Глава 8

Следователь Сердюков пребывал в раздражении. Что еще за привидение? Разве может водиться привидение на обычной, хотя и очень дорогой, даче под Петербургом? Доселе он полагал, что призраку подобает появляться как минимум в старинном заброшенном доме или древнем замке. Выплывать из тьмы веков, так сказать. А тут-то откуда? Дом построен лет двадцать назад, а то и меньше. Хотя на замок в миниатюре и впрямь похож! Полагая, что от дворника более ничего нельзя добиться, он снова решился побеспокоить сироту. Когда он вошел, в комнате Веры оказалась и вдова.

– Прошу простить меня, сударыни! Существует одно престранное обстоятельство, которое мне бы хотелось выяснить безотлагательно.

Сердюков выжидательно замер у входа, справедливо полагая, что при сложившихся обстоятельствах его могут и за дверь попросить. Тем более что нюхом опытного сыщика он ощутил некую напряженность или даже враждебность между женщинами, разлитую в воздухе.

– О господи, это несносно! – простонала Вера, бессильно откинувшись на подушках.

– Вера, возьми себя в руки! – строго произнесла Извекова. – Господин Сердюков пребывает здесь не из праздного любопытства. Он ищет причину смерти твоего отца!

– Благодарю за понимание, госпожа Извекова! – скромно поклонился Константин Митрофанович.

Длинными ногами он в два шага пересек комнату и опустился на указанный ему стул. Стульчик жалобно скрипнул. Хозяйки одновременно посмотрели с недовольным видом.

– Что вы еще хотели узнать, господин следователь? – со вздохом спросила Ольга Николаевна.

– Видите ли, сударыня, ей-богу, я даже не знаю, как и подступиться к этому вопросу.

– Вы хотите узнать нечто деликатного свойства? – Лицо женщины стало напряженным.

– Наверное, можно и так сказать. Однако водятся ли в вашем доме привидения? – собравшись с духом, выпалил следователь.

– Привидения? – изумилась Извекова и с подозрением стала вглядываться в лицо собеседника, словно ища там следы слабоумия.

Следователь тем временем отметил про себя, что Вера не вскрикнула удивленно, как ее мачеха, а испуганно прикрыла веки.

– Кажется мне, сударыня, что падчерица не разделяет вашего недоумения. Позвольте полюбопытствовать, Вера Вениаминовна, вам не доводилось сталкиваться в этих стенах, или, быть может, в саду, или еще где-нибудь с чем-либо, что могло вас напугать, нечто непонятное, жуткое?

– Доводилось, – глухо ответила девушка.

Мачеха вздрогнула и посмотрела на нее с нескрываемым недоумением:

– О чем ты, Вера?

– О том, что я видела.

– И что вы видели, сударыня? – как можно мягче произнес полицейский.

– Я видела… – почти шепотом выдавила из себя девушка. – Я видела маму.

Ольга Николаевна охнула и прикрыла рот рукой.

– То есть призрак мамы, – едва слышно добавила девушка.

– А как она, то есть он, тьфу ты, словом, как выглядело то, что вы видели? – продолжал расспрашивать следователь.

– Она была в своем любимом зеленом платье. На голове шляпа, вуаль, бриллианты на шее.

Страшные воспоминания давались Вере с трудом. Она совсем изнемогала. Бледное лицо покрылось испариной.

– Призрак сказал вам что-либо или показал жестами?

– В первый раз она просто прошелестела мимо, и все. После она подошла совсем близко, а когда я опомнилась от страха, исчезла. В третий раз…

– Бог ты мой, был и третий! – пролепетала Извекова, глядя с ужасом на падчерицу.

– В третий раз я решила, что непременно переборю свой страх и попытаюсь заговорить с ней.

– И вам это удалось?

– Да, но она не ответила мне, только протянула руку, улыбнулась и… пропала! – Вера начала давиться слезами.

– Вера Вениаминовна, пожалуйста, припомните, где, при каких обстоятельствах появлялся призрак Тамары Георгиевны?

– Все три раза здесь, на даче. Первый раз это случилось прошлой осенью. Она явилась мне ночью, у дверей моей комнаты.

– Но ты ничего не говорила ни мне, ни отцу! – воскликнула Ольга Николаевна.

