Цитаты из книги «Случайный папа»

Однажды ты тоже поймешь, что у судьбы нет причины без причины сводить посторонних.

– Наташ… – развернувшись к ней, обхватываю ладонями ее лицо, заставляя взглянуть на себя. – С Мариной мы разошлись. Сегодня она переезжает. Она медленно кивает, но смотреть на меня не хочет. Опускает глаза. Ее дыхание становится рваным. – Это она… – выдавливает спустя долгую паузу. – Это она обрабатывала тебе руки. И вы просто поссорились… Судорожно выдохнув, она качает головой, пытаясь сбросить мои ладони. Глаза, устремленные на меня, сверкают ярче, хотя и без слез. Хорошо, что без слез. – Руки я обработал сам. Залить перекисью водорода – нехитрое дело. И нет, мы не просто поссорились. Так я сказал следаку. Его интересовало нападение на фотографа, а не моя личная жизнь. Я не планировал перед ним исповедоваться. Не хотел, чтобы лез. А тебе я говорю правду: мы с Мариной расстались. – Но эти два дня, когда ты ко мне приезжал, мне казалось… А она жила у тебя. Сердце бьет в ребра. Впервые приходит осознание, что я могу ее потерять. Могу позволить ей отдалиться. Могу не достучаться, не пояснить. И это страшно. Это, мать твою, страшно. – Жила, – соглашаюсь и сжимаю крепче ладони, потому что она дергается назад. – В другой комнате. Говорю и сам слышу, как это паршиво звучит. Она знает, что у нас с Мариной были далеко не платонические отношения. И поверить в то, что два дня мы даже за руку не держались, довольно сложное дело.

Приехать в одиннадцать, чтобы вручить ей продукты? Я бы сам себе не поверил. Самое простое и правильное – это уехать. Но я понимаю, что не хочу этого. Теперь, когда здесь, понимаю. Услышать себя… Я не слушал, не пытался это сделать, не было времени –  просто, выехав от отца, оказался в этом дворе.

– Покатаемся, прогуляемся, – перечисляю я, – потом хочу налепить беляшей. – Ты постоянно готовишь. Несмотря на то, что он улыбается и в его голосе не слышно упрека, эхо прошлого не сразу удается заткнуть. – Да, я знаю… – бормочу едва слышно, а заметив, как меняется его взгляд, становясь слишком пристальным, перевожу все на шутку: – На этот раз у меня срочный заказ! Я обещала Егору!

Но единственное, что я могу, – попытаться хоть что-то исправить. Для него. Для себя. – Я не должна была сюда приходить. Это твоя территория, твои друзья, твоя девушка, твоя жизнь. Я не хочу в нее вмешиваться. Обещаю, что больше не буду мешать. Еще раз прости, что так получилось.

Ее смех и страсть заглушают мысль, которая мелькает на задворках сознания: ей не нужно приподниматься, чтобы до меня дотянуться. А значит, я думал не только о ней.

– Спасибо, а… Я уже оказываюсь у двери, когда она наконец договаривает: – Хочешь плов? Правда, я не очень вкусно готовлю, поэтому пойму, если ты откажешься. Или если ты торопишься, я тоже пойму. Или если… Нет, она может продолжать бесконечно! А столько при таком умопомрачительном запахе я точно не выдержу! Шагнув к ней, спрашиваю ее напрямую: – А если я попрошу добавку, поймешь? Плов оказывается вкусным невероятно. За первой порцией я даже не отвлекаюсь на разговор. Да и хозяйка дома явно не поклонник светских бесед. Едим молча. Напротив друг друга. Изредка ловлю на себе ее взгляды, явно хочет о чем-то спросить (не любуется же!). Но не спрашивает. – Можно еще? В глазах вновь появляется изумление, поэтому пару секунд она медлит. А потом, видимо, правильно решает, что на мазохиста я не тяну, и накладывает в тарелку плова еще больше, чем было.

Она переводит взгляд на пакеты в моих руках и недоверчиво выдыхает: – Это… все мне? Дать кому-нибудь в морду хочется все сильнее. Откуда в ней эта неуверенность? При такой внешности и легком характере у нее должна стоять очередь из желающих подарить ей или цацки, или машину. А она реагирует на пакеты с продуктами так, будто в них драгоценности. И собиралась родить от безымянного донора. Чую, где-то близко собака зарыта. Может, та же самая, что отбила у нее желание даже приблизиться к мотоциклу. – Это не только тебе. – Киваю на ее животик, который под этой бесформенной рубашкой трудно заметить. – Это вам. – Спасибо, Лука!

– Очень красивый, – улыбнувшись, продолжает она. – Мягкий, пушистый. Спасибо, Лука. А теперь застываю я. Не потому, что она впервые называет меня по имени – эта сентиментальная чушь для девчонок. Просто она так трогательно улыбается, а еще эти остатки слез у нее на лице. Хочется обнять ее, утешить, а еще дать кому-нибудь в морду.

Хотя, когда открывается дверь и первое, что я вижу, – это заплаканные глаза, понимаю, что до позитива здесь далеко. Слезы, блин… она точно плакала… Честное слово, лучше бы у нее на лице была снова халва!