Глава 2

К концу второй четверти стало ясно, больше половины выпускников элитного детсада так и не приняли новеньких в свой круг. Мальчишки ещё общались с парой-тройкой ребят из класса, а вот Алёну и Диляру девочки полностью игнорировали. Три верные подруги Юли Платовой, выполняли все её указания, каждый день придумывая новые каверзы и подколки для Алёны. Диляру быстро оставили в покое, неинтересно третировать, когда не дают отпора, безобидная татарка просто молчала. Алёна же яростно сопротивлялась и одна стояла против сплочённых подруг. И уже было не разобрать, кто их них больше обидел и сделал гадостей. Иногда казалось, девочки находят удовольствие в этом противостоянии. Как-то Юля, получившая две звёздочки за домашнюю работу, потрясая тетрадкой, заявила:

– Тебе никогда не получить звёздочку по прописям. У тебя, Мышинская, руки-крюки.

Алёне и, правда, не давалось письмо, вожделенная звёздочка, вместо оценки, пока не светила, но она не собиралась оставлять выпад врага без ответа.

– А ты не можешь сосчитать до ста. Тупица!

– Ах, так! Скажу ребятам, и с тобой никто дружить не будет.

Алёна фыркнула:

– Мне никто и не нужен.

– Всем нужны друзья.

– Мне нет. Я самодостаточная личность, – с трудом произнесла Алёна выражение, часто употребляемое матерью. – Мне и одной хорошо.

Но как позже оказалось, не очень. Если отходчивые малыши в детском саду принимали её в свои игры, то одноклассники обходили стороной, будто чумную. Алёне стало бы совсем одиноко, если бы не Диляра. Застенчивая скромная татарка общалась с ней на переменках и после уроков. Алёна не могла побороть свою натуру, относилась к одноклассникам свысока, этим ещё больше настраивая против себя. Она осознавала: школа не детсад, мама не в силах заставить учителей и детей относится к ней, как она того желает, поэтому перестала жаловаться.

Марианна сначала не обращала внимания на некоторую угрюмость и озлоблённость дочери, насторожило лишь излишнее рвение к учёбе. Прежде Алёна усидчивостью не отличалась.

– Тебя сильно обижают в школе? – встревожилась она.

– Ещё чего! Пусть только попробуют, – буркнула Алёна, старательно выводя буквы в прописи.

– Что происходит?

– Ничего.

В последнее время на Марианну навалилось много работы, она не сразу заметила, что дочь неохотно говорит о школе, без нареканий садится за уроки. Честно говоря, она этому только радовалась. Алёна не отнимает время от редких минут отдыха. И если бы не полное исчезновение улыбки на милом личике дочери, она бы совсем не волновалась. Марианна хотела погладить дочь по склонённой голове, но та с досадой отшатнулась.

– Солнышко, если тебе нужна помощь, ты только скажи.

– Чем ты мне поможешь? – хмурый взгляд Алёны метнулся к окну. – Ты говорила я красавица и лучше всех. А я уродина.

Марианна опешила.

– Что!? Уродина?

– Я дохлая белая мышь.

От неожиданности Марианна засмеялась. Алёна подняла на неё глаза, наполненные слезами.

– Ты мне врала.

– Ты мышь? Да они тебе завидуют. Ты самая красивая девочка в классе.

Алёна задохнулась от возмущения.

– Так думаешь только ты. Никто мне не завидует. Олег сказал: я самая противная и гадкая на свете. Никто не хочет со мной дружить.

Марианна всплеснула руками.

– Ты веришь какому-то сопливому мальчишке, а матери – нет. Да ты у меня настоящая принцесса.

Алёна спрыгнула со стула и затопала ногами.

– Перестань, перестань! Я не глупая. Раз я некрасивая, буду самой умной. Да я, да я …я буду лучше всех учиться. Вот! Докажу, что я не мышь.

«Вот оказывается, почему дочь часами сидит над уроками, по двадцать раз переписывает прописи. Это даже хорошо, но считать себя уродкой перебор».

