Потом за дело принимается Сережа. Он репетирует со мной, что я скажу чиновнику паспортного контроля по-английски о цели моей поездки. Эта часть программы получается у меня не очень удачно, потому что моим знаниям английского более 20 лет, и они очень надежно спрятались в глубинах памяти, и очень неохотно эти глубины покидают. Сергей бьется со мной и так, и этак, но пока я запомню первую часть предложения, то уже забуду вторую.

Самое смешное, что на паспортном контроле со мной разговаривали полностью по-русски и, не глядя на мою сумку, шлепнули в паспорт штамп на 6 месяцев. Ну что ж! Никакие усилия не проходят даром! Лучше перестараться, чем наоборот.

И вот я иду по длинному коридору аэропорта в Торонто.

Даже не верится, что я на канадской земле….Я очень люблю Россию, и никогда не представляла себя в эмиграции, тем более многие, находясь в России, представляют ее совершенно неправильно. К счастью, я не в эмиграции, у меня в кармане лежит обратный билет домой. И в самые тяжелые моменты моей канадской эпопеи я совершенно четко знала, что этот день обязательно настанет.

В аэропорту меня встречал брат и конечно, очень мне обрадовался. Он, в прошлом бизнесмен и имея высшее образование, работал здесь на стройке электриком. Брат долго расспрашивал меня про маму, про Москву, про общих знакомых.

Пока мы ехали из аэропорта, вид из окна машины меня разочаровал. Не было гигантских небоскребов, сияющих огнями, вокруг были только двухэтажные домики, как в каком-нибудь российском провинциальном городке, разве что вместо грядок с помидорами и картошкой были клумбы с цветами, и белье на веревках не сушилось. И, вместе с тем, все было какое-то чужое, незнакомое.

Мне до слез хотелось обратно домой, несмотря на то, что умом я понимала, что прибыла не для удовольствия, а для выполнения важной миссии, которую надо выполнить успешно, во что бы то ни стало.

К моему удивлению, в Торонто издавалось несколько русских газет. В них я сразу и вцепилась, едва успев переступить порог, потому что именно по объявлениям в газетах мне предстояло найти работу. Естественно, разрешения на работу у меня не было, да его и не может быть у приезжающего по гостевой визе, но русские везде могут обойти любой закон, поэтому в Торонто процветает целая сеть русских кадровых агентств – посредников между работником и работодателем. В эти агентства звонят люди, ищущие работу, оставляют свои координаты, а агентства их трудоустраивают по мере поступления заявок от предприятий, причем это бывает достаточно быстро – в течение 1-2 дней, если особо не привередничать, а соглашаться на то, что предлагают. Я тут же обзвонила все агентства, и в тот же день мне предложили работу на пекарне в ночную смену. Я решила пойти туда, пока не найду чего-нибудь получше, и согласилась.

      С дрожью в коленях переступила я вечером порог пекарни, на которой меня ожидали трудовые будни. В нос ударил запах прогорклого маргарина, корицы, и чего-то сладкого. В цехе было все как в тумане: в воздухе летали мельчайшие частички муки. Вокруг меня все двигалось, гудело, стучало, и мелькали какие-то фигуры в белом, похоже, работники предыдущей смены.

Всю дорогу от автобусной остановки я репетировала речь на английском, кто я такая и зачем пришла, но успела выдавить из себя только первые три слова, после которых полный мужчина с густыми черными усами на чистейшем русском языке велел мне получить белый халат, шапочку, перчатки и фартук, идти в раздевалку, а затем подойти к бригадиру Любе. Я пошла искать раздевалку. Кругом было столько лестниц, коробок, каких-то бочек, туда-сюда бегали люди. Бригадир Люба встретила меня без восторга. Поставила возле ящика с нарезанными грецкими орехами и сквозь зубы сказала (на смеси русского с украинским), что продукцию, которая будет ехать по транспортеру, надо макать в орехи и отправлять дальше.

Смена началась, тарелки с тестом поехали мимо меня, увеличивая скорость. Я двумя руками хватаю две тарелки, плюх – в орехи, швырь– дальше на транспортер, хвать – опять новые тарелки. Через два часа у меня перед глазами все плыло и качалось. Ненавистные тарелки с тестом казалось ухмылялись: «Ну что, заработала доллары?» Тут объявили брейк – пятнадцатиминутный перерыв.. Я толком не знала, куда идти и что делать, поэтому прямо в цехе села на перевернутый ящик из-под орехов и сидела, пока остальные не пришли на свои места. Порядки здесь такие, что нельзя опоздать ни на минуту. Никакие отговорки, что ходил в туалет, не принимаются. На завтра тебя просто не вызовут работать.