– До меня ли вам было! – язвительно ответила девушка. – Вы с папой ссорились, выясняли отношения, а потом и вовсе исчезли. Мы остались одни, была уже глубокая осень, пора возвращаться в Петербург. Но отец тянул, видимо, надеялся, что вы воротитесь. Ведь он и теперь приехал, думал встретить вас тут. Вот и встретил. Свою смерть!

Вера метнула ненавидящий взгляд в сторону мачехи, та побледнела, но присутствие постороннего заставляло ее быть сдержанней.

– Прошу вас, сударыня, продолжайте! – Сердюков легонько дотронулся до пледа, которым была укрыта Вера.

– Да, я продолжу. Мы остались одни. При нас жил дворник, горничная, камердинер отца, повар. Соседи, их тут совсем немного, и те все съехали. Однажды, уже стояла ночь, лил бесконечный дождь и мне не спалось. Я беспокоилась о папе. Он тяжело переживал разрыв с Ольгой Николаевной. Хворал, тоже не спал. Я слышала его шаги по дому и вышла из своей комнаты, чтобы пойти к нему. В коридоре царил мрак. Я сделала несколько шагов и увидела ее. Я не поняла, откуда она появилась и в какой момент. Я так испугалась, что, мне кажется, на миг потеряла сознание, а когда пришла в себя, вокруг была пустота и звенящая тишина, такая странная, плотная тишина. Или это у меня уши заложило от страха, не знаю. Я бросилась к отцу, но он уже спал, и, памятуя о его бессоннице, я не посмела его тревожить. На другой день я решила, что у меня, вероятно, произошло расстройство нервов или, того хуже, галлюцинации. Я совсем пала духом, испугавшись душевной болезни.

Второй раз призрак мамы появился прошлой осенью, накануне нашего отъезда отсюда, буквально за день. На сей раз мы повстречались у ее комнаты. Кажется, одета она была так же. Да, все три раза в одно и то же. Я попыталась заставить себя не бояться и понять, происходит это в моем воображении или на самом деле. Но страх оказался настолько силен, что я не могла ни двигаться, ни говорить. И опять призрак появился внезапно, ниоткуда и так же внезапно исчез. Потом в Петербурге зимой я долго колебалась, сказать папе или нет. И приняла решение, что, ежели привидение придет снова, я заставлю себя не трусить и вступить с ним в контакт.

– Это очень смелое решение, – задумчиво произнес Сердюков. – Такое и взрослому мужчине не под силу. Страх, да еще пред потусторонним миром, непобедим.

– Вы правы, непобедим. Особенно если не понимаешь, кого бояться, призрака, если он и вправду является тебе, или самого себя, своего сознания, порождающего призраков!

Вера некоторое время молчала. Ольга Николаевна смотрела на нее с нескрываемым ужасом. Сердюков не знал, что и думать. Однако барышня не потеряла присутствия духа и мыслит очень даже критически. Так что вряд ли это ее видения.

– В последний, третий раз она явилась вчера вечером. Это снова произошло около ее комнаты. Я оказалась там, потому как моя спальня рядом. Сидя у себя, я услышала какой-то шум. Я знала, что дом пуст, что здесь только я, отец и Ольга Николаевна. Давеча они опять выясняли отношения, я испугалась за папу, ведь он очень нездоров, и выскочила за дверь. Передо мной стоял призрак. Я оторопела от неожиданности, но, вспомнив свою клятву, двинулась к нему, хотя ноги меня не слушались и волосы встали дыбом.

«Мамочка! Это ты? Если это ты, скажи, чего ты хочешь, не пугай меня, не мучай!» – прохрипела я сдавленным голосом.

Она печально так на меня посмотрела и взмахнула рукой в сторону комнаты отца.

«Папа? Ты хочешь что-то сказать мне о нем?»

Я хотела подойти, но призрак заколыхался, поплыл в глубь коридора и исчез опять совершенно внезапно, словно растаял. Теперь я понимаю, она хотела предупредить меня, но о чем? Как я могла предотвратить ужасную развязку? Я совершенно ослабла от пережитого ужаса и поплелась к себе. Рухнула на постель и впала в забытье. Не знаю, сколько все продолжалось по времени. Может, несколько мгновений, может, больше. Забытье мое было столь глубоким, что, когда Ольга Николаевна стала барабанить в дверь, я не сразу услышала стук. А когда открыла, на меня обрушилась ужасная новость о смерти отца. Тогда я и поняла, что мама хотела ее предотвратить, но я не догадалась, глупая, я не должна была уходить к себе, надобно было пойти к нему, ведь именно туда она показывала рукой!

