Через несколько лет, в 1364 г., эпидемия вновь усилилась после небольшого затишья. В летописях описывается мор в Ростове, Твери, Пскове, Москве и Литве, впрочем, очевидно, что и во всех остальных городах чума тоже побывала. Эпидемия возвращается снова и снова: через девять лет, в 1373 г., – опять опустошение городов, и 1377 г. – вновь, особенно сильно на западе, в Смоленске. (Есть летописные сведения, что после эпидемии 1387 г. в Смоленске осталось пять человек: они вышли из города и затворили ворота). В летописях описания «глада» и мора постоянны: иной раз кажется, что спокойных времен просто не было. Последствия чумных эпидемий ужасающи: вымирание целых городов и сел, исчезновение ремесел, запустение обрабатываемых земель. Города перерождались после эпидемии: город – не столько постройки, сколько жители, а потому невозможно было сохранить преемственность традиций и обрядов. Эпидемия этого периода настолько детерминировала жизнь людей, что все остальные социальные факторы можно считать вторичными.

Однако люди переходят к восстановлению городов достаточно быстро. В качестве мероприятий по распространению чумы, помимо бегства населения из зараженных мест, применялись костры: вдоль всего тракта жгли огни, которые якобы препятствовали распространению «миазмов». Чума отступала после холодных зим: чумная бацилла восприимчива к холоду, а потому после заморозков эпидемическая ситуация улучшалась. Русские бани и традиция поддерживать чистоту тоже влияли положительно, но защищали скорее сельское население. Скученность народа в городах приводила к невозможности уберечься от разносчиков чумы. Впрочем, позже в крупных городах строится все больше бань. К концу XVI в. в Москве их несколько тысяч, они даже облагаются отдельной пошлиной. Это, однако, не предотвратило чумную эпидемию середины XVII в., точнее, 1654–1657 гг.

Эпидемия чумы времен Алексея Михайловича считается наиболее изученной, историки неоднократно обращались к ней, изучая ход и последствия этой эпидемии. Откуда пришла чума на этот раз, было не понятно, говорили о Нижней Волге или Азии как возможном пути распространении заразы. Когда чума добралась до столицы, патриарх Никон увез семью Алексея Михайловича в Троице-Сергиев монастырь, обеспечив им карантин. Царь был в то время с войском, так как продолжалась одна из многочисленных руссо-польских кампаний. Летом 1654 г. Москва была охвачена чумой полностью, город завален трупами, оставшиеся в живых мародерствовали и, награбив, покидали город. Зараза быстро перешла и в другие города: Тулу, Калугу и Галич, и двигалась далее, не встречая преград, к Костромской и Ярославской землям, охватывая малые и большие города. Единственным городом, который остался в стороне, был Новгород. Распространению чумы способствовали стрельцы, покидавшие Москву, и ремесленники, бежавшие в родные города из зачумленной столицы. Города обезлюдели. Приказы – органы исполнительной власти – не работали: дьяки и подьячие умерли или разбежались. Мертвых некому было хоронить, а священники не успевали отпевать людей даже по несколько человек.

К зиме 1654 г. чума стихает, но летом следующего года снова появляется в низовьях Волги. Царские чиновники пытаются организовать заставы, но это не помогает, и чума снова приходит в города. Эпидемическая обстановка была неспокойной как минимум до 1657 г.

Чума в России воспринималась как наказание за грехи, поэтому в это время часто совершались крестные ходы с иконами возле города. В источниках зафиксировано прекращение эпидемии после моления определенным иконам.

Чума середины XVII в. в России – крупнейшая эпидемия, количество погибших, однако, точно неизвестно. Разброс у исследователей очень большой: от 40 тыс. до 800 тыс. человек^[2]. Несмотря на страх перед заражением, народ достаточно быстро возвращался в города. Моровая язва приходила снова и снова, но масштабы ее были другими.

Отдельные случаи на просторах нашей огромной страны случались и в начале XVIII в., например, в 1710 г., когда вспышки чумы были в Ревеле, Изборске и Пскове, в 1727 г. в районе Астрахани, но сильнейшей эпидемией была чума 1770–1772 гг. Считается, что в этот раз моровая язва проникла в Россию через товары из Османской империи (возможно, это был не единственный канал распространения заразы). Знаменитый чумной бунт сентября 1771 г. был связан именно с этой эпидемией. Причиной его стало то, что архиепископ Амвросий решает убрать ненадолго из храма чудотворный образ Боголюбской Божьей матери: как считалось, эта икона останавливает чуму, и в церкви было столпотворение, недопустимое в эпоху эпидемии. Экзальтированные и измученные люди, хоронившие своих близких день за днем, напали и убили архиепископа, затем стали грабить город. Екатерина II отправила несколько военных частей, которым пришлось прибегнуть к насилию во время подавления бунта. Москва за два года чумы опять была завалена трупами.