После перерыва мы начали выпускать другую продукцию. Какие-то печенья, а внутри повидло. Оно лилось на тесто из специального железного бака, который стоял высоко над конвейером. Каждые 2-3 минуты надо было брать целлофановый мешок с вареньем, весом килограмма четыре, разрезать его ножом и выливать содержимое в бак. С пола я не могла достать до бака, приходилось вставать на пластмассовую бочку. Когда я разрезала пакет, варенье брызгало в разные стороны, попадало на руки, мешок скользил в руках, держать тяжесть на вытянутых и поднятых руках было очень тяжело. Супервайзер стоял в стороне и наблюдал, как я с грацией бегемота лезу на бочку, трясущимися руками выдавливаю варенье и спрыгиваю вниз за новым мешком. Когда мои пируэты ему надоели, он подозвал вышеназванную Любу и сказал, чтобы она поставила на мое место кого-нибудь другого. Но та взбеленилась: «Еще чего за нежности! Пусть работает!» и отошла. Самвел (так звали супервайзера) не стал с ней спорить, а стал показывать мне как удобнее разрезать мешок, как вытирать руки, чтобы мешок не скользил и мне не пришлось выплясывать на бочке замысловатый танец. Прошел еще час. Казалось, что эта ночь никогда не кончится. У меня в голове не осталось никаких мыслей, только тело двигалось как автомат. Самвел опять подошел ко мне:

–Ну как? Получается?

Я на минуту остановилась и посмотрела на него:

–Да, все получается. За пазухой варенье, на голове варенье, в ушах варенье.

Он рассмеялся, и сам переставил меня на другое место.

Окна на улицу в цехе были высоко под потолком. Всю смену они были черными, иногда в них заглядывала луна. А сейчас вдруг они стали прозрачно синими, значит – скоро утро!

К семи утра меня просто шатало от усталости. И вот я выхожу на улицу, где нет ни муки, ни маргарина, а есть свежее весеннее утро. И я думаю: как здорово, что есть солнышко, и ветерок, и птички, что все плохое и тяжелое всегда кончается, а утро наступает все равно!

Через несколько дней я познакомилась со всей русскоговорящей частью нашей смены. Первый вопрос: «Откуда ты?». Москва, Киев, Ереван, Бишкек, Баку, Алма-Ата, Рига – полный географический атлас бывшего СССР. Мне было очень интересно, что заставляет людей бросить все и уехать в другую страну. Я пережила переезд из Узбекистана в Россию, и то адаптация была непростая, но там хоть по-русски говорят…

Причины назывались разные, но главная – забота о будущем детей, об их образовании, о том, чтобы не служили в армии, экономическая стабильность, низкая преступность. Да, это все есть, но нет ощущения, что ты востребован как специалист, ведь убирать чужие квартиры или лепить булочки на конвейере, думаю, мечтали не многие. Много разочарованных, действительность сильно отличается от мечты. Думали – пересекут границу, и все проблемы останутся там. Но проблемы, как правило, не в стране проживания, а в себе, а от себя не убежишь. Недооценивали роль языкового барьера – подумаешь, английский, взял да выучил. Недооценивали местный менталитет: все улыбаются, но никому нет дела до твоих проблем, даже ближайшим родственникам, живущим здесь давно. Единственная радость: вновь прибывшие, наши искренние и отзывчивые люди, не успевшие еще растерять «совковые» привычки. Пройдет несколько лет, и они пообтешутся, перестанут рассказывать друзьям о своих проблемах (да и друзей к тому времени не останется), перестанут посылать деньги престарелым родителям (пусть экономят), в отпуск вместо России поедут в Мексику или на Кубу, купят свой дом в кредит на 20 лет, а в редкие выходные (за дом, машину и остальную красивую жизнь надо выплачивать кредиты) будут жарить барбекю на лужайке возле дома. Но это будет еще не скоро, а пока гремит конвейер, в воздухе носится мука, а на часах 3 часа ночи. До рассвета еще далеко.