Вера натянула на себя плед и снова горько заплакала. Ольга Николаевна выслушала рассказ падчерицы в совершеннейшем оцепенении. Сердюков вежливо подождал, пока потоки слез иссякнут, и, стараясь быть как можно более деликатным, спросил:

– Я понимаю, вы были очень испуганы и взволнованы, но, быть может, вы заметили что-нибудь, какую-нибудь деталь. Кроме вас, там никого не было?

– Никого, – всхлипнула Вера.

– А на лестнице, что ведет на первый этаж и упирается как раз в другой конец коридора? Ведь расстояние очень невелико.

– Да нет же, говорю вам, не было никого!

– Не было или вы не видели?

Вера удивленно замолкла.

– Конечно, на лестнице мог кто-нибудь стоять, я могла его и не приметить. Это и был убийца?

– Я пока не могу дать вам ответ на ваш вопрос. Вера Вениаминовна, вы очень помогли следствию. Я благодарен за вашу откровенность, прошу простить меня за то, что я снова заставил вас пережить весь этот кошмар. А сейчас позвольте откланяться, вам надо хорошенько отдохнуть.

С этими словами полицейский поднялся и направился к выходу. Извекова поспешила за ним.

– Что вы думаете об этой истории, Ольга Николаевна? Судя по всему, для вас это тоже новость?

– Я даже не знаю, что вам сказать, – в растерянности произнесла вдова, – вряд ли она выдумала все это, хотя… Кто знает…

– Я не склонен считать рассказ вашей падчерицы выдумкой, потому что призрак видела не только она. А тот факт, что два разных, заметьте, очень разных человека видели одно и то же, совпадающее в деталях, говорит о том, что это не выдумки и не галлюцинации.

– Но кто же еще видел призрак? – почти шепотом произнесла вдова и боязливо оглянулась вокруг.

– Дворник, дворник вчера видел призрак хозяйки, и, собственно, именно от него я первый раз и узнал о нем.

– Дворник… – удивленно протянула Извекова. – Как все странно! Ну, я, пожалуй, пойду прилягу. А то от этих кошмаров у меня разыгралась мигрень.

Она потерла ладонью лоб и медленно пошла к себе. Сердюков проводил ее задумчивым взглядом.

Ольга вошла в комнату и остановилась. У нее не было сил идти дальше. После смерти мужа она пыталась держать себя в руках, выглядеть достойно, прежде всего в своих собственных глазах. Но нелепые россказни Веры о призраке Горской ее подкосили. Неужели девочка серьезно больна? Чувствительная душа угнетена и не вынесла ноши внезапного горя. А дворник? Конечно, пьянице может привидеться невесть что! Но почему это в точности совпадало с видениями Веры? Значит, оно и впрямь было, это привидение?

Как такое может быть в двадцатом-то веке? И если покойная являлась, то что она хотела? По готическим романам Ольга Николаевна знала, что привидения – это души, которые не могут обрести покоя. Что беспокоит незабвенную красавицу Горскую? Странно, что она не являлась супругу, который женился второй раз, едва дождавшись окончания траура. Почему не приходила к Ольге, занявшей ее место в земной жизни?

Извекова задумалась, пытаясь представить себе то, что якобы видела ее падчерица. Удивительно, но память тотчас же услужливо нарисовала яркий портрет усопшей. Шуршащее темное зеленое платье, плотно облегающее стройную фигуру, черные волосы, собранные в высокую прическу, яркие карие глаза и полные чувственные губы. Сладкий аромат духов…

…Оля даже слегка отшатнулась. Горская смотрела на нее умоляющим взглядом.

– Оленька, милая моя, ради бога, не думайте, что в моем предложении есть нечто для вас оскорбительное. Моя просьба – это просьба друга! Что же делать, если мисс Томпсон так некстати захворала!

– Помилуйте, Тамара Георгиевна! Что может быть оскорбительного в вашей просьбе поглядеть за детьми! Я с удовольствием побуду с ними, тем более что теперь мы дружны! – пробормотала Оля, не уверенная, что отец одобрит ее поступок.

– Ах, но мне так неловко, так неловко! – продолжала стенать Горская. – Представьте, мой режиссер неожиданно предложил мне роль! Я уже не рассчитывала, то есть я, конечно же, ждала ее… – Тамара Георгиевна запнулась.

