Вечерело. Он шёл по лесу. Между деревьев мелькнул силуэт девушки. Он прибавил шаг и почти догнал Кармель, но вдруг земля дрогнула – во все стороны полетели комья земли и острые обломки деревьев. Он кинулся туда, где только что она стояла. На том месте зияла воронка. Чёрная влажная земля чавкала под ногами. Послышался стон. Он стал разгребать листву и ветки на краю воронки. Спутанные волосы Кармель потемнели от крови, а светлый странный наряд, похожий на балахон, даже не запачкался. Он поднял девушку на руки, её голова откинулась назад, обнажив изящную шею. Приложил ухо к груди и не услышал биения сердца. От тела Кармель пахло мускусом и потом. Этот запах взбудоражил всё его естество до основания ещё днём, а сейчас стал символом потери. Душу затопила боль.

– Не смей умирать, – прошептал он, прижимая к себе девушку. – Я только нашёл тебя и не хочу потерять.

Над головой каркнул ворон. Вскоре целая стая опустилась на землю рядом с ними. Крики птиц стали оглушительными и … он проснулся.

На ветке ивы во всё горло каркали вороны. Тимур сел, ощущая, как колотится сердце и затихает в груди боль.

– А мою одежду постираешь? – послышался голос Сашки.

– Ещё чего. Сам стирай, – ответила Кармель.

Тимур глянул на друга. Феликс прочёл вопрос в его глазах.

– Ты спал. Они минут сорок, как вернулись из леса. Кармель не подходила сюда, но я хочу позвать её и показать рисунки.

– Я освежусь. – Тимур встал.

Чуть поодаль на кустах висела выстиранная одежда. Кармель расчёсывала волосы. Оказалось, они у неё ниже лопаток. Он много раз видел, как причёсывается женщина, но сейчас это зрелище заворожило его.

– Кармель, подойди, пожалуйста, – позвал девушку Феликс.

Тимур очнулся и пошёл к воде. Сашка, увидев его, предложил поплавать наперегонки. Вылезли они из воды, когда зубы начали отбивать чечётку. Вещи с кустов исчезли, Кармель тоже. Феликс укладывал краски, кисти, мольберт.

– Ну и как? Согласилась позировать? – Тимур растёрся полотенцем и теперь торопливо одевался. От реки полз туман и сырость.

– В свободное время. Вечером.

– Ну, я же говорил, кто откажется от такого.

– Кстати, она повторила твою фразу. Сказала: я ей польстил, – усмехнулся Феликс. – Говорит: у неё нос длиннее.

Сашок натягивал на мокрые ноги кроссовки и чертыхался.

– Угадайте, сколько мы меток поставили с именами погибших?

Тимур проворчал:

– Чего гадать. Говори уж.

– Двадцать четыре.

Феликс присвистнул.

– Такими темпам нам до конца лета хватит поднимать солдатиков. Нашла она своего Ивана Гордеева?

– Нет. Я Кармель на чай приглашу. Чего ей одной сидеть в палатке, – предложил Сашка.

Тимур съязвил:

– Только кружечку свою пусть прихватит, чтобы два раза не бегать.

В лагере их встретили возмущёнными криками.

– Вы чё, про плац забыли!?

Тимур поднял руки.

– Чесс слово завтра отработаем.

Кармель развесила полусухую одежду на плечиках. Загнала Апельсинчика в клетку. Кролик, просидевший взаперти много времени, запищал возмущённо.

– Хорошо, хорошо. На день буду тебя отпускать. Попадёшь хищнику в зубы, пеняй на себя.

Она разогрела готовый суп, открыла баночку печёночного паштета. Огромный диск солнца тонул в тёмной полосе леса за речкой. Завели свою песню сверчки и цикады. Кармель накинула на плечи вязаную кофту.

– Здорово придумали. Открыл баночку и готовить не надо, – восхитилась Катя, пытаясь разглядеть в сумерках надпись на этикетке.