Придя на пекарню, мы услышали неприятную новость: нашу линию останавливают на примерно на 2 недели – нет заказов. Собрали у всех номера телефонов, как будет работа – вызовут. Ну а пока что делать-то? Опять села обзванивать агентства. Как назло, работы нигде не было. Я уже обзванивала все агентства по три раза в день: утренний обзвон, дневной и вечерний. Наконец, когда всех начало трясти при звуках моего голоса, мне предложили работу на швейной фабрике. Правда, это очень, ну просто немыслимо далеко: 3 часа добираться в один конец. Но, поскольку выбора не было, я согласилась.

На швейной фабрике шили школьную форму для католических школ. Вообще в Канаде есть обычные школы, там никакой формы в помине нет, хоть в бикини приходи (и приходят ведь!) и католические. В католических школах девочки, как правило, ходят в юбках и блузках, мальчики в костюмах, и вообще там как-то больше порядка. Поэтому многие даже не особенно религиозные родители отдают туда детей, справедливо считая, что вреда не будет, если ребенок лишний раз почитает молитвы. Каждая католическая школа носит имя какого-нибудь святого, а то и сразу двух, и имеет свою эмблему. Эти эмблемы обязательно вышивают на школьной форме, и этим тоже занимались на швейной фабрике, при помощи специальных машин, управляемых компьютером. В нашу обязанность входило не шить и не вышивать, а обрезать нитки у вышитых эмблем, складывать рубашки по размерам, упаковывать их в пакетики, специальным пистолетом пристреливать ярлычки.

Сначала нас, человек 10 русских, набрали на 3 дня на какой-то аврал, потом распределили на 2 смены и оставили пока работать. Вообще позиция работодателей меня всегда удивляла: ты никогда не знаешь, как долго ты будешь работать на этом месте. Может полгода, а может два дня. И о том, что на завтра в твоих услугах не нуждаются, ты узнаешь не раньше, чем кончится твой последний рабочий день. Я попала во вторую смену, и очень расстроилась: мне было бы удобней в первую. Но приказы не обсуждаются, особенно там, где начальство англо-говорящее. А там был как раз такой случай.

Фабрика была шикарная: там была такая столовая для рабочих, как российский ресторан средней руки. Столики в кабинках, рояль, и почему-то статуя индейца с перьями. Мне так хотелось сфотографироваться возле этого индейца, но это было еще до того, как мне подарили фотоаппарат.

Девчата в моей смене попались тоже хорошие. У нас была бригадир – высокая полная Ирина, она с семьей приехала из Питера. Выехать сразу вчетвером, с мужем и детьми, удается далеко не каждому, это редкая удача, но они были в Питере какими-то довольно крупными предпринимателями, и у них начались неприятности в бизнесе, так что надо было быстро оттуда линять. Дети Ирины тоже работали на нашей фабрике. Сын восемнадцати лет и дочка пятнадцати. Сын в Торонто поступил в университет, но поскольку они еще беженцы и не имеют легального статуса, обучение у него только на платной основе. Вот они всей семьей и зарабатывали ему на учебу.

Работа наша заключалась в том, что на длинные столы, стоящие в цехе, вываливали гору рубашек после вышивальной машины. А мы брали по одной, обрезали нитки, складывали в стопочки по размерам. При этом не разрешалось облокачиваться на стол локтями, разговаривать с рядом стоящими, (сразу получаешь замечание, и тебя переставляют на другое место – подальше от собеседника). Но мы не были бы россиянами, если бы не пытались обойти любые запреты.

В нашей смене была еще Вера из Минска. Она и питерская Ирина были страстными любительницами книг, и на этой почве я с ними подружилась. Самое лучшее материальное положение было у Веры: она дольше всех нас жила в стране и имела легальный статус. Ее работа на нашей и тому подобных фабриках была вызвана ее незнанием английского и нежеланием его учить. Она часто покупала книги в русских книжных магазинах, а после нее по очереди читали мы с Ириной и ее дочкой. Так я прочитала «Путешествие оптимистки» и «Полоса везения» Екатерины Вильмонт. А в обеденный перерыв мы устраивали литературные диспуты, во время которых спорили так, что наше пакистано-турецкое начальство прибегало посмотреть, в чем дело, не пора ли нас разнимать.

