Но нам с тобой фонтан не меньше важен,

он в нашем сердце праздничный уют.

2002

Древность сквозь смог

На берегу, покрытым смогом,

я вижу древности черты.

Вот частокол, который смог бы

огородить от горя рты.

А там повыше колокольня,

домов, размытые следы.

Их можно обойти невольно,

а вот лежат холсты, холсты.

Их отбелили просто солнцем,

но юбки женщин все мокры,

они мочили их у донца,

и вот в руках у них багры.

Мужчины, сети, дети, бредни,

на них холстина, вид рубах.

И лапти среди них не редки,

вот кто-то в колокол вдруг: Бах.

Собака бродит в подворотне,

и на завалинках платки.

Но барышень платки не портят,

вот сапоги еще редки.

2002

В вишневом шелке

В вишневом шелке играет солнце,

с бокалом в искрах ты жизни рад.

В томатном соке немного соли.

Кишмиш лучистый – блеск виноград.

Рука несмело ласкает шею

и отпускает совсем легко.

Глаза смеются, уста немеют,

и все сверкает вокруг него.

И мощно плечи едва кружатся,

рука находит их дальний край.

Томление лечит, тела прижаты.

Любовь и коды, касания – рай.

Ты заблудился в вишневом шелке

и окунулся во тьму ночей.

В душе гордился рассветом желтым,

что был любимый, что был он чей.

Вода струится по мышцам тела,

сверкает волос, прекрасный шелк.

И все проходит, и все забылось,

закрыты двери. А ты ушел.

И шелк вишневый лежит несмело,

шелк сделал дело, шелк не причем.

И виноград лучистый спелый

лежит без блеска. Стих не о чем.

2002

***

Туфли, медленно бледнея,

робко подошли к дверям.

В туфлях девушка не фея,

что сегодня ей терять?

Вот рукою приоткрыла

дверь в заветное крыло.

Вырастали счастья крылья.

Двое в комнате, и лоб

должен думать о заданье.

Курсовой проект… Что там?

Из заданья вдруг свиданье

получилось, и ногам

предстояло развернуться,

сбросить туфли невзначай.

Он обнял. Он повернулся.

На столе забытый чай.

Вот и все. Они забылись

в очень нежной тишине,

среди радости и быта,

и летали, как во сне.

Где заданье? Где проблемы?

Все забыто. Кто они?

На столе у чая схемы…

Но они? Они одни.

Были туфли, некий полдень,

брючный, красочный костюм.

Вседозволенность? Нет, полно…

Просто страсти первых дюн.

2002

Холодильник

Сжимаются мышцы от грустных мелодий,

сжимается сердце от жгучей тоски,

а все потому, что вся жизнь из пародий,

и что-то противно стучится в виски.

А то холодильник клокочет угрюмо,

компрессор устал и ему невдомек,

зачем надо бегать по внутренним трюмам.

Лет 20 – работал, а этот год нет.

Устал холодильник, трясется противно,

грохочет, щекочет, но холод идет.

И шум отдается как песнею дивной,

что больше не хочет он делать свой лед.

Купили другой. Его нам подарили,

он очень большой, в нем застыла вода.

Но ручку его через день уж отбили,

такая случилась вдруг с ним ерунда.

В нем камеры две, есть мороз или холод.

Конечно, спасибо, с таким хорошо.

А ручку совсем оторвали, стал молод.

Так что мне сказать. Он стал гладким еще.

24 мая 2002

Вишневая дорожка

Я хочу вишневую дорожку

проложить от солнца до двери.

Солнце пробежит по ней немножко,

а потом рукой его бери.

Я хочу тебя увидеть рядом,

проложив заветную мечту,

в мысли у тебя вонзиться ядом,

а потом в глазах твоих прочту…

Ты идешь ко мне не той дорожкой,

кто-то уцепился за тебя.

Кто это та маленькая крошка,

что идет листочки теребя?

Дочь могла бы быть такого роста,

но ты много время прогулял.

