Цитаты из книг автора «Наталья Павлищева»

Не у них одних, так жили большинство ленинградских детей. Школьники старших и средних классов ходили на уроки, младшие сидели дома. Вернее, не сидели, они стояли в очередях, таскали бидончики и кастрюли с водой, нянчили малышей и ждали прихода родителей. Если родители на казарменном положении или на фронте, дети оставались одни, даже если малы. Совсем маленьких определяли в детские сады, которые стали работать круглосуточно, или вообще в детские дома, но многие дети хозяйничали сами. Станислав Павлович сказал верно: их детство закончилось с началом блокады независимо от возраста. Дети стали взрослыми в одночасье.

У Жени, да и у Юрки тоже от ужаса волосы приподняли шапки и намотанные сверху платки. Серая волна и впрямь оказалась скопищем крыс, вернее, организованной их колонной. И двигалась эта колонна к Невке, откуда только что ушли набиравшие воду люди. Тысячи тварей словно текли к воде, покрывая собой всю улицу. Казалось, сама земля шевелилась. – Какой ужас… – прошептала Женька.– Им на пути не попадайся, собак и тех сжирали между делом. Жуть, – согласился их спаситель и посоветовал: – Вы, пока они не пройдут все до одной, с места не сходите. Здесь безопасно. А потом бегом подальше. Вам куда надо-то?– На площадь Льва Толстого. – Ничего, здесь прямо. Я когда впервые такое увидел, прятаться некуда было, пришлось на столб залезть и полчаса сидеть, вцепившись. Только слез, присел передохнуть, а они, твари, обратно поперли. Я снова на столб! – мотал головой, вспоминая страшное приключение, мужчина.

Не кусок черной массы, похожей на замазку и называемой хлебом только из-за неимения чего-то другого, а единственная надежда протянуть еще этот день, стать на сутки ближе к весне, дожить до тепла, до возрождения жизни. Не тарелка репродуктора на стене, часто хрипящая и иногда даже ненавистная, а связь с остальным миром, доказательство, что тот существует, что жизнь за пределами их ада есть. Не звук метронома, от которого сначала сходили с ума, а счет секундам спокойствия, надежда, что, пока он стучит, твоя жизнь и жизни тех, кто рядом, не оборвутся по злой воле других, кто сыплет бомбы с неба и расстреливает город из орудий.

С ней были согласны все стоявшие в очереди в булочную. Другие продукты и впрямь возили по магазинам машинами, иначе никак, но хлеб с хлебозаводов в булочные обычно доставляли возница и продавщица на санях. Сначала сани тащила лошадь, потом что-то костлявое, слегка лошадь напоминающее, а потом животное не выдерживало бескормицы и нагрузки и падало замертво. В оглобли саней впряглись люди

22 июня это все перечеркнула война, не просто перечеркнула, а вычеркнула. Не было ни любимых и родных людей, ни дома, ни будущего. Остался только Юрка, у которого тоже осталась только она. Да вот еще сирота Павлик, к тому же теперь немой.

Когда-то у Жени было счастливое детство с мамой, папой, бабушкой, сестрой Таней и жизнерадостной Милой, был дом, друг Юрка, у которого тоже были мама, папа и сестрички, были подруги, соседи, была любимая школа, кружки во Дворце пионеров, походы в кино, мечты… была интересная жизнь со светлым будущим, в котором никто не сомневался.

Разрушенные здания, занесенные снегом трамваи и троллейбусы, сугробы и люди, бредущие, словно тени, готовые упасть и больше не подняться. Никто не двигался быстро, никто никого не обгонял, все сосредоточены на одном: дойти, не упасть и не умереть. Что держало этих людей, выкупавших в булочной крошечный кусочек хлеба, который хлебом не был, а был смесью самой грубой черной муки пополам с чем угодно – корой, жмыхом, опилками, керосином…

– На трассе много кто живет. Прямо на льду в санях – дежурят, держат пункты обогрева, ремонтируют трассу, размечают. Всяко бывает ведь. Наши вон под лед нырнули, хорошо, что не полностью. А буер тяжелый, не вытащить. И шли последними, помочь некому. Сами-то выбрались, а буер наполовину из-под воды торчит. Пришлось мокрыми до трассы идти за помощью. Но ничего, справились.

– А как мы можем не возвращаться, если там голодные люди? Знаете, первый мешок с мукой в Ленинград не машиной привезли, первую машину по пути буер обогнал. Когда-нибудь ему памятник поставят обязательно.

Кто-то этих требований не выдерживает. Одни умирают, другие сходят с ума. А третьим приходится делать страшнейший выбор – решить, кого из детей спасать, а кому позволить умереть. Своих детей! Мать вынуждена приговаривать самого слабого в пользу самого сильного. Как тут не сойти с ума? Скольких матерей держало на свете только понимание, что их смерть будет означать гибель детей.