– Прогресс, Кать, – удовлетворённо заявила Кармель, поглаживая живот. – После таких прогулок по лесу и сухарь покажется вкуснятиной. О! У них затарахтела переносная электростанция, попрошу зарядить телефон.

Зашуршала трава, прямо перед ней возникла фигура человека. От неожиданности Кармель вскрикнула.

– В следующий раз буду подавать сигналы, – засмеялся Феликс.

– Какие же? Гудки? – хмыкнула Кармель.

– Пойдём к нам, посидишь за компанию.

– Мне нужно зарядить телефон, необходимо позвонить родителям.

– Поставишь.

Возле костра, кроме Игоря Петровича, собрались все поисковики. Кармель сначала отнесла телефон в штабную палатку, поставила на зарядку, потом вернулась к костру. Сашок и Феликс подвинулись, предложив место рядом с собой. Кармель опустилась на тёплое бревно. Сергей подкинул в костёр ветки. Огонь жадно накинулся на новую добычу. Языки пламени дрогнули от порыва ветра.

– Сашок сказал: ты обнаружила двадцать четыре погибших солдатика? – поинтересовался Антон Доля.

– Всё верно.

– Допустим, ты видишь сквозь землю. Но откуда тогда ты знаешь имена тех, кто не заполнил медальоны?

– Надо же. У мужика длинные волосы, прям как у бабы, – пробурчала Катя, разглядывая причёску Антона. – У него ещё и серьги в ушах. И в бровь колечко вставлено. И любопытный тоже, как баба.

Кармель, слушая характеристику, данную Антону Катей, невольно улыбнулась.

Доля принял её улыбку на свой счёт.

– Я что-то смешное спросил?

– Нет. Информация поступает ко мне от погибшего. Больше ничего сказать не могу, – ответила Кармель, стараясь не смотреть на гримасы Кати. – Вот вы все давно занимаетесь поиском солдат. Объясните мне: почему их столько осталось лежать в земле? Почему их сразу не обнаружили после боя?

– Как пример, я приведу только один официально зарегистрированный факт. После боев на ельнинском направлении из шестой дивизии народного ополчения численностью четырнадцать тысяч в живых осталось только семьсот тридцать восемь человек, – сказал Игорь Петрович.

–Ой, а мы не заметили, когда вы подошли, – воскликнула Марина, делая вид, что испугалась.

Катя ахнула, услышав цифры потерь.

– Как же мы найдём Ваню?

Над головами сидящих с шорохом пролетела огромная птица. Кармель невольно пригнулась.

– Но ведь после боя похоронные команды должны были собрать погибших? – недоумевала она.

– Кого успели. В сорок первом у немцев отбили Ельню, свыше сто тысяч тогда наших солдат полегло. Но вскоре немцы вернули город назад и многих просто не смогли похоронить. Вот у Феликса дед играл в Государственном духовом оркестре Союза ССР. Этот оркестр в полном составе вошёл в ряды шестой дивизии народного ополчения. Так вот музыканты оркестра в полном составе сгинули где-то под Вязьмой или в самой Вязьме. Ты только представь, Кармель. Ни одного оркестранта не осталось в живых. Феликс тоже хотел бы найти деда. И Тимур мечтает отвезти домой прадеда тоже Тимура. Война для его прадеда закончилась здесь в этих лесах. На семнадцатый день войны именно сюда прибыла с Алтая дивизия сибиряков – сто седьмая стрелковая. Сибиряки почти все полегли на номерных высотах и берегах лесной речки. Лена Данькова тоже желала бы отыскать прабабушку: медсестру Нонну Гаврилову, пропавшую где-то в районе станции Ельня. Так что для многих поиск личное дело.

– И всё-таки, – настаивала Кармель. – Ладно в сорок первом, немцы не дали похоронить бойцов, но почему в сорок третьем столько пропавших без вести?

