Самостоятельность

Для родителей важна самостоятельность их нуклеарной семьи, т.е. они как родители плюс их дети.

Для детей главное – своя самостоятельность как индивидуума: «Я сам».

Для родителей страшен собственный возврат к «Я сам», как приход к одиночеству. Реально для них такой возврат невозможен, так как именно в родительстве они научаются сочетать «Я сам» с «Мы с партнером», а также «Мы вместе для детей» с «Я с моим ребенком».

Просто в разные периоды жизни приоритеты этих позиций самостоятельности (акценты, их границы) меняются по мере прохождения семьи по ее жизненному циклу:

– «Я сам» в своей родительской семье;

– «Мы с партнером» – формирование взрослости в семейном и социальном окружении: «Я сам» выбираю себе партнера, считаюсь с его «Я сам» и хочу признания нашего «Мы»;

– «Мы с партнером» в супружестве;

– «Мы родители» – беременность и рождение первенца;

– «Мы с партнером для детей» – воспитание и взращивание детей;

– «Мы с партнером» – зрелые супруги и родители взрослых детей;

– «Мы с партнером для внуков», «Мы бабушка и дедушка» – прародители: появление внуков, затем правнуков;

– «Я сам» в созданной мной семье – с супругом и детьми, внуками – существует постоянно, меняя место в иерархии семейных ролей на каждом этапе жизненного цикла семейной системы.

Из беседы матери 50 лет и дочери 18 лет на тему «Что значит для меня самостоятельность»:

Мать: Я не хочу просить помощи у детей (в том числе на ремонт в своей квартире, который тянется уже третий год), так как я самостоятельная. Я хочу, чтобы мне больше не надо было помогать им материально, тогда я всем необходимым буду обеспечивать себя сама, мне хватит на это моего заработка. Сейчас я его раздаю детям, помогая им материально: дочери и среднему сыну (26 лет). А они не работают. Дочь завтра выходит на работу. А сыну я сказала: «Денег больше не дам. Зарабатывай сам».

Дочь: Я тоже хочу закончить ремонт, так как хочу жить дома. Хочу жить с мамой (сейчас она живет с молодым человеком, но у него тоже не ладится с работой, и им его мама дает денег на аренду квартиры). Но я не хочу больше сама таскать коробки с вещами и стройматериалы. Надоело. И тяжело мне. Сил нет.

Мать: Мы с женой старшего сына и ее мамой уже клеили сами обои, штукатурили стены в одной из комнат. Можно опять делать ремонт своими силами, но я не хочу снова все брать на себя.

Дочь: Хочу помогать маме. Мне важно, чтобы она принимала мою помощь. Но помогать хочу тем, что у меня есть и что Я готова делать и дать ей. Сейчас я готова, начав работать, часть денег отдавать маме на ремонт. Тогда я почувствую себя самостоятельной и свободной распоряжаться своей жизнью. В том числе и тем, как помогать маме.

Самостоятельность надо отличать от обособленности. Существует разная степень обособленности: свобода, изоляция и одиночество. И в каждом случае самостоятельность приобретает разные формы.

Свобода – это «Я» в отношениях, т.е. то, что сейчас приобрело термин «взрослых отношений» или «взаимозависимость», когда несколько «Я» строят отношения, признавая друг друга и взаимовлияние, которое они все и каждый оказывают друг на друга и на совокупность их взаимоотношений. «Я свободное» – это направление своей самостоятельности на создание, поддержание и регулирование взаимоотношений.

Одиночество – это «Я» без отношений: «Я» сам по себе, без других, отдельно от всех, без общения, взаимодействий и учета наличия еще кого-то. «Я одинокое» реализует свою самостоятельность в организации своей жизни без кого-либо еще, само по себе.

Изоляция – это «Я» вне отношений: «Я» наблюдает, присутствует при отношениях других и не вовлечено в них. Стороннее наблюдение, отсутствие влияния на других и возможности создать отношения, в которые «Я» было бы вовлечено. Отношения, в которые они меня или я сам себя не включаем. «Я изолированное» самостоятельно существует вне и рядом с отношениями других.