С женщиной ведешь себя ты просто,

видно, что ее ты забавлял…

Проложу вишневую дорожку,

вопреки всем женщинам земли.

Подожду тебя еще немножко,

средь поэтов солнечной семьи.

11 июля 2002

***

Кожа в солнечных лучах

раскалилась, стала красной.

Окуну ее я в воду,

проплыву в ней, охлаждая.

А потом опять песок,

кожа высохнет как маска.

Снова в воду, вновь на сушу,

кожа стянута, блистая.

Воду просит организм,

подбодрить бы кожу надо.

А душа, что в ней витает,

то сникает, то вздыхает.

Оглушает солнца яркость,

в жаркий день не до парада.

Легкость в коже нарастает,

словно крыльями махает.

15 июля 2002

Портрет

Портрет прекрасной Натали,

работы Алова,

в нем тени ровные легли,

одежда алая.

Сияет белый воротник

ажурною каймой,

как белый к алому привык…

Сказал, что стиль такой.

Глаза с прозрачной бирюзой,

судьбой отмечены,

а брови: молния с грозой,

характер – женщины.

Еще что? Губ простой излом,

грустнее некуда,

они встречаются со злом,

а молвить некому.

И нос, как нос, слегка похож.

Ноздря с ноздрей идет.

Он рисовал карандашом,

как будто мазал йод.

А волос, волос! Как кошма!

Как будто бы парик.

Художник Бог, художник Маг,

хотя давно старик.

16 июля 2002

***

Момент инерции исчез,

душа упала, раздвоилась.

Из тьмы возник какой-то крест,

и поднялся над тиной ила.

Взошла заря, разогнала

всю эту дикую картину.

Она одна, она мала,

и день настал, где солнце дену?

Оно светило из-за туч,

оно вонзалось во все окна,

оно не знало диких круч,

оно всегда на крышах доков.

А где-то к вечеру луна

упала светом с полным ликом

на потемневшие луга,

где тени трав качались дико.

И сон окутал как туман,

и темнота, и грусть манили

в еще один ночной обман.

Вдруг лампа, вздрогнув, засветила.

2002

***

Раскрылись губы в поцелуе,

вдохнули воздуха глоток.

Сознание пело: "Он ликует!"

И зубы – жемчуга моток.

Стоит виденье пред глазами:

приятный образ, сильный лик,

его внимание с чудесами,

он так могуч. Чудесный миг.

Его весь стан в немом поклоне,

ревнивый взгляд: "А с кем же Вы?"

С улыбкой истинно салонной.

И вот, когда я засыпала,

виденье всплыло в голове.

А рот вздохнул, а я пропала.

2002

Флюидный мужчина

Когда очень сильный, флюидный мужчина

почтил своим дерзким, таинственным взглядом,

он чувства все ваши как спичкою чиркнул.

Иль это два поезда и буфер лязгнул.

Уйти он него, не уйти, не пытайтесь,

найдут его мысли, настигнут сердечко.

А в вашей душе лишь появится тайна.

Нашелся хозяин на сердце – уздечка.

Он будет преследовать денно и ночью,

без встреч, без свиданий, давя расстояния.

Он вас полюбил, полюбил взглядом прочно.

Сильнейшее чувство без чувств подаяния.

Любовь или ненависть даже заочно

находят флюидами слов или мыслей.

А взгляд – просто выстрел на чувства сверхточный.

Флюидный мужчина, он весь точно в мыле.

Пройдет все преграды. Найдет, если надо.

Обнимет, обманет, приманит, заманит,

потом он пошлет вас куда-нибудь на фиг.

Флюидный мужчина – он тот, каких мало.

2002

***

Десять месяцев любви, но без любви.

Десять месяцев копилось вожделение.

Ситуация: не хочешь, не люби?

Возникало лишь взаимности пленение.

И сомненья. И волнения. И мираж.

Это было как строительство фонтана.

Вот задумали, вот смета, входят в раж.

Материал, системы, трубы, мрамор. Да, но.

