты.

Ага, кругленькая она, потому что беременная. Месяц седьмой уже, наверное. В декрет пора, только тут ведь вопрос так не стоит? Крыса – это, надеюсь, экономка.

И тут же услышала негромкое:

– Да хоть с косой, хоть без, кому нужна такая?..

Ну разумеется. Я и не против. Мне бы отсюда… бегом! Домой. Я там молоко в магазине покупаю, в пакетах!

Вставая, я тут же увесисто получила от коровы хвостом по спине. Что ж, наверное, животное в своем праве, кто знает, каково было терпеть мое неумелое доение?

– Пойдем, молоко процедим, – сказала мне, вытирая руки о передник, та, что постарше. – Потом в сыроварне поможешь. Работала в сыроварне? Нет?.. Ну и ладно. Я тебе объясню. Пошли. Вон те ведерки возьми.

– Не боишься, Нилла? – заметила одна из доярок. – Намаешься с ней, может, она совсем бестолковая. А может, у нее припадки? Или еще что?

– Ну да, взяла бы Крыса припадочную. Небось лир не похвалит, ему одного недоумка хватает.

– Одного? Ой ли? С тремя мается! – фыркнула одна из доярок, на нее шикнули.

– Пошли-пошли, – сказала мне Нилла, – пусть болтают, ну их.

Оказалось, сыроварня – углубленный в землю домик с маленькими квадратными окнами, с каменным полом, чистый и прохладный. Там определенно оказалось лучше, чем в коровнике. По крайней мере, я справлялась. Мы с Ниллой процеживали молоко, которое приносили доярки, часть отправили на кухню, остальное заквашивали, куда-то переливали и переносили, снимали сливки. Мне пришлось долго крутить ручку какого-то примитивного деревянного устройства, которое, тем не менее, отделило от молока желтоватые и вкусно пахнущие сливки. Эх, кофе бы чашечку сюда свежесваренного! Определенно, эти сливки давали большую фору тем, что я покупаю в пакетиках к утреннему кофе, вот прямо чувствую, что очень вкусно! Или я просто проголодалась?..

Мы закончили. Хотелось одного – лечь. Или хотя бы сесть и не двигаться. Однако я принялась протирать пол, а Нилла вышла, но скоро вернулась с миской, полной каши, и краюхой свежего, теплого еще хлеба. Краюху она разломила на две части, половину взяла себе, и нацедила в две чашечки сливок. Кашу всю подвинула мне.

– Вот, Камита, ешь. Я там сказала, что ты еще не все дела переделала. На кухню не ходи, вдруг еще работу подкинут. А нам на сегодня хватит, хорошо потрудились.

Ох, верно! У меня все тело ныло. Вот бы в душ! Здесь, конечно, не бывает душа?

– Искупаться хочу, – заявила Нилла, – пойдешь со мной на речку? – она с наслаждением впилась зубами в хрустящую горбушку.

Я с готовностью закивала. Не душ, конечно, но речка так речка. Лучше, чем ничего.

Когда я расправилась с кашей и хлебом со сливками, Нилла достала из сундука и бросила мне на плечо кусок холстины, такой же взяла себе.

– Это вытираться. Пойдем.

Интересно, когда в этом мире появятся махровые полотенца? Впрочем, какие пустяки – полотенца. Я бы первым делом соорудила тут душ – ведь чего сложного? А уж если еще и с горячей водой…

Сыроварню Нилла заперла на ключ. Мы прошли задворками до ворот, Нилла помахала стражнику, тот тоже махнул. А река была недалеко, густой камыш подступал вплотную к замковым стенам. Широкая дорога уходила в камыш к реке. Мы по дороге не пошли, а свернули на узкую тропинку, которая вела куда-то в сторону.

– Там тихая заводь, мало кто бывает, и деревья кругом, – сказала Нилла. – Чтобы не глазел никто, спокойно поплаваем.

Так и вышло. Удивительно хорошо было на речке, закат полыхал в небе всеми оттенками красного и золотого и отражался в гладкой, как зеркало, воде. Вспугнутая нами цапля поспешно отлетела в камыши, а еще какие-то мелкие птички у берега и не подумали улетать, просто отбежали в сторону.

Мы побросали одежду на поросший жесткой травой песок, нижнюю сорочку Нилла тоже сдернула, я последовала примеру. А куда деваться, купальники тут явно не изобрели еще.

– Плавать-то умеешь, не утонешь, а, Камита? – Нилла продолжала обо мне заботиться.

Я уверенно кивнула. Умею я плавать, очень хорошо умею.

Вода оказалась теплой, как парное молоко, и очень чистой, дно твердым, а заводь, к моему удивлению, вовсе не мелкой, шагов пять – и дно потерялось. Я немного отплыла, потом нырнула и коснулась под водой ноги Ниллы, та взвизгнула.

– Камита! Не пугай меня!

Я согласно кивнула, она расхохоталась.

– Знаешь, здесь раньше водяные найки жили! Утаскивали под воду!

Ага, значит, байки про русалок тут тоже рассказывают…

Мы вволю порезвились, и усталость дивным образом схлынула. Выбрались из воды, когда солнце уже закатилось, но небо продолжало полыхать.

– Посидим немного? – предложила Нилла. – В замок не опоздаем, глаза бы его не видели.

Я не возражала, тем более если не опоздаем.

Нилла вытерлась, вынула откуда-то из одежды крошечный флакон, вылила из него несколько капель и растерла по телу – запахло резко и пряно. Она протянула флакон мне:

– Это от кровососов. Натрись.

Я тоже растерла по плечам и рукам несколько капелек, прислушалась – все верно, комары вокруг звенели, посидеть в свое удовольствие без спецсредств и мечтать не стоило. Но у нас, как выяснилось, и спецсредства нашлись.

Одевшись, мы присели прямо на песок, Нилла сорвала гибкую травинку, пожевала ее.

– Вот что, Камита. Насколько я поняла, соображаешь ты вовсе не плохо. Верно?

Я кивнула. Да, в общем, соображаю, и хорошо, что это заметно.

– На людей не кидаешься, в припадках не бьешься – обычная девушка.