Цитаты из книги «Дожить до весны»

Женя посмотрела на настоящего мужика и увидела, что тот плачет. Юрка плакал! Такого не бывало, он мог дать сдачи, мог подраться до разбитого носа, но не плакал никогда! Не зная, чем утешить приятеля, Женька вдруг предложила: – Юр, давай, у нас будет один папа на двоих? Мой папа будет общим. У нас же много общего, бабушка вон на всех нас одна…

Снова, уже в четвертый раз, снижены нормы выдачи хлеба. По рабочей карточке с 13 ноября выдается 300 граммов хлеба в день, по карточкам остальных категорий населения – 150. Качество хлеба еще более ухудшилось. В муку, и без того включавшую многие примеси, стали добавлять не менее 25 процентов целлюлозы – клетчатки, получаемой при специальной обработке древесины.

В городе полностью иссякли запасы ячменной муки, добавлявшейся в качестве примеси к ржаной муке. Теперь хлеб в Ленинграде начали выпекать с добавлением льняного жмыха, отрубей, овсяной, соевой, солодовой муки и муки из затхлого зерна. Общее количество примесей в хлебе составляет теперь 37 процентов.

«Фюрер снова решил, что капитуляция Ленинграда, а позже – Москвы не должна быть принята даже в том случае, если она была бы предложена противником…» («Нюрнбергский процесс», т. 1, с. 784).

– Если бы ненавистью врага можно было уничтожить на расстоянии, то сегодня немцы понесли бы огромные потери. И все же осторожней. У Смирнова кровотечение открылось, им нельзя так резко.

Только переступив порог классной комнаты, превращенной в палату, Женька поняла, что переоценила свои силы. Вместо парт в классе стояли кровати, на них лежали забинтованные люди. Пахло лекарствами и чем-то неприятным, кто-то стонал, кто-то ругался и требовал утку…

Эту страшную картину – черный дым над городом – запомнили все ленинградцы. Потом пожаром на Бадаевских складах объяснили нехватку продовольствия в городе и блокадный голод, хотя ясно, что там не было столько продуктов, чтобы Ленинград мог прожить хотя бы одну зиму. – Значит, будет голод, – четко, почти по слогам произнес дворник Петрович и сам испугался своей откровенности. Разве можно такое говорить вслух? Обвинят ведь в распространении панических слухов и отправят куда похуже.

8 сентября стало для Ленинграда знаковым, со знаком минус. В тот день город пережил первую массированную бомбежку, и ленинградцы поняли, что живут в прифронтовом городе. Теперь аэродромы врага совсем рядом, воздушные бои проходили над самим городом, но главное, немецкие самолеты легче прорывались и сбрасывали свой смертоносный груз, в том числе на жилые кварталы.

И еще одна беда – в 18 часов 55 минут вражеской авиации впервые удалось подвергнуть город массированному налету. Только на Московский район упало 5000 зажигательных бомб. Вспыхнуло 178 пожаров. Один из них – самый большой – охватил деревянные хранилища Бадаевских складов. Огонь полыхал здесь около пяти часов. Сгорело 3 тысячи тонн муки и 2500 тонн сахара .

Очень скоро в Ленинграде ввели продовольственные карточки. Продуктов по ним можно было выкупить так много, что карточки никого не испугали, напротив, обрадовали. Ну кто из ленинградцев съедал 800 г хлеба в день, при том что были и другие продукты? Если это ограничения, то ничего страшного. Карточки были напечатаны на хорошей бумаге, разноцветные, в аккуратных квадратиках яркие черные цифры. Жене, Юрке и Тане с Олей полагались розовые – детские, по ним выдавали больше сладостей и жиров. У Елены Ивановны зеленые карточки служащей, у Льва Николаевича тоже, но он вскоре ушел на фронт и почти не воспользовался своими. У Ирины Андреевны, Станислава Павловича и Юркиной мамы желтые иждивенческие. Детские действовали для детей до двенадцати лет, потом выдавалась иждивенческая.Позже и бумага стала плохонькой, и краска едва заметной, но главное – числа в квадратиках совсем иные и с каждой неделей все меньше.Первое снижение нормы произошло уже 2 сентября, с того дня и началась паническая скупка оставшихся на прилавках продуктов. Но было уже поздно… Это по желтой иждивенческой карточке в декабре выдавали по 125 г черного, похожего на оконную замазку хлеба, где муки было меньше половины, а есть его можно только подсушенным, иначе завязнет в зубах. В первой декаде декабря, кроме этих «сто двадцать пять блокадных грамм с огнем и кровью пополам», иждивенцы не получали вообще ничего!