Привыкание, восхищение, первый пыл,

и касания, поцелуи длились сочно.

На фонтане от упреков жизни пыль,

но не знала дама радости от ночки.

Десять месяцев копился нервный пыл.

Поднялось давление и внутри фонтана.

Он любил ее! Он был ее! Он был!

Очень людно у фонтана что-то стало!

Был избыток молодой лихой любви,

много импульсов работало в их теле,

а потом уехал он, и не зови.

Ставим точку на строительстве и деле.

Нет, постойте, было все совсем не так.

Он приехал, даме сделал предложение,

поженились, но разъехались, вот так.

Все же было в этом деле продолженье…

2002

***

Давно не говорим мы о любви,

переросли мы сладости минуты,

в упреках искупались соловьи.

Воспоминания – мысленные путы.

Акация забилась меж домов,

и рядом нет ни тополя, ни дуба,

стоит между людей и их умов

в цветах редчайших, словно это шуба.

Мы замолчали в собственных делах,

забыли ожидания и признания!

Откуда эти слезы на глазах?

Исчезла новь, остались лишь предания.

Акация цветет, ей все равно,

цветы ее завянут как окурок.

А мы с тобой молчим и так давно,

что соловей как тетерев токует.

2002

***

Не падают звезды в космических далях,

они лишь меняют пути.

Вам хочется звезды раздеть на детали?

Нет, лучше с дороги уйти.

Пускай пролетают, сверкая надменно,

приятно от их красоты.

И вашим глазам, эта звездная смена

почти как падение листвы.

Они разноцветны с сверкающим ликом,

в падение блистают во мгле,

когда пролетают, то мечутся блики,

как солнца лучи на стекле.

Не падают звезды как слитки столетий,

пусть их позабыты миры.

Сверкают алмазные грани на леди,

галактик земные дары.

Не падают звезды – лицо в тонких нитях,

стареют немного и все,

но пишут свои похождения на свиток,

взлетают невольно еще.

2002

Неземная верность

Пустынно, светло и безоблачно мило,

иль жутко бывает порой на душе.

С какой-то волшебной, неистовой силой

тебя рассердила. Ты взорван в кашне.

Но ты хладнокровно молчал, замечая

одни недостатки, печали судьбы.

Ты весь очень мирный и просто не чаял,

когда же сойду я с военной тропы.

А я замолчала и канула в лету,

исчезла, замолкла, забыла любя.

Меня ты нашел. Я опять к тебе еду.

Ты ждешь молчаливо листы теребя.

Какая-то верность в тебе неземная.

Ты любишь другую и любишь меня,

и годы меж нами, невольно сминая,

одну на другую не будешь менять.

Ты будешь молчать, отвечать односложно.

Меня ты вернешь даже с края земли.

Ты будешь работать со мной осторожно,

всегда, укрепляя устои семьи.

2002

Спрут футбола

Футбол как спрут, флегматиков не любит,

не победит техничный в нем игрок,

и нации спокойных – часто люди,

их поражение свыше – просто рок.

И бег, сноровка, даже тренировка,

не победят холериков никак,

быть надо африканцем рядом с бровкой,

и чтобы была ловкая нога.

Себя в футболе трудно перепрыгнуть,

и обведут спокойно ни за что.

Футбол не кенгуру, чтоб с сумкой прыгать,

мгновенье и сангвиник – часто то,

что надо для игры такой красивой.

Мгновение прошло, а он стоит.

Холерик же бежит всегда ретивый

и спрута в своей сущности таит.

2002

***

Всем нравится неведомая мощь

и сила, неизвестная для многих,

и кто-то нам протягивает мост

от прошлого до будущего. Ноги

того моста идут через тайгу,

проходят сквозь моря и океаны,

с него луне повесили серьгу,

и помогли попасть кому-то в Канны.

И сила эта правит над землей,

и смешивает горы и долины,

возьмет и поменяет хлопок, лен

на сказки и забытые былины.

Неведомая сила – интеллект,

ей тоже очень многое подвластно.