Марианна, преодолевая сопротивление Алёны, прижала её к себе и прошептала:

– Послушай, малышка. Завидовать красивой внешности – в крови у слабой половины человечества. Девочки в классе специально тебя гнобят. А тот мальчик просто дурак.

Алёна выбралась из кольца материнских рук и чётко выговорила:

– Баба Клава сказала: все родители, как слепые кроты, считают своих детей самыми лучшими, а потом из них алкаши, маньяки и сучки вырастают.

Марианна ахнула:

– Зачем ты слушаешь эту злобную старуху. Хорошим девочкам не к лицу произносить плохие слова.

– У нас в классе все так говорят.

– Ужас! А ещё элитная школа.

Марианна не смогла убедить дочь, что её красота неяркая, не броская, а естественная. Девочка была ещё слишком мала, чтобы оценить утончённость своих черт и природную прелесть лица. Алёна, будучи от природы категоричной, если раньше с подачи матери считала себя красавицей, то теперь – уродкой. Замечая в зеркале лишь бледно-коричневые брови, светлые ресницы и прозрачную кожу, решила: «Вырасту, обязательно выкрашу всё в чёрный цвет, тогда не буду смахивать на белую мышь».

– Может, мне всё-таки поговорить с учительницей, пусть она примет меры, – пробормотала Марианна, глядя на дочь, снова усевшуюся за письменный стол.

– Не надо,– сверкнула глазами дочь, выводя в прописи корявые буквы. – Никто тебя не послушается.

Марианна присела на узкую кровать Алёны, помассировала виски.

– Ты права, заставить дружить невозможно. Но мне кажется, всё наладится, когда одноклассники поймут: ты славная девочка.

– Я не славная, – произнесла сердито Алёна. – Я противная белая мышь.

– Хватит! Не смей повторять дурные слова! И никогда не верь им. Они все ошибаются, потому что дети тоже бывают злыми. Помни, ты лучше всех.

Алёна пристально посмотрела на мать и вздохнула.

– Хорошо.

Марианна Авдеевна обрадовалась, погладила дочь по голове.

– Другое дело. В жизни ещё много недоброжелателей встретишь. И что? Будешь верить каждому плохому слову, брошенному тебе? Верь только мне и себе.

– Ладно. – Алёна протянула листок бумаги. – Учительница давно просила подписать.

Марианна вслух прочитала:

– В каких кружках, студии и на факультативах будет заниматься ваш ребёнок? Где ставить галочки? Чем бы ты хотела заниматься?

– В театральной студии и рисованием.

Марианна удивилась.

– Ты же плохо рисуешь и не любишь театр.

Она дважды водила дочь в детский театр и оба раза Алёна едва досиживала до конца представления. Ей не понравилась ни игра актёров, ни сам спектакль.

Дочь заявила: «Больше никогда не пойду туда, где взрослые люди придуриваются, изображая детей и животных».

– Я научусь рисовать, – проворчала Алёна, кусая кончик ручки.

Марианна пожала плечами и расписалась на листочке.

– Ладно. Надоест, сама бросишь. Но лучше бы пошла в танцевальную студию или на плавание, надо заниматься тем, к чему у тебя способности.

Алёна не стала говорить матери, что самой не очень-то хотелось участвовать в спектаклях или мазать красками бумагу, но раз четвёрка её врагинь собиралась стать школьными актрисами и художницами, она им не уступит и в этом.

Так с первого класса и повелось, куда Платова с подружками, туда и Алёна с Дилярой. Насырова словно хвостик следовала за Алёной, пытаясь иногда отговорить её от неблаговидных поступков. Отчего-то Диляра считала себя обязанной поддерживать Алёну, хотя та совсем не жаждала этого. В первом же спектакле по детской сказке «Репка», переделанной на современный лад, Юля и Алёна чуть не подрались за роль внучки, из-за чего руководитель студии отчитал обеих девочек. В конфликт между ними постепенно втянулся весь класс, с азартом обсуждая, кто взял верх на этот раз. Если рисунок Алёны побеждал на конкурсе, ей записывался бал, Юле проигрыш. Платовой доставалась роль в новом спектакле, проигрывала Алёна. В ход шло всё: рисунки заливались краской, рвались костюмы, в портфель подкладывались жевательные резинки.

