Мышей в лаборатории было чересчур много. Просто колоссальное количество: в белоснежном месиве тут и там мелькали подвижные розовые хвосты. Сугробы мышей – здоровых, больных и контрольных. Теперь Самина бродила посреди этого великолепия в растерянности. Клятва, данная на берегу в порыве поторговаться с судьбой, настойчиво билась в голове и требовала мышей освободить. А члены семьи Зури взяли за правило исполнять клятвы.
Абсурдностью эта ситуация могла потягаться только со вторым пунктом расплаты за сохраненную жизнь – поцеловать того капрала-андроида, что вызвал к ней помощь. Вывезти оставшихся в живых грызунов за город и выпустить в лесу, а после заказать себе новый экспериментальный материал казалось делом выполнимым. Но целовать прохладную синтетическую щеку андроида – святые плазмиды, ведь потом все узнают, все! – это ведь сущее наказание. Хотя может статься, они и не встретятся никогда лично. Было бы здорово.
А сейчас надо было срочно разобраться с мышами, которых она заразила уроборосом еще до полета.
Порывшись в карманах форменного медицинского комбинезона, Самина достала биоскоп и направилась к первому террариуму. В нем сидели зараженные звери, а на панели рядом светилась надпись «7 дней». Мыши нервничали и чесались. Девушка направила биоскоп на одно из животных, и на кончике инструмента вырос прозрачный шар, похожий на мыльный пузырь. Как только его внешняя оболочка коснулась мыши, та оказалась захваченной внутрь и поплыла к биологу вместе со сферой. Она попискивала от волнения. Самина вывела шар из террариума наружу и легонько подтолкнула к дневному свету. Пузырь завис в воздухе, мышь в последний раз взвизгнула и успокоилась. Только все так же почесывалась.
Самина переключила биоскоп и снова направила его на сферу. Та начала расширяться, создавая иллюзию увеличения мыши. Вскоре габариты в добрый десяток раз превзошли исходные, и изображение переключилось в режим объемного ультразвука. Картинка при этом стала цветной, а гигантская мышь – полупрозрачной. Вялые движения ее лап светились оттенками от белого – там, где были кости и хрящи, – до темно-розового: это были мышцы и потоки крови в тонких венах. Биолог сосредоточила взгляд на кончиках лап. Там, на порядок увеличенные, копошились веретенообразные тельца паразитов. Это были еще совсем юные черви, только-только вошедшие во вторую личиночную фазу. Но они уже беспокоили животное, цепляясь к нервным волокнам. Мышей терзали болезненный зуд в лапках, онемение и жжение. И для болезни под названием «уроборос» эти симптомы были только цветочками.
Следов лекарственного препарата не было, словно биолог и не вводила его три дня назад. Черви поглотили его вместе с другими питательными веществами из крови животного, разложили и вышвырнули вон из организма. Очередной эксперимент с воздействием на ДНК червя провалился. Уроборос так быстро перестраивал свои гены, нарываясь на опасные вещества, что погибала едва ли десятая часть особей. И свойством этим обладали все черви, начиная со стадии яйца. Лекарства, выведенные за все то время, пока человек знал болезнь, имели гораздо больше шансов убить пациента, чем паразита.
Самина отключила иллюзию, вернула животное на место и подошла к другому террариуму. «14 дней» – гласила надпись на нем. Здесь животные страдали действительно тяжело. Они крутились, пищали и валились на спинку. Самине потребовалось несколько лет таких вот экспериментов, чтобы научиться не покидать лабораторию в слезах. В конце концов она, как всякий биолог, уговорила себя, что эти эксперименты необходимы. Все жестоко, но по-честному: люди тоже болели и хотели жить. Мыши погибали не зря, ведь в последние десятилетия болезнь приняла статус пандемии.
Мышь из второго террариума так бешено крутилась, что пришлось усыпить ее, чтобы она не прорвала сферу биоскопа. При увеличении зверька девушка обнаружила длинные и гораздо более плотные ленты червей. Они кусали нервные волокна, как гусеница – лист смородины. На протяжении недели зараженный – будь то мышь или человек – сперва чувствовал непереносимую боль и жжение в руках или ногах, а затем, когда нервы были съедены до конца, терял в них чувствительность. Отклика на экспериментальные лекарства Самина не обнаружила и здесь. Их будто метлой вымели.
Взгляд на последний террариум отбил желание направлять туда биоскоп. Это были мыши, черви-паразиты в которых перебрались из конечностей в кишечник и отложили миллионы личинок. И тут становилось понятно, отчего болезнь носила имя легендарного змея, кусающего себя за хвост. На этой стадии зараженные испытывали непреодолимое желание поедать свою плоть. Они грызли собственные лапы, лишенные нервных окончаний, чтобы прокормить этим мясом личинки червя. Личинки уробороса питались телом зараженного, переваренного им самим. О, да – на деле это выглядело еще ужаснее, чем прозвучало у вас в голове.
Самина поборола себя, вытащила из последнего зараженного бокса мышь и, не увеличивая, ввела в комм запрос на анализ. Животное остервенело пожирало свой хвост. А в анализе на препарат был статистический шиш.