– Ты хоть чуть-чуть представляешь, что за ад здесь творился? – не выдержал Сергей.

– Я плохо понимаю, почему окопы находятся посреди леса?

– На месте боёв такой лес вырос позже. Раньше тут были дороги, поля, деревни. Вот здесь, где наши палатки, когда-то жили люди. Стояла деревенька с красивым названием Яблоновка. Ты не заметила, в лесу много одичавших плодовых деревьев?

Кармель покачала головой. Сергей продолжил:

– Война стёрла с лица земли десятки деревень. Лес, конечно, тут тоже был. Но окопы под деревьями никто не рыл. Это теперь корни проросли сквозь останки солдат. А ещё представь: сильный взрыв, окоп завалило. Кто будет раскапывать? Шли вперёд.

– Я отправил запросы родственникам, найденных солдатиков. Если они живы, приедут в конце августа хоронить своих «без вести пропавших» по православному обряду и с воинскими почестями, – Игорь Петрович зевнул. – Ну вы тут долго не сидите, а то потом утром вас не добудишься.

– Теперь нашей гостье понятно объяснили? – поинтересовался у Кармель Николай.

Она посмотрела в одутловатое лицо Долгова и поняла: их неприязнь взаимна. Вот ничего она не знает о нём, а терпеть не может этого человека. И его антипатию к ней ощущает буквально кожей.

– Понятно, – нехотя ответила Кармель.

–Тим, проводи нас тут неподалёку, а страшновато одной, – игриво произнесла Марина.

Лена недоумённо брякнула:

– Чего тут страшного? Давай я тебя отведу в туалет.

Кармель рассмешило простодушное предложение Лены. Марина же сердито толкнула подругу в бок. Авилов усмехнулся.

– Видишь, Мариш, тебя есть кому охранять.

Девушки ушли, но брюзжание блондинки ещё долго раздавалось в ночи.

– Феликс, а можно послушать ещё что-нибудь того же автора?

Феликс посмотрел на Кармель.

– Это просьба спеть?

Кармель кивнула.

– Сашок, принеси гитару, – попросил мальчишку Феликс.

– А мои песенки послушать не желаешь? – полюбопытствовала Ира Солнцева.

– Если песенки Сукачёва, то нет.

Антон Доля что-то сказал на ухо Лине. Она отмахнулась от него и ехидно заявила Кармель:

– После Феликса споёт Ира. Мы обожаем Гарика.

Кармель развела руками.

– Ваше право. Как я уже поняла: только мой слух оскорбляют его песни.

Катя охнула:

– Кармель, ты чего вредничаешь?

Лина возмутилась:

– А у нас, значит, плебейский вкус?

– Это вы сказали, не я, – ответила Кармель.

– Что ты из себя корчишь? – пробурчал Антон и обхватил Лину за плечи, удерживая её на месте. – Подумаешь, экстрасенша. Не позволим обижать наших девочек.

– Чем я обидела? Всего-то высказала своё мнение о песнях Сукачёва. Не понимаю причины конфликта, – досадовала Кармель.

Сашок принёс гитару и вручил её Маркову.

– Не мог побыстрее. Тут девочки не сошлись во взглядах на музыку, – укорил его Феликс.

– Да я только водички попил.

Ира засмеялась.

– И, наверно, полбанки сгущёнки слопал.

Сашок облизнулся.

– Всего-то пару ложек.

Феликс сделал проигрыш. Все замолчали. Кармель поёжилась от пристального взгляда Тимура.

Простите мне растерянность мою¹⁰

Я словно прикоснулся вдруг к святому.

Я Вас люблю, Вы слышите, люблю!

Зачем Вы письма пишете другому?!

Ведь он – мой друг. И этот Ваш конверт

Направлен прямо в сердце мне кинжалом.

Любовный треугольник… Где ответ?

Горит душа неистовым пожаром.