Неведом нам и маленький объект,

коль почему-то он не в нашей власти.

Неведомы кулисы чьих-то дел,

не все известно нам о мироздание,

неведомы известности предел,

неведомы нам силы созиданья.

2002

Блики чувств

Отраженные блики случайны порой,

в них какая-то есть отрешенность,

будто снова идем мы тенистой тропой,

эти блики любви завершенность.

Весь ты весь на виду, словно солнце, луна,

но когда мы вдвоем ты невидим.

Отраженные блики как сердца вина,

друг на друга напрасные виды.

Ты тепло мне даешь отраженной волной,

где-то сам ты остался невольно.

Эти блики из глаз засветились виной.

Дорогой, ты такой подневольный!

И чем выше твой статус, коль ты деловой,

тем скромней отраженные блики,

но еще я нужна, ты творец силовой,

не найти нам с тобою улики.

Что-то теплится вновь, луч упал на висок,

серебрятся прекрасные нити.

Отраженные годы уходят в песок.

Солнца блики блестят словно лики.

2002

***

Свободна от ревности, низменных чувств.

Салют всем проблемам, я вас позабыла!

Слетает на лоб друга ласковый чуб.

Совсем мы свободны от общего быта.

Сомненья, волненья – не по годам.

Счастливые дни – не тревожат нисколько.

Советы ему никакие не дам.

Со мной он идет, и нам просто привольно.

Сквозь лес мы идем, мимо елей, берез.

Скользят мимо нас оживленные листья.

Сосна разбросала иголки в разрез.

Сегодня по листьям росе не пролиться.

Сотрудник он мой, просто так хорошо.

Согласна я видеть его непременно.

Система общенья в лесу, где свежо.

Собрат мой пригожий, такой неприметный.

Сок дыни испить с непроторенных уст.

Сонливость любви где-то за горизонтом.

Сосна загляделась и веточки хруст.

Смысл в нашем общенье? Нейтральная зона.

Созвездье двойное пройдет и уйдет.

Сойдет все на нет, и любовь, и свобода.

Свиданья продлятся, но счастье пройдет.

Свободны мы оба, забыта работа.

2002

***

Земляные запруды в долине реки

укрывают воды драгоценные капли.

В интернете запруды меня обрекли

быть скромнее в строках и спокойнее цапли.

Но бывает – замру, но бывает – замкнут

на странице одной, дальше нет мне и шага.

В древних странах всегда правил пряник и кнут,

человек он всегда до аншлага так жаден.

Что творю я сейчас? Пирамиды из слов,

но другим удалось до Величия добраться,

и Мемфис лучший сайт для умнейших голов,

а поэты всегда в чем-то сестры и братья.

А запруда моя далека от реки,

она быстро встает, высыхает бесследно.

Были боги всесильны. Для сильных – легки

и большие стихи, и небес эполеты.

Наконец удалось сделать дамбу свою,

я ее возвожу каждый миг свой на свете,

рядом с нею стою, защищая в бою,

от нападок и просто плохих лихолетий.

23 мая 2002

Туман встречи

Прохлада августа легла оцепененьем,

исчезла дикая и знойная пора.

Настало время вдохновенного везенья,

Возникла над водою новая строфа.

Туман поплыл с прохладой августа нежданно,

спокойная пришла к нам дивная пора.

И для уныния, милый, нет малейших данных,

теперь иду, лечу к тебе во всей красе.

Ах, извини меня, немного задержалась,

ты звал меня давно, тогда плыла жара.

Меня кололо сильно солнечное жало,

А вот теперь иду, настала вдруг пора.

Идет и дождь, и ливень. Противятся все встречи.

Ты улыбнулся, милый, изменил настрой?

С тобой мы проведем весьма хороший вечер,

и, чувств, давно забытых будет дикий рой.

Пока же волосы мои немного влажны,

над головой от фена стелется туман.

Красивой быть с тобой мне бесконечно важно.

Плыл удивительный в строках любви – роман.