Рассказывать девочке о том, что в последнее время она живет в страхе грядущего забвения? Что театр давно обходится без прежней примадонны, ее уже почти никуда не приглашают? Режиссерам и антрепренерам она была интересна юной и полной жизненных сил. А когда отвратительные болезни терзают твою плоть и заживо съедают красоту, это быстро становится заметно и на сцене, и на большом экране кино, и никакие ухищрения гримера не помогут! Да еще куча детей, которых некуда девать и приходится тащить с собой то на гастроли, то на съемки, вызывая раздражение всей труппы. Пока она была звездой первой величины, их еще терпели, а вот когда под тобой начинает раскачиваться невидимый трон и на горизонте маячат следующие поколения богинь, тут уже приходится приноравливаться к обстоятельствам. А они, эти обстоятельства, таковы. Надобно за двое суток прочитать сценарий. Господи, какая пошлость, какая убогость! Но что поделаешь! Иного нет! И прежние были ужасны. Но она своей игрой и женственностью превращала эти ремесленнические поделки в подлинные шедевры! График съемок очень жесткий. Месяц летом. И никаких детей, только работа! Никаких капризов, особых условий и прочего, что раньше даже и не обсуждалось! Все это означает только одно: если она опять не согласится, а такое несколько раз случалось, вместо нее возьмут другую красотку, помоложе и побойчее. Может, она не будет так хороша и талантлива, но ведь и сама Горская уже не та! На Вениамина нечего рассчитывать. Он не выйдет из своего кабинета, даже если будет землетрясение. А гувернантка, как назло, слегла, и, видать, надолго. Ответ надо дать немедленно, временного человека для присмотра за детьми скоро не найдешь. Они, конечно, уже не очень малы, в школу ходят, но такие сорванцы и непоседы, что за ними постоянно нужен глаз да глаз. Вот и пришла в голову дикая мысль броситься в ноги Мироновым. Доктор, правда, может обидеться за дочь: мол, она вам не прислуга. Поэтому Тамара Георгиевна хотела снова извиниться и просить, но Оля ее перебила:

– Тамара Георгиевна, я полагаю, что для вас это предложение чрезвычайно важно. Вы дорожите им, я вас понимаю. Не надо мне ничего объяснять, я рада помочь, я рада, что вы считаете меня своим другом! – пылко произнесла Оля.

– Спасибо, милая! – Горская порывисто обняла девушку.

Оля покраснела от удовольствия и неловкости одновременно. Она видела, что Тамара Георгиевна пребывает не в лучшей своей форме, это даже не надобно было объяснять. И так видно. Фильмов с ее участием становилось все меньше и меньше. Она все чаще оставалась дома, мучимая болезнью и семейными хлопотами. Ни то, ни другое не прибавляло ей красоты и здоровья. Предложение новых съемок оказалось единственным за последние месяцы, и Горская ухватилась за этот шанс.

Доктор Миронов не выразил особой радости от известия, что его дочь будет временно замещать заболевшую гувернантку известного семейства. Помощь, конечно, дело гуманное. Но Николая Алексеевича пугало, что Оля отнеслась к своей новой роли с восторгом и излишним энтузиазмом.

– Кажется, ты ни о чем и ни о ком другом, кроме как об этом семействе, и думать не можешь! Даже твоя собственная жизнь, собственная личность интересуют тебя меньше, чем жизнь этих людей! – пробурчал он недовольно, засовывая руки в карманы домашнего халата.

– Да, папочка, да! – Оля в возбуждении кружила вокруг отца. – Как было бы здорово, если б…

– Если бы ты могла жить в их семье? – саркастически подхватил Миронов. – На положении гувернантки, горничной, или, быть может, фантазия тебе рисует роль второй жены Извекова? Так ведь он, милая моя, не мусульманин! Ты совсем помешалась и на нем, и на ней!

Но Оля, счастливая от предвкушения грядущей близости к кумирам, не обиделась на злые слова отца.

– Полно, папочка! Ты говоришь вздор специально, чтобы позлить меня, чтобы я расстроилась и отказалась. А я не откажусь, потому что не вижу в этом для себя большой беды! Разве что твоему любимцу Трофимову и вовсе никакого внимания от меня не достанется!

– То-то и оно! Ты уже взрослая, а мыслишь как дитя малое, живешь фантазиями. Спустись на землю и оглянись вокруг! И не придумывай себе ничего эдакого, так и до греха недалеко! – Миронов строго воззрился на дочь.

Как он был прав в своих опасениях!