О, нет! Я ни о чём Вас не молю,

Я не зову Вас к берегу златому.

Ноя люблю Вас, слышите, люблю!

Зачем Вы письма пишете другому?!

Я знаю, что судьба Вы не моя,

Что просто в миражи я окунулся…

Вам вечно благодарен буду я

За то, что я к святому прикоснулся.

– Спасибо, Феликс. Необыкновенно красивый романс. Отрада для души. Обязательно найду другие произведения этого автора, – с восхищением произнесла Кармель.

– Что все скуксились? А ну, Феликс, дай-ка мне, сбацаю, что-нибудь повеселей. – Тимур забрал гитару.

Ася захлопала в ладоши. Кармель, услышав первые аккорды, скривилась: так испортить прекрасный момент.

Прибыла в Одессу банда из Амура¹¹

В банде были урки, шулера.

Банда занималась тёмными делами,

И за ней следила Губчека.

Мурка, ты мой мурёночек

Мурка, ты мой котёночек

Мурка, Маруся Климова

Прости любимого.

Кармель не стала дожидаться окончания блатной песенки, пошла к себе в палатку, шепнув Феликсу, что устала. Сашке напомнила: завтра он свободен. Она отправится в город за покупками.

В палатке Кармель долго ворочалась в постели, вспоминая обжигающие взгляды Тимура. Она не могла ошибаться: её трюк на берегу реки с расчёсыванием волос не остался им незамеченным. И дурацкую «Мурку» он запел нарочно, чтобы ей досадить. Поступил совсем, как мальчишка – значит, она сумела хоть чуточку, но сбить его столку. Неизвестно, что решил Тимур насчёт друга, Кармель же поняла сразу: Феликсу она нравится, чисто эстетически, как модель для картины.

***

Пока она ехала по травяной колее, «Нива» хоть и скользила, но шла исправно. Выезжая на грунтовку, Кармель забуксовала в огромной луже. С трудом, забрызгав машину до крыши, она выехала на дорогу. Дождь усилился. Видимость сократилась до нескольких метров. Кармель сбросила скорость до минимума, появилось полное ощущение, что машина не едет, а плывёт. В Ельню она добралась к десяти часам.

Утром Кармель проснулась от шума дождя. Капли барабанили по крыше палатки. Выглянула в окошко – серое небо низко нависло над поляной, из чёрных рваных туч тянулись бесконечные водяные нити. Она надела купальник, захватила с собой шампунь и выбралась наружу. Вода в речке пенилась от дождя. Кармель вымыла голову, окунулась, вылезла по скользкой траве на берег.

– Ты ненормальная? – услышала она голос Тимура. – В грозу нельзя купаться.

– А ты нормальный, если пришёл сюда? – огрызнулась Кармель.

– Потому и пришёл, что увидел чокнутую в купальнике, дефилирующую к речке.

– Мне нужно было привести себя в порядок. Я поеду в город. – Кармель обхватила себя за плечи.

– Для тебя важнее всего почистить пёрышки? – крикнул он вслед, злясь на эту идиотку. Как её только выпустили из дому, экстрасеншу хренову.

– Тебе какое дело, любитель блатных песенок? – огрызнулась Кармель, дрожа всем телом от холода. Оказалось: она безумно рада его присутствию.

Мокрая футбола облепила торс Тимура, давая возможность полюбоваться на его мускулатуру. Сообразив, что слишком долго его рассматривает, Кармель подхватила бутылочку с шампунем и направилась к тропинке, ведущей в лагерь. Он догнал и развернул её к себе.

– Не стоит девушке бродить в одиночестве.

Сквозь пелену дождя обрисовался еле заметный силуэт Кати.

– Кармель, неприлично девушке почти голой находиться рядом с малознакомым мужчиной.

– Кать, только не сейчас… – словно актёр в театре, чуть в сторону прошептала Кармель.

Силуэт Кати растворился в потоке воды, льющейся с неба.