5 августа 2002

***

Радуга зари на облаках

продвигает прочь смятение ночи,

разбивает сон видений в прах,

унося то ль музыку, то ль порчу.

Как – то ныне скорбно на душе,

кто – то выл сигналами, сиреной.

Мстители. Машинное клише.

Двор для звуков – дивная арена.

Утро раздвигает облака,

занавес театра и подмостков,

где сигналы в виде сквозняка,

завывая, ставили на мостик.

Но метания ночи – позади.

Усмирили шумную машину.

Сон под звуки нервно уходил,

заставляя вздрагивать и шею.

Уши. Вата. Снова этот вой.

Или переливы стройных звуков.

Кто – то бесконечно умный, свой,

заложил в сигналы звуки – буквы.

22 августа 2002

Вернись, Лина!

Менять все достижения в мире, выси

на бездорожье жутких прошлых дней,

мы можем мысленно, случайно, быстро.

Через мгновенье мозгу все видней,

что не хотим, и мы давно не можем

вернуться в прежний, злободневный низ.

На нас повисло слово, имя: «Лина!»

И зов: "Куда же ты? Вернись! Вернись!"

Ты там была, судьба тебе знакома,

тебе в разлуке будет тяжело,

и для тебя, то царство – просто кома.

Ты выше их, поверь, ведь все прошло.

Пусть там, вдали есть неба горизонты,

но не твои они, не для тебя.

Расчерчены миры земли на зоны.

«Вернись, вернись!» – зовут тебя любя!

Вот так. На место. Дом. Судьба другая

давно идет. Даль, знаешь, не с тобой.

Иди вперед, ты умная такая,

а от метаний мелких просто сбой.

26 августа 2002

Сапфировая медь

Сапфировый блеск удивленного взгляда

спокойно бежал по знакомой тропе,

по милой улыбке в джинсовом наряде,

по стройному телу как будто стан пел.

Два отблеска счастья столкнулись незримо

на гранях ступенек, где небыль и быль.

Вопрос пролетел: "Ты из Вены иль Рима?"

"Что с ног не исчезла болотная пыль?"

Их радость общения в витавших флюидах,

и мраморный холод растраченных дней.

"Как пела сегодня на сцене Аида?"

"Я в первом, в партере". "С балкона видней".

Ресницы слегка встрепенулись надменно,

сапфировый взгляд вдруг померк и поплыл.

И встреча сапфира с надломленной медью,

всего лишь из прошлого временный пыл.

Бывают мгновенья, когда безвозвратно

уходит из прошлого ваш человек.

Сапфировый взгляд не вернуть вам обратно.

Закончен, закончен ваш раунд. Все. Свет!

28 августа 2002

***

Лучший фильм любых времен

не для нервных, слабых жен.

Гобелен лежит уютно,

жутким розам часто трудно.

Но тому, кому пишу,

я об этом не скажу,

а иначе будет плохо,

над стихами будет охать.

То да се, да то вот так,

осуждать любой мастак.

Марево, тепло и сухо,

я пишу, я не старуха.

Очень вредно для себя

на работе быть красивой,

без романов жить нельзя,

надо в меру быть счастливой.

Ах, какой роман пропал,

только стих он выжимал.

Напишу теперь другому,

не тому, а мухомору.

2 сентября 2002

***

Тоска заболоченной гари

плывет над моей головой.

Как выдержат это все твари,

не их ли послышался вой?

Дышу я в закрытом пространстве,

где форточки нет ни одной.

Я выйду из грусти и транса,

что встали меж жизнью и мной.

Мы где это так наследили,

что грустно от гари земле?

Горит в тех болотах без пыли,

в кромешной замученной мгле.

Я выскажусь рано иль поздно,

я прозу в стихах погашу,

а это все засухи козни.

Любовь, я тебя подожду!

Дышу я в закрытом пространстве,

пойду подышать я в леса.

Пусть едет замученный транспорт,

пройду по тропинке. Слеза.