Девочки становились старше, но соперничество не угасало. В седьмом классе, в школьном театре, решили ставить «Снегурочку» Пушкина. Как всегда разгорелась нешуточная конкуренция за главную роль. Верные подруги Юли считали, что только она подходит на роль Снегурочки и сразу заявили это руководителю студии.

– Ха-ха! – засмеялась Алёна. – Снегурочка, которая на голову выше Леля. Смешнее не придумаешь. Даже Машка больше подходит. Илья Константиныч, я уже играла Снегурочку, роль знаю наизусть, – она продекламировала кусок монолога.

– Где это ты играла? – чуть ли не хором поинтересовались подружки Юли. – Илья Константиныч, она врёт.

Алёна, и правда, врала, не моргнув глазом. Она случайно узнала о спектакле раньше всех и почти два дня учила роль.

– Какое вам дело, – и прочитала ещё несколько фраз из пьесы.

– Не ссорьтесь девочки. Алёна больше подходит на роль Снегурочки и по росту, и по внешности. Главное, ей даже парик не понадобится, – прекратил споры руководитель. Ему порядком надоело соперничество доморощенных актрис.

Юля не преминула подколоть Алёну.

– И макияж тоже не нужен, она и так бледная, как поганка.

– Нет, макияж понадобится, Снегурочка в конце становится живым человеком.

А наша Мышь выглядит дохлятиной, – ехидно произнесла Маша Данилова.

– Прекратите! – рассердился Илья Константинович.

Алёна только улыбалась на выпады одноклассниц, этим зля их ещё сильнее. К четырнадцати годам Юля Платова и Оля Садовникова вымахали до ста семидесяти сантиметров – малочисленный мужской состав театральной группы едва доставал им до плеча. Небольшой рост Алёны давал шанс на получение роли, но чтобы точно побить соперниц, она выучила слова, ведь две оставшиеся врагини Соня Елизарова и Маша Данилова едва доставали ей до уха. Спектакль собирались поставить к Новому году, до которого оставалось две недели. Илья Константинович решил проводить репетиции три раза в неделю. Все эти дни Алёна наслаждалась победой над конкурентками, не догадываясь о мести. В день спектакля стояла по настоящему зимняя погода, из-за мороза в актовом зале было довольно прохладно, зрители не стали снимать верхнюю одежду. Актёры зябли в лёгких костюмах, но держались. Взволнованный Илья Константинович оглядел труппу.

– Всё готовы? Тогда начинаем. Мороз, Снегурочка ваш выход.

Алёна не узнавала себя в гриме, из зеркала на неё смотрела ослепительная красавица.

«Вот так я буду выглядеть, когда стану взрослой, сейчас мне нельзя красить брови и ресницы, иначе одноклассники начнут издеваться».

Она одёрнула чуть коротковатое платье, сняла сапоги и хотела надеть туфли, но не нашла их на своём месте.

– Снегурочка, твой выход! – послышался яростный шёпот Ильи Константиновича.

Алёна заметалась по гримёрке – туфли пропали. Пришлось бежать на сцену в одних носках.

«Вот зачем Машка Данилова крутилась возле меня – это она стащила обувь».