– Что ты там бормочешь? – поинтересовался Тимур.

Кармель тряхнула мокрыми волосами и облизнула губы. Совершенно глупый трюк, но он всегда действовал безотказно.

– Слишком наигранно, дорогая Кармель. Со мной такие штучки не проходят, – засмеялся Тимур. – И вопреки своим словам притянул её к себе ближе и принялся жадно целовать мокрое лицо и мягкие податливые губы девушки.

Кармель почувствовала, что в ней разгорается тот самый пожар, о котором она читала в книгах и слышала от подруги. Её губы горели от поцелуев, а на коже каждая клеточка вдруг стала болезненно чувствительной. Тимур оторвался от губ девушки и долго посмотрел в её непроницаемо чёрные глаза. Кармель улыбалась чуть лукавой хмельной улыбкой. Мир вокруг неё кружился в водяном вальсе.

– Действительно, не стоит бродить одной, зацелуют, – хмыкнула она, запечатлела поцелуй на колючей щеке Тимура и, выбравшись из кольца его рук, быстро пошла по тропинке.

Кармель еле сдерживалась, чтобы не побежать вприпрыжку. Она чувствовала себя счастливой и необыкновенно живой, словно до этого существовала в полусне. Сейчас ей нравилось всё: серебристая пелена дождя, лохматые, чёрные тучи, скребущие брюхом по верхушкам деревьев и даже скользкая от влаги трава.

«Как много лет любовь во мне спала. Мне это слово ни о чём не говорило…», – пропела пару строк Кармель, влетая в палатку.

– Не нравится мне этот монгол, – пробурчала Катя. – Про таких говорят: себе на уме. Ты бы с ним поосторожнее.

Кармель обняла воздух на том месте, где стояла призрачная подруга.

– Зато мне он очень, очень нравится. И я ему нравлюсь. Кать, поверь, я знаю, как понять, что мужчина увлечён по-настоящему. Много раз наблюдала эти признаки. Когда он смотрел на меня… кстати, оказалось: у него не чёрные, а тёмно-карие глаза. Так вот, когда он посмотрел на меня, у него увеличились зрачки, затрепетали крылья носа, усилилось сердцебиение.

– Непохоже, что ты влюблена, – обрадовалась Катя. – Говоришь, словно доктор на приёме.

Кармель вытерлась полотенцем насухо, принялась одеваться.

– Ошибаешься, Катя. Я отметила это мельком. У меня самой сердце чуть не выскочило из грудной клетки. А как он приятно пахнет… не одеколоном, нет. Запах его кожи, вкус губ…обалдеть. Мне понравилось целоваться с ним. Никогда такого раньше не чувствовала.

– Ладно, ладно, – смутилась Катя. – Можно без подробностей. Ты уверена, что он ощущал то же самое, что и ты?

Кармель проверила сумку-корзинку, надела резиновые сапожки, накинула прозрачный плащ-дождевик.

– Amor et tussis non celatur, – вздохнула она. – Очень на это надеюсь.

– Ну и что ты мне сказала?

– Это на латинском языке. Любовь и кашель не скрыть.

Катя вышла за Кармель под навес. Лиска спала на маленькой подушечке рядом с открытой клеткой Апельсинчика. Сам кролик грыз под столиком сухарь.

– Вы остаётесь, с собой не беру. Сидеть дома, в лес не шляться, – наставительно произнесла Кармель.

Лиска открыла один глаз и лениво шлёпнула хвостом. Апельсинчик догрыз сухарь и стал пробовать траву под навесом. На дождь он старался не высовываться.

– Кать, ну зачем ты всё испортила? Да ну тебя! Я не ошибаюсь, – твёрдо произнесла Кармель, пытаясь прежде всего, уверить себя.

Но память, как назло подкидывала одно воспоминание за другим.