Берт Хеллингер, философ, применивший феноменологический подход к исследованию семей, пишет:

Когда ребенок вырастает, он говорит своим родителям: «Я много получил, и этого достаточно. Я возьму это с собой в свою жизнь». Тогда ребенок чувствует себя и довольным и богатым. А еще он добавляет: «Остальное я сделаю сам». Это тоже хорошая фраза. Он справится сам. Затем ребенок говорит родителям: «А теперь я оставляю вас в покое». Он отделился от родителей, но не потерял их, а родители не потеряли его.

Если же ребенок говорит своим родителям: «Вы еще многое должны мне дать», – родительское сердце закрывается. Они уже не могут давать ему с прежней охотой и так много, как он того требует. Да и ребенок, даже если что-то получает, принять этого не может. Ведь иначе все его претензии теряют силу.

Если ребенок настаивает на своих претензиях к родителям, он не может от них отделиться. Поскольку эти претензии привязывают его к родителям. Однако, несмотря на эту связь, родителей для него нет, а для родителей нет ребенка (курсив Б. Хеллингера)⁶.

Взрослые дети вступают в брак

Партнеры берут из родительской семьи то, чем, обладая в избытке, готовы делиться с партнером… Партнеры – это союз равных⁷.

Появление у взрослого ребенка «второй половинки» порождает у всех членов их семьи новые роли и вопросы о том, как надо их реализовывать. Осложняющим жизнь обстоятельством является то, что в обществе испокон века ВСЕ эти роли ожидаемо сосуществуют через конфликты и взаимное неприятие. Связи между зятем и тещей, невесткой и свекровью, снохой и шурином подобны отношениям воюющих сторон, и каждый изображает себя жертвой, угнетенным народом, томящимся под гнетом жестоких тиранов. Кто же в данный момент объявляется мучителем, а кто гонимым, часто зависит от того, на чьей территории поселилась супружеская пара. «Война миров» разгорается чаще, если молодые живут в одном доме или квартире с родителями, и реже, если в одном городе, регионе, стране. Играет роль и то, насколько родители второго супруга дистанцированы и меньше участвуют или задействованы в создании новой семьи.

Подкрепленные «опытом поколений», молодые кидаются в бой так же смело, как и их родители. Интересно, что, будучи представителями одной и той же социальной и семейной системы, живя в одно историческое время, все вдруг обнаруживают только различия и противоречия в вопросе, какой именно должна быть новая семья, как и где ей надо существовать, каким именно образом реализовывать свалившиеся на каждого новые роли. Очень редко на начальном этапе кто-то интересуется сходствами взглядов и ожиданий как самих супругов, так и их родни. Так заложенные в социуме совершенно нормальные для разных поколений различия во взглядах начинают управлять жизнью сразу нескольких звеньев вновь образовавшейся семейной системы: молодых супругов, их родительских и расширенных семей. Ну и, конечно, подключаются к этому знакомые и коллеги всех новых сродственников. И все, желая мира и благополучия, готовятся к войне.

Давно известно, что ожидания, в которые свято верят, сбываются непременно. Даже название у этого феномена есть: «самореализующееся пророчество». Споры, недовольство друг другом, недоверие, а часто и разрывы отношений в семьях считаются нормой. Той нормой, о которой рассказывают знакомым, пишут в статьях и книгах и обращаются как с проблемой за помощью к специалистам.

В беседах с психологом выявляется, что все хотят и готовы жить мирно, причем не только с супругом, но и с его (ее) родственниками. Кроме того, каждый, по их собственному мнению, делает все возможное для сохранения отношений. Вот только не верят, что это достижимо. Мало того, подобная мысль оказывается настолько непривычной, что даже пугает. Поэтому они ищут своему неверию подтверждения, выискивая негативные, по их мнению, черты и акцентируя внимание на неподобающем поведении партнеров по общению, т.е. остальных членов семьи. Однако тот, кто однажды попробовал сам изменить свое отношение и поведение на более конструктивное и получил хорошие результаты в виде позитивных откликов со стороны родных, уже не захочет вернуться к старому. Так, окрыленный успехом, он быстро обнаруживает, что жить в атмосфере уважения, доброжелательного общения и развития взаимных интересов гораздо здоровее, чем в обстановке критики и отвержения.