Чтобы избавиться от гнетущих видений, которые рисковали преследовать ее до самого вечера, Самина направилась к отсеку здоровых животных и выудила за хвост одну из мышей. Посадила к себе на ладонь и осторожно погладила крохотные прозрачные ушки. Нет, если утром она еще раздумывала над решением заменить их на тараканов, то сейчас мысль об этом приносила облегчение. Биолог достала из потайного кармашка шарик мясного корма и угостила грызуна. Строго говоря, на Бране не было ни грызунов, ни травоядных – абсолютно все животные давно стали хищниками. Но историческая классификация сохранилась, чтобы избежать путаницы.
Наблюдать за контрольным зверьком, спокойным и здоровым, с гладким мехом и отменным аппетитом к нормальной пище, было забавно. Но мелькнуло видение огромного, увеличенного с помощью биоскопа таракана. Фу. Биолог поняла, что с энтомофобией ей придется несладко, и застонала вслух.
– Это ты обо мне думаешь, Сэм? – раздалось над ухом, и знакомая рука в синем комбинезоне подкралась из-за ее спины, чтобы скользнуть под воротник – в попытке добраться до…
– Черт! – Самина подскочила, а мышь вывернулась из ее ладоней и дала деру в сторону открытой двери. – Бензер, какого… Ты опять не закрыл дверь!
Она вскочила и махнула роботу-ассистенту. Тот ринулся в погоню, и ученые остались наедине. Девушка смотрела куда угодно, только не в глаза мужчине. Она стыдилась того, что в эту минуту была не рада обществу… кого бы то ни было, кроме мышей.
– Бензер, ты знаешь правила! Здесь же кругом зараза! – Самина чувствовала себя ханжой, ведь держать мышь голыми руками тоже запрещалось. Но она слишком долго мечтала накричать на одного конкретного человека, и теперь сделала это с постыдным удовольствием маньяка-убийцы, всадившего нож в блудницу. В своем воображении она вкушала неловкие объяснения, и соусом к ним был виноватый взгляд. Но раз уж день задался с неоправданных ожиданий, логично, что и дальше все пошло вразрез с меню.
– Сэм, кажется, у нас уже был разговор по поводу того, чтоб ты не повышала на меня голос, – едкий укор подкрепил гарнир из поджатых губ. – Я скучал. Между прочим. Почему ты не заглянула ко мне утром, как всегда?
Биолог скрестила руки на груди. И тут ей начало казаться, что за последние полгода она с завидной регулярностью (примерно каждое третье свидание с этим красавчиком) находила свои руки скрещенными на груди, а рот исторгающим яд. Сегодня она решила быть краткой:
– Почему ты не пришел ко мне в больницу?
Бензер закатил глаза.
– Пф-ф, не будь ребенком, ты пробыла там всего четыре часа! Твой комм не отвечал. Я позвонил Сиби и узнал, что у тебя ерундовый перелом голени. И рассчитывал увидеться с тобой сегодня на работе. – мужчина взял Самину за руки и обвил ими свою шею в знак примирения. Бранианец с достатком и блестящим образованием, Бензер Бюрлен-Дукк был весьма привлекательным высоким блондином. Самина втайне гордилась тем, что он не следовал модным капризам и не красил пепельные волосы, – Знаешь, Сэм, вот ты ждешь от меня романтики. Но ты не понимаешь, что красивые жесты требуют средств? Это немалые деньги, которые мне приходится зарабатывать ежедневным трудом. И у многих он состоит не из возни с мышами, а…
– Ясно.
– …не перебивай меня. Так вот. Имперцы с прошлой ночи подтягивают силы к границам спорного сектора. И вчера, пока ты дулась на меня в больнице, мы всем отделом в бешеном ритме программировали андроидов на боевые вылеты. Если мы потеряем созвездие Кармин, мне – как главе кибернетического отдела – несдобровать. Это тебе, знаешь ли, не медицинские гранты попусту тратить.
– О, ясно.
Девушка сделала попытку оттолкнуть Бензера, но мужчина рассмеялся и снова привлек ее к себе.
– Ну, что опять? Ты лепишь проблему из пустого. Ну, хорошо же, прости меня, прости, прости! – он захватил ее лицо в ладони и поцеловал, но Самина ответила довольно вяло, намекая, что задета сильнее, чем предполагал кибернетик. Бензер мягко клюнул упрямицу в щеку и принялся теребить застежки ее комбинезона. – Конечно, твоя работа с этими… тоже очень важна, Сэм. Да что за кнопки на вашей униформе?
– По твоему, мне следует надевать в лабораторию пеньюар?
Кончики пальцев Бензера выводили замысловатые узоры на ключицах девушки, но кровь в ее висках стучала не от возбуждения. Уж не подхватила ли она бешенство от грызунов?
– Я бы надевал на тебя и намордник, милая, чтобы ты научилась уважать своего мужчину. Все-таки я втрое тебя старше.
– Ясно! И вдвое красивее. Ладно, господин глава отдела, возвращайся к работе, мне тут надо срочно пустить на ветер еще пару грантов.
– Глупышка моя, – Бензер смягчил тон. – Если ты рассчитывала выяснять отношения здесь, среди этих вот пожирающих себя грызунов, поспешу тебя огорчить. Эй, что такое?
Его отвлек ассистент Самины – андроид с беглой мышью в ладонях.
О проекте
О подписке