Вот она выслушивает признание в любви однокурсника и с досадой думает: «Неужели он не чувствует её равнодушия и притворства. Слепой что ли?». А ведь Катя права, влюблённые мужчины не слышали их с Леной слов и оправданий: ошибка вышла, останемся друзьями, ты хороший, ещё встретишь свою половинку. Они уверяли: «Я знаю, ты меня тоже любишь». Или: «Моей любви хватит на двоих. Только со мной ты будешь счастлива». А что если она тоже принимает желаемое за действительное. Да нет! Чепуха. Тимур целовал её с такой страстью.

Ельня встретила её мелким моросящим дождём. Водяная пыль висела в воздухе, размывая очертания улиц и домов. Кармель заправила машину под завязку, купила продукты, возле одного из жилых домов выкинула мусор в контейнер.

– Ты забыла про батарейки? – напомнила Катя.

– Точно! Сашок просил купить, мне они тоже нужны для фонариков.

Она взяла батарейки с запасом. На выезде из города Кармель зашла в магазин и купила коробку сливочного пломбира в шоколаде.

– Куда столько? – удивилась Катя. – Наверно, вкусно? Я только раз в жизни попробовала мороженое.

Кармель сглотнула комок в горле. Ей невыносимо стало жалко Катю. Это простое упоминание о сладости показало, насколько короткой получилась жизнь подруги.

– Хочу угостить поисковиков.

На обратном пути дождь снова усилился, машина вновь поплыла в сплошном потоке воды. Кармель съехала с шоссе на грунтовку и повела «Ниву» черепашьей скоростью. При подъезде к лагерю оказалось: дорогу совсем развезло. Пришлось оставить машину на краю луга, не доезжая до стоянки. Кармель поняла, все покупки сразу не донесёт – вытащила коробку с мороженым и направилась к палаткам. Поисковики заканчивали обедать, когда появилась запыхавшаяся Кармель.

– Всем привет. – Она поставила мокрую коробку на край стола. – Я решила поднять вам немного настроение. Угощайтесь.

Сашок разрезал ножом скотч – открыл коробку.

– Ух ты, мороженое! – Он стал вытаскивать пачки пломбира из коробки и передавать другим.

– С чего вдруг такая щедрость, – поинтересовалась Лина, не прикасаясь к мороженому, положенному возле её чашки.

Кармель улыбнулась и соврала:

– У меня сегодня день рождения.

«Ничего, что оно через два месяца, – подумала она. – Кому будет плохо от этой маленькой лжи, а девушки не смогут отказаться от угощения. В день рождения непринято обижать именинников».

– Поздравляю, – нехотя протянула Лина, убирая фольгу с пломбира.

– Ты чего стоишь, именинница. Садись, может чайку? – Феликс похлопал рукой по лавке.

– Обязательно. Я только продукты из машины перенесу и вернусь.

Кармель в два захода перетащила сумки в палатку, быстро разложила продукты под навесом. Апельсинчик дремал в клетке и на корм, насыпанный хозяйкой в кормушку, не обратил внимания. Лиска подняла голову, дёрнула ухом и снова закрыла глаза.

– Обещаю, вечером сварю пельмени. Они в сумке-холодильнике, за пару часов не успеют растаять, – пообещала Кармель кошке.

Лиска открыла один глаз, удовлетворённо мяукнула.

– У тебя, правда, сегодня день рождения? – Катя проявилась рядом с животными.

– Нет. Через два месяца. Но ты же видела: Лина хотела отказаться от угощения, а там и Марина с Леной потянулись бы за ней, а мне хочется наладить отношения.

Катя проворчала:

– Наладить это хорошо, но обычно одно враньё тянет за собой другое. Так и запутаться можно.

Кармель оглядела себя в зеркало, заплела волосы в косу, чуть тронула веки тенями, подкрасила губы помадой под естественный тон. Она снова накинула плащ и вышла под дождь. Под навесом поисковики распределяли остатки мороженого.