Уже через десять минут от холодных досок сцены ступни замёрзли, по-хорошему надо было бы сообщить о пропаже Илье Константиновичу. Но Алёна не собиралась сдаваться, её подстёгивал вид довольной Платовой и тайное удовлетворение: Леля играл красавчик Саша Арно. Алёна-Снегурочка с большим удовольствием отвергала любовь бедного пастушка. Она лишь жалела, что это происходит только в пьесе. В жизни Арно её терпеть не мог, Алёна тоже не испытывала к нему тёплых чувств и не собиралась прощать одноклассника, наградившего кличкой – Мышинская. Саша играл так хорошо, что она невольно восхитилась его умением изображать к её героине горячие чувства. В глазах Арно светилась нежность и любовь, тёплые пальцы, касаясь руки Алёны, будили в ней непонятное томление и щемящую тоску, заставляя дыхание сбиваться. Голос Саши проникал в самое сердце и оно, растревоженное странными ощущениями, неистово билось в грудной клетке. Алёна, обуреваемая противоречивыми чувствами к партнёру по спектаклю, старательно подыгрывала, доказывая: я тоже умею играть в любовь. Дольше положенного смотрела в самые зрачки Арно, не замечая, как трепещут крылья его носа, как бьются жилки на висках одноклассника, а в глазах появляется растерянность и боль.

– Молодцы! – хвалил их игру Илья Константинович. – Вот так же нужно сыграть и на спектакле. Только не перегорите на репетиции. Что же ты, Арно, замер? Ты пытаешься поцеловать Снегурочку, но она убегает от тебя.

Губы Саши мазнули по щеке Алёны, она ощутила его дыхание. И вопреки рассудку захотелось, чтобы этот вредный мальчишка, давший обидную кличку, поцеловал её по-настоящему. Она бросила взгляд на его лицо и поймала ехидную улыбку Арно. Алёна разозлилась на себя за глупое желание. Как она могла пусть даже на секунду принять актёрскую игру за настоящее чувство! Изобразив отвращение, Алёна гордо задрала подбородок.

К концу спектакля она уже не чувствовала ног и не сразу поняла, что наступила на осколок стекла, ощутив резкую боль в пятке. На искусственном снегу из пенопласта и мелко резаной бумаги появились пятна крови. Закусив губу от боли, Алёна прыгнула через костёр из трепещущих язычков алого шёлка и, стараясь не хромать, скрылась за портьерой. Всё! Теперь можно расслабиться: Снегурочка растаяла. Алёна сняла белый носок, выпачканный кровью, осмотрела порез. Не так и страшно, как показалось. Носовым платком завязала ранку, растёрла пальцы ног, посиневшие от холода.

– И как далеко вы собираетесь зайти, доставая друг друга, – послышался голос за спиной.

Саша Арно смотрел на её ногу странным взглядом. В первую минуту Алёне показалось, он её пожалел, но следующая фраза развеяла сомнения.

– Дуры! Готовы покалечить себя, лишь бы доказать… А что собственно хотите доказать? И кому? И так все давно поняли: вы идиотки.

Алёна сунула озябшие ноги в сапоги.

– А ты умник?

– Во всяком случае, не стал бы полтора часа в одних носках бегать по сцене. Сегодня они тебе стекол насыпали, завтра ещё что-то придумают. Не пора ли остановиться.

В ушах Алёны ещё звучало оскорбление. Арно назвал её идиоткой, остального она не услышала.

– Банда Платовой пожалеет о сегодняшней выходке. Я им такое устрою, такое…

Саша махнул рукой.

– Понятно. С тобой бесполезно говорить, как и с ними, – он показал за спину, туда, где в финальной сцене, изображая селянок, кружились в танце подруги Юли Платовой. – Вы не идиотки, я слабо сказал, вы – кретинки.

– Да пошёл ты, Арно!

– Уже. С больными стараюсь долго не общаться.

На поклон Алёна вышла, не снимая сапог, они выглядывали из-под лёгкого воздушного платья Снегурочки.

– Ой! А что это ты, как деревня, в сапогах. Неужели туфельки потеряла? – ехидно пропела Юля, раскланиваясь рядом с ней.

– Русалочку из меня сделали? По осколкам провели?

– Не понимаю о чём ты. Кто-то стеклянные игрушки нечаянно разбил, а тут ты в носочках. Наверно, больно?

– Теперь, Юлечка, ходи и оглядывайся. И подружки твои тоже. Мало вам не покажется.

– Угрожаешь? Ну и что ты нам сделаешь?

– Посмотришь.