3 сентября 2002

***

Ночь бесцветна, нет цветов,

есть темней, светлее.

Тени вьются от цветов,

месяц чуть светлеет.

Стук, да стук, да шорох шин,

стук дверей в подъезде.

Сколько не было вершин,

жизнь как на разъезде.

Ночью слышно далеко:

всхлипы, вскрики, поезд.

Всем живется нелегко.

Ночью спит лишь совесть.

Ночь бесцветна, нет цветов,

есть темней, светлее.

Тени вьются от цветов,

месяц чуть светлеет.

4 сентября 2002

Осенняя небылица

Слегка колышутся каштаны ветерком,

каштаны – страусы, букет на длинной ножке.

Они прикованы к земле перед броском,

но не бегут, они – не страус у повозки.

Вокруг каштанов бродят голуби: топ, топ.

А дальше что? Вдали – сосна вонзилась в небо.

Раз в десять выше ствол и крона в небе. Стоп.

Опять букет? Сосна букет? Молчит. Все, небыль.

Вороны каркают и там букет берез.

Собаки лают, им букет из нежной пихты.

А я сижу среди осенних, желтых роз,

где ветки – страусы секреты эти пишут.

2002

Осенняя икра

Икринки по маслу скользили неровно,

как шарики ламп над моей головой,

как листья, что ветром сгоняются к бровке,

но там за окном с желто – красной листвой.

И дети икринками ходят по сцене,

затем у зеркал непременно встают.

Все их упражнения заманчивы, ценны.

Потом по домам разбегаются – юрк.

И осень одна отцветает листвой,

деревья – шары, это те, что одни.

И скоро листвы будет, скошенный ворох,

но только икру мы всегда не едим.

Стихов мудрых строчки – икринки столетий,

находки геологов – солнечный клад.

И пусть многих дел завершается лето,

но в виде икры они где-то лежат.

Люблю я икру, ту, что просто на масло

Мне Бог положил своей щедрой рукой.

Ее бесконечно, безудержно мало,

и эти икринки все в лузу, с игрой…

2002

***

Желто – зеленые дыни – арбузы.

Желто – зеленые листья осин.

Желто – зеленые ниточки блузы.

Той, что ложится на ноги лосин.

Хрен лишь остался не желтый, зеленый,

словно он летом навек опаленный.

Серо – прозрачное небо печали.

Серо – прозрачные очи твои.

Серо – прозрачные воды причала.

Серо – прозрачные ветки хвои.

Стекла остались прозрачною рамкой,

ты – за стеклом, я – забытою дамкой.

2002

Пир

Десятки сумок вышли из машины,

их взяли в руки. Двери. Лифт. Этаж.

Для входа в дом для них бы двери шире,

похоже, кто – то входит в дикий раж.

Бутылки вин, воды, консервы, водка.

Свекла, морковь и зелень, и икра.

Торты и хлеб, естественно, селедка,

и мясо, рыба, курицы сестра.

Все это моют, варят, заправляют,

и майонез везде заветный гость,

шампанским оживленно так стреляют.

Пока готовят, соли ухнут горсть.

И все готово. Сдвинуты все стулья.

Стоят столы под пледом скатертей.

Но вот давно, совсем не варят студень,

салаты, вина, рыба – для гостей.

Хрусталь бокалов искренно сияет,

хрусталь салатниц – солнечный магнит,

и на столе, в салатах скрыты яйца,

салфеток ряд под вилками вдруг сник.

Приходят гости. Радость оживленья.

И каждый гость – подарок для судьбы.

Хозяева за день не знали лени,

теперь награда в их заветный быт.

Пришли цветы и роза в сарафане.

Пришел альбом, огромный, как портфель.

Пришла цепочка, крестик – эти званы.

Пришла игра, и в детских ручках зверь.

Собрались гости, сели очень чинно,

и первый тост, за крестик на цепи.

И крестный – это все – таки мужчина,

и крестная в семейной есть цепи.

Туда – сюда. Все скромно и спокойно.

Еще часок – и громче голоса,