Я вообще обожаю читать, а в чужой стране где все везде на написано по– английски, и надо еще поломать голову, чтобы понять смысл написанного….Чаще всего мне приходилось читать в транспорте. Села я метро, открыла книжку, и думаю – мне нужна конечная станция, не проеду. Какое там! Читаю я, читаю, и вдруг понимаю, что слишком долго я почему-то еду. Но в Торонто пассажиров не выгоняют из вагона на конечной станции, а поезд тут же идет обратно, вот я и каталась туда-сюда по линии метро. Опоздала на работу на пол-часа, девчонки уже забеспокоились, не случилось ли чего со мной, а супервайзер Ахмет долго возмущался по-английски, хорошо, что я почти ничего не поняла из его пламенной речи.

Целый месяц проработала я на швейной фабрике. Могу перечислить наизусть названия всех католических школ Торонто и название всех станций метро на западной ветке. Знаю, что Иринина семья выиграла процесс и получила легальный статус. Знаю, что у Веры дочка вышла замуж, и скоро ожидают внука. Знаю, что хороших людей на свете гораздо больше, и всем им обязательно повезет. Да будет так! Так оно и есть.

Я почти совсем освоилась в незнакомой стране. Купила проездной на автобус, пыталась читать местные газеты на английском. Правда, чаще всего засыпала сразу после второй строчки. Подстриженные лужайки перестали вызывать у меня глухое раздражение и тоску по Родине, появился свой круг общения и свои привычки и традиции. Например, в конце рабочей недели я с кем-нибудь из подруг, а иногда и одна, заходила в кафе выпить чашку кофе и съесть пирожное. Я решила попробовать все сорта пирожных, какие там продавались.

И вот наступил день, когда я оценила все преимущества работы в ночную смену. Это случилось тогда, когда я, подсчитав деньги, заработанные в течение месяца, поняла, что таким темпом я не заработаю на квартиру за время, отведенное мне визой. Значит, надо искать еще одну работу, днем. После длительного просмотра объявлений я остановилась на продаже мороженого с велосипеда. Правда, можно целый день прокататься по жаре, и ничего не заработать. Но я положилась на свою удачу и решила рискнуть.

У всех продавцов были свои территории, меня же поставили «куда бог пошлет», а именно к культурному центру афроканадцев, где у них намечался какой-то праздник под звуки бубнов и еще чего-то специфического. Я со своей велосипедной тележкой сунулась было туда, но охрана вежливо, но твердо отстранила меня от входа. Правда, кроме «сори» я ничего не поняла из их объяснений. Но они же не знали, что российские женщины так просто не сдаются! Площадка с празднующим народом была огорожена невысоким заборчиком, таким, как штакетник в моем родном городе. Я не спеша пошла с тележкой вдоль заборчика. Охрана покосилась подозрительно, но это ведь не запрещено. Отойдя на всякий случай подальше от их бдительного взгляда, я начала торговлю, передавая мороженое через забор, и тем же путем получая деньги. Празднующие массы гроздьями висели на заборе. Языковая проблема меня не очень волновала: названия числительных по-английски я знала хорошо еще со школьных лет, названия сортов мороженого написаны были на тележке, а на все посторонние вопросы, касающиеся меня лично, я отвечала, что ничего не знаю, по-английски не говорю, и вдогонку добавляла: «Москоу, Кремль, Путин». Этот метод действовал безотказно, на меня смотрели, выпучив глаза, и отходили в сторону.

Через час мороженого у меня в тележке не осталось, и я стала думать, что же делать дальше, ведь рабочий день мой еще не кончился. Можно позвонить шефу, чтобы он привез мороженое, но вот только откуда позвонить. Телефонов-автоматов в Торонто достаточно много, но возле этого моего забора они почему-то отсутствовали, мобильника в те времена у меня не было и в помине, оставалось только попросить телефон у кого-нибудь и надеяться, что меня не очень далеко пошлют. И вдруг я увидела, что ко мне приближается полицейский, и на поясе у него долгожданный мобильный телефон. Долго я объясняла на своем великолепном английском, куда мне надо звонить и зачем, в результате он сам набрал мне номер, потому что я смотрела на телефон как мартышка из известной басни на очки.

А веселье за забором все больше набирало силу. Зажигательные танцы под барабаны сменились не менее зажигательной дракой. Кусок забора затрещал и упал на землю. Не сдерживаемая забором толпа пронеслась мимо меня. Тут как раз шеф привез мне мороженое. Оказывается, он долго не мог определить мою дислокацию, очень она отличалась от той, где он меня оставил. Мороженое раскупали так, что я не успевала его положить в тележку. Тот полицейский с телефоном теперь уже не отходил от меня, видимо чего-то опасался, а я была этому рада. Время от времени он интересовался, все ли у меня О`кей.