Глава № 7

Видно, что повариха сильно удивилась, когда вместо завтрака в комнате я зашла на кухню, но не возразила и не пыталась показать мне, как я здесь всем мешаю. Приятная женщина, я так рада, что первое впечатление не оказалось обманчивым. Вот сижу, хлюпаю зеленый чай, сырком заедаю, и все это под байки, какой Ярослав Владимирович хороший хозяин. А мне ведь интересно, я очень хочу узнать его чуточку лучше.

В какой-то момент повариха пытается перевести тему на меня, мол, я мудро поступила вчера с Егором, но я увиливаю. О себе я и так все знаю, а разговор о Егоре мысленно перебрасывает меня к пикантным событиям, свидетелем которых он стал.

Нет уж, лучше о Ярославе Владимировиче. И я с улыбкой киваю, когда она снова принимается его расхваливать.

– Повезло вам с мужем, – улыбается повариха.

И здесь не спорю. Кому расскажи – не поверит: обычная провинциальная девушка, которая о принце и не мечтала, попадает в настоящую сказку с настоящим, живым королем. На безымянном пальце у меня кольцо с желтым бриллиантом, шкаф трещит от дизайнерских шмоток, и завтракаю я в бело-коралловом платье в горошек от Лилии Пустовит. Глянула в зеркало, прежде чем вниз спуститься, и сама себе позавидовала. Если бы мы встретились с Яром сейчас, я бы поверила, что могла ему понравиться, а тогда – в джинсах и майке с оптового рынка… Сработал эффект неожиданности и случай, а так он бы вряд ли меня заметил. Я даже на фоне Ларисы явно проигрываю. Она – яркая, легкая, взбалмошная шатенка с приветственной в глубоком вырезе грудью, а я…

А я – это я. Самоедством не занимаюсь, но и цены себе не набиваю.

В общем, сижу, чаевничаю, всем, как мартовская кошка, довольная, и вот на кухню заходит мрачный Егор. Вместо «доброго утра» пробубнил что-то невразумительное и на стул напротив взобрался.

– Ты чего такой задумчивый с утра? – спрашиваю, пока повариха балует его блинчиками с земляничным чаем. А сама прикидываю, что Яр, наверное, тоже на кухне завтракает и только я по-королевски, с доставкой.

– Настроения нет, – говорит он и еще мрачней делается.

– Создай, – делюсь опытом.

– Интересно, как? – бросает язвительный взгляд, и прям расцветает от перспективы, что можно с кем-то погрызться. – Пройтись в парк, выпить по сладкой газировке?

– Это мне от чая плохо было, – вру.

– Ну коне-ечно, – тянет недоверчиво и прыскает в кулачок. А я и сама готова рассмеяться, как вдруг… одна мысль подкрадывается, окапывается незаметно и елозит, елозит… А с чего все решили, что плохо мне именно от газировки?

Отставляю чай и мчусь в комнату. Набираю Яра, потом до меня доходит, что он может быть очень занят, но раз взял трубку, спрашиваю, что хотела.

– Яр, а с чего ты решил, что я отравилась газировкой?

– А ты не отравилась? – подшучивает.

– Нет, – говорю, – мне было плохо…

– Ах, все-таки?

– Да, – киваю, будто он может меня видеть, – но почему ты решил, что плохо мне было именно от газировки?

– Ну а что ты еще ела вне дома? Сладкую вату и мороженое? Да, но Егор чувствовал себя хорошо.

– Я пила чай, – выдавливаю, холодея от осознания, что попала в точку.

– Я тоже пью по утрам зеленый чай, Злата, – говорит муж сдержанно, но видно, что ему разговор перестает нравиться.

– Да, но…

Не знаю, говорить ему или нет, потому что одно дело – мои подозрения, и другое – факты.

– Что «но»? – въедливо интересуется.

– Пока ничего. До вечера, – нажимаю отбой, но тут же идет вызов.

– Что «но», Злата?