Однако конец XVIII в. – это все-таки время, когда идеи Просвещения проникают в Россию, хотя бы среди аристократов возникает понимание того, что возможно сделать хоть что-то, чтобы предотвратить мор. Г. Орлов, участвовавший в подавлении выступления, вводит и контролирует карантины и заставы, строит инфекционные больницы, организует вывоз и захоронение умерших. После эпидемий было сделано многое для того, чтобы улучшить санитарно-эпидемическое состояние города: вывозились нечистоты и мусор, проводилось истребление бродячих животных, строились бани и больницы, появился водопровод вместо забора воды из загрязненных московских рек. Чума многому научила людей, только вот цена таких уроков была непомерно высока. Сколько умерло в Москве от чумы в это время? Число, которое указывается большинством исследователей, – около 50 тыс. человек. Это, безусловно, много, но не только не останавливает рост Москвы как важнейшего экономического центра, но и не представляет ни малейшей опасности для царской власти.

Чума конца XVIII в. была последней крупной вспышкой в европейской части России, но в начале XX в., в 1910–1911 гг., в Китае началась сильнейшая эпидемия моровой язвы. Эту вспышку считают пандемией. Жертвами были в основном китайцы (около 60 тыс. человек), но помогали бороться с эпидемией блестящие русские врачи во главе с выдающимся врачом Даниилом Кирилловичем Заболотным. Во время миссии в Харбине все вокруг восхищались его бесстрашием: об этом ходили легенды. Например, однажды, высасывая шприцем гной из чумного бубона больного китайца, доктор Заболотный услышал шаги за дверью. Китайская традиция запрещала подобные манипуляции, поэтому он поспешно сунул шприц в карман халата и укололся инфицированной чумой иглой. Коллеги срочно ввели доктору большую дозу противочумной сыворотки, и знаменитый врач был спасен^[3]. Вернувшись из Харбина, доктор Заболотный внес огромный вклад в советскую эпидемиологию, став академиком, автором множества статей.

Оспа, иначе называемая «натуральная оспа», – болезнь, известная с глубокой древности, была побеждена в СССР только в 1936 г. В Средние века эта болезнь опустошала целые села, а у выживших на теле оставались страшные рубцы. Интересно также, что в средневековой Европе она была более распространена, чем в России. Только в XV в. в летописях есть сведения о болезни, во время которой «мерли прыщем», да и то у исследователей нет подтверждения того, что речь шла об оспе. В XVII в. оспенная эпидемия унесла огромное количество жизней людей, проживавших на территории Сибири, распространяется до Якутии и Колымы и Камчатки. Оспа вместе с корью были одной из главных причин детской смертности. В XVIII в. из-за роста городского населения эпидемии оспы усиливаются в Центральной России. Как известно, Петр II умер в 1730 г. от оспы, вспышки наблюдались в 1772-м и 1776-м, когда от оспы умирал каждый седьмой. Вариоляция (прививка от оспы) в конце XVIII в. была принесена в Европу из Китая и Индии, а затем в Россию. Екатерина II, решив показать пример подданным и сомневающимся, одной из первых в России сделала себе прививку. В дальнейшем государство неоднократно вводило обязательное оспопрививание, но при нехватке медицинских кадров и размерах Российской империи добиться результата было крайне сложно. В ряде городов в России: в Петербурге и его окрестностях, в Сибири, Казани, Киеве и Астрахани – в конце XVIII в. правительство открыло «оспенные дома». Эти дома были центрами оспопрививания, а также своего рода инфекционными больницами.

Грипп – типичная городская болезнь, которая в XVIII в. поражала людей молниеносно, причем как в Западной Европе, так и в России. В Вене, например, в 1730 г. за один-два дня гриппом заболели практически все городские жители, и за несколько недель переболели почти все – около 60 тысяч человек. «Ревматическая эпидемия», «катаральная лихорадка», «инфлюэнца» уносила жизни сотен и тысяч горожан еженедельно. Кстати, именно во Франции во время эпидемий середины XVIII в. эту болезнь назвали грипп (от gripper – схватить). Грипп повторялся в России с промежутками 2-7-13 лет, наиболее интенсивные пандемии случились в 1729–1730, 1737, 1742–1743, 1757, 1767, 1781–1782, 1788–1789 гг. Особенно сильной была эпидемия гриппа в Петербурге в 1737 г. В марте 1737 г. английский посланник в России писал из Петербурга в Лондон: «Болезнь эта здесь имеет такой повальный характер, что едва хватает лиц здоровых для ухода за больными… Не слыхать, чтобы болезнь эта влекла за собою смертельный исход; сильные приступы ее продолжаются не более трех-четырех дней, но вслед за ними наступает сильная слабость»^[4]. В XVIII в. в России врачи полагали, что люди заболевают гриппом из-за «дурного воздуха». Грипп с самого начала – болезнь городов, заразность которой, являвшуюся следствием скученности народа, объясняли загрязнением и нечистоплотностью городской жизни (которая тоже негативно влияла на заболеваемость). В документе начала XVIII в. «Предупреждение о болезнях, происходящих из зараженного воздуха», содержится план лечения, предлагаемый врачами. Суть его сводится к следующему: содержать улицы, дома и покои в чистоте, выкидывать мусор и гниль, «нужники» чистить, как подобает, окуривать помещения ягодами можжевельника, а если кто-нибудь заболеет в доме, то необходимо изолировать здоровых от больных. Утром и вечером рекомендовалось не выходить на улицу, так как дурные пары особенно «сов окуплены». Тела умерших зарывать в землю поглубже. Кроме того, рекомендовалось