Подобные изменения возможны, что подтверждается легкостью, с которой удается поддерживать хорошие отношения и даже менять их людям, исполняющим те социальные роли, с которыми, как мы считаем, можно быть в хороших отношениях. Например, уверенность женщины в том, что с мужем конфликты неизбежны, а с ребенком всегда можно договориться, делает трудными отношения с мужем и вполне благоприятными отношения с ребенком. Кстати, другие люди, которые наблюдают эту семью со стороны, могут совсем иначе оценивать взаимоотношения в ней. Например, отмечать, что муж отличается ангельским терпением, а ребенок невероятно капризен, а жена почему-то раздражается на мужа, но потакает ребенку.

Если брак наших детей воспринимать только как обретение еще одного ребенка, то мы оставляем их детьми и делаем «сиблингами» (братьями или сестрами) между собой. А брату и сестре во всех культурах, как известно, в брак вступать запрещается, так как есть риск, что дети у них будут рождаться физически или психически больными. То есть такой брак ведет к «загниванию», вырождению, гибели рода. Совершение каких-либо поступков, противоречащих законам и правилам биологической системы, вызывает у человека беспокойство, причины которого он осознать не в силах, но и избавиться от него не может. Поэтому люди ищут источник своей тревоги неудовлетворенности в ближайшем окружении, и в доме поселяется недовольство друг другом.

Если же такое состояние имеется у обоих партнеров (а в случае «превращения супругов в сиблингов» так и происходит), они стремятся разрушить гнетущие их отношения.

Молодые супруги, оказавшиеся в роли «деток» родителей одного из них (редко в эту же «игру» включаются родители обоих молодых супругов), начинают чувствовать психологический дискомфорт. Его сложно осознать, и еще труднее понять причины, так как попытки наладить и поддержать благожелательные отношения, как со стороны родителей, так и детей лишь усиливают внутреннее недовольство каждого участника. Супруг, «принятый ребенком» в родительскую семью своего супруга, все чаще обнаруживает, что «это не его родители», и их забота, равно как и требования, вызывают у него протест и раздражение. Супруг, который является родным ребенком своих родителей, оказывается вынужден делить эту позицию с приведенным им в дом «чужаком-приемышем» и, соответственно, спорит, ревнует, конкурирует и даже учит жизни своего супруга, будто он ему старший сиблинг, который лучше знает правила своей семьи.

Родители же, принявшие «под свое крыло еще одного ребеночка», то разочаровываются в нем (в ней), обнаруживая, что это «чужой ребенок» и «своим» полностью навряд ли станет, то оказываются вовлечены в «разборки детей». Так родители уходят от необходимости видеть своего ребенка отдельно от себя и, одновременно, совместно с чужим для них пока человеком – ее (его) супругом (зятем или невесткой).

Однако супруг, ставший «приемным ребенком», может смириться с этой ролью. И тогда вопрос «кто есть кто?» навсегда поселяется в этой семье, обостряясь на каждом витке ее развития.

Или он (она) может отстаивать свою непричастность к родителям своего супруга, ища у него поддержки и требуя учитывать привычки и ценности его семьи. Если тот не поддержит этих устремлений, то брак затрещит по швам и может распасться. Ведь супруг, на территории родителей которого эти баталии происходят, оказывается между двух огней: родителей и супруга. Коалиция с родителями может расстроить его собственный брак.

Объединение же с супругом в его борьбе против «правил моих родителей» порождает страх потерять их любовь, стать сиротой при их жизни. Коалиция с супругом потребует простраивания четких границ их супружеской пары. Собственно, это и является самой необходимой и одновременно самой трудной задачей любой семьи на первом этапе ее созидания.

Если же изначально, до брака, оба или один из супругов находился в протестных отношениях со своими родителями, то дистанцирование от них может не приносить быстрого облегчения, и негативизм молодых людей направляется друг на друга. Они начинают конкурировать, сражаться за первенство, как сиблинги, деля территорию и требуя подчинения. Часто им настолько трудно договариваться, что они разрывают отношения, и брак распадается, не успев окрепнуть.

Если молодые объединяются, то они отстраняются от родителей