Ох, голос, как вечная мерзлота, и я застываю в нерешительности. Не хочется оговорить человека просто так, тем более что сама вчера за него вступилась, и вообще, на все должны быть причины, а я их здесь в упор не вижу. Только знаю, что права, но не знаю, почему все именно так.

Но если не скажу мужу о своих сомнениях, так и буду терзаться и возводить мысленно напраслину – лучше уж выговориться, выслушать, как я заблуждаюсь, и закрыть тему.

– Яр, – решаюсь, – я вчера пила чай в салоне.

Он молчит, и я сожалею, что начала этот разговор, к тому же он наверняка занят, а тут я…

– И он был теплым и каким-то… невкусным…

Не понимаю, зачем продолжаю рассказывать об этом чае, уже хочу снова нажать отбой, когда слышу спокойный голос Яра.

– Я тебя понял, – и отбой нажал он.

Ругаю себя, чертыхаюсь, как сапожник, и конечно, мало мне выглядеть дурочкой перед мужем, нужен еще и свидетель моего сквернословия. В дверях совершенно беззастенчиво стоит Егор. Ситуация его явно развеяла, потому что и следа нет мрачности и дурного настроения. Смотрит задумчиво, будто в уме геометрическую задачку решает, а потом говорит мне совершенно безэмоционально:

– Она была его любовницей.

– Кто? – Это вопрос из разряда обычных, когда знаешь, о ком речь, но оттягиваешь момент.

– Администратор в салоне.

Егор выходит из комнаты – типа, цирк уехал, а забытый клоун уже не весел. Через минуту, правда, возвращается. Я слышу его шаги по ковролину, слышу вздох, удачно сымитированный под сочувственный, слышу шорох на кровати. Перевожу взгляд и вижу карандашные рисунки на альбомных листах. На них темноволосая девушка с короткой стрижкой идет в длинном сарафане по пляжу. Темноволосая девушка сидит на берегу, словно в ожидании своего Грея. Темноволосая девушка дремлет, прислонившись к окну покрытого инеем трамвая…

Смотрю на нее и не вижу ничего, что бы могло вскружить голову такому мужчине, как Яр. Я представляла ее совсем иначе, девушку, чьи портреты мой муж хранит уже несколько лет.

Насмотревшись, собираю рисунки, иду в кабинет Яра, кладу в верхний ящик.

– Я хочу, чтобы ты перестала питать иллюзии, – говорит Егор, но я отодвигаю его, возвращаюсь в комнату и запираю дверь: хватит с меня на сегодня его визитов.

Но мальчишка упрямый, я стою по одну сторону двери, он прислоняется с другой и говорит:

– Ты видишь, что тебе хочется, даже не вглядываясь толком. Посмотри на моего брата внимательней. Посмотри на меня. Да весь этот дом – мишура.

Я отмалчиваюсь, опускаюсь вдоль двери и глубоко дышу, чтобы не расплакаться от обиды. Почему когда ты нараспашку, кто-то норовит плюнуть, чтобы ты запахнулся? Брат моего мужа меня не переносит. Мой муж дорожит незнакомой девушкой, а я…

Губы начинают подрагивать, но не поддаюсь. Пусть так, один ненавидит, второй любит другую, но зато теперь я знаю, что в моей виртуальной сопернице нет ничего особенного. Как и во мне, впрочем.

Но у меня преимущество: она неизвестно где, а я с Яром.

Прежде чем распахнуть дверь, предусмотрительно отхожу на шаг. Так и есть, мальчишка вваливается спиной в комнату и сопит обиженно – мол, че разбудила? А потом замечает мою улыбку и, сдается мне, собирается покрутить пальцем у виска. Но только действительно идиот поделится стратегическими планами ради минутного оправдания. Пусть думает себе, что хочет, пусть взламывает еще какие-нибудь секреты Яра, а я буду идти по осколкам своих грез, но не в сторону, а приближаясь.

– Ты сюда? – спрашиваю мальчишку и, пока соображает, что ответить, обхожу, оставляя открытой дверь. Пусть копается в вещах, пусть палит, если денег брата не жалко, а я хочу вдохнуть свежего воздуха, хочу вырваться из золоченого окружения.

Водитель настаивает, чтобы сопровождать меня, пожимаю плечами – пусть. Иду вдоль особняков за высокими заборами, в ту часть парка, что не тронута деньгами и цивилизацией. Вдали слышны детские голоса, но здесь почти никого нет. Один-два прохожих с маленькими собачками. Люди одеты просто, не напоказ, а именно для прогулки с животными, под шорох высоких деревьев.

Одинокая лавочка с пылью и облупленной краской. Сажусь на нее. Рядом присаживается водитель. Молчим, пока звонок мобильного не разрывает приятную тишину. Не мой мобильный, а водителя.

– Да, Ярослав Владимирович. – Пауза. – Да.

Водитель передает трубку мне.

– Да? – спрашиваю спокойно, так, будто не видела рисунков девушки и будто меня они не задели. Но радость от звонка мужа изобразить не выходит. Чувствует или скорее – уже в курсе, что я видела портрет его незнакомки. Голос его так же спокоен, но почти осязаю пульсирующее в пространстве недовольство.

– Я хочу, чтобы ты еще раз подумала о моем вчерашнем предложении, – и уточняет, не дожидаясь встречного вопроса: – Ты хочешь руководить салоном? Я сегодня уволил администратора.

Водитель усиленно притворяется деревом, делая вид, что не слышит нашего разговора, но я ловлю его взгляд, и становится дико неловко. Небось думает, что я расчищаю себе дорожку к карьерной лестнице и капиталам. И мне все равно, но не хочу, чтобы даже подобие такой мысли мелькало у Яра.

– Нет, – говорю, – не хочу. Я ничего в этом не понимаю.

А потом у меня мелькает почти сумасшедшая идея, хотя и не более сумасшедшая, чем идея со свадьбой.

– А что, если Лариса? Это ее мир, она обожает все эти пилинги, маски, спа…

Слышу, как Яр вздыхает. Не привлекает его эта кандидатура, хотя она в разы лучше моей, но, помедлив, он соглашается.

– Как хочешь.

– Спасибо! – восклицаю радостно.

И уже думаю, как осчастливлю подругу, и сколько будет восторга, и вообще, когда Яр добавляет:

– Тебе нужно научиться думать не о ком-то, а о себе, Злата.

Пытаюсь придумать логичные доводы против, не успеваю.

– Иначе ты не выживешь в моем мире.

Двумя руками вцепляюсь в телефон, боюсь, что выскользнет из повлажневших ладоней. Прижимаю сильно к уху и жду, когда скажет дальше, потому что это еще не все, чувствую, знаю и не хочу слышать, что скажет, а придется. Ну же? Мысленно поторапливаю, и получаю свою порцию соли.

– Не думай о рисунках, не накручивай себя. Ты их больше не увидишь.

Он нажимает отбой, а я так и сижу с телефоном возле уха. Он сказал, что рисунки я больше не увижу. Мне бы радоваться, мне бы не читать между строк, но я прочла, и радости нет и в помине. Рисунки я не увижу – да, но он не сказал, что их уничтожит. Просто спрячет, а сам…

Заставляю себя вернуться к реальности. Мне ли бояться, что Яр будет думать о незнакомке? Днем он работает, ночью он мой, со мной, и ему не до мыслей о другой девушке. Представить ее вместо меня? Тоже вряд ли он может, у нас ничего общего, начиная от цвета волос, прически и заканчивая фигурой.

Вернув телефон водителю, откидываюсь на пыльную спинку лавки, прикрываю глаза от яркого солнышка. Так и сижу, оттаивая, пока что-то не упирается в правое плечо. Водитель слева, размышляю лениво, а кто примостился с другой стороны?

Ага, понятно…

Кряхтение стариковское прекращается – уселся, значит, а голову мне на плечо склонил.

– Хорошо устроился, – намекаю, чтобы отодвинулся.

А он мне так, со смешком и довольный собой и жизнью:

– Спасибо, – и еще и руку под мою просовывает.

Тоже мне, подкидыш нашелся.

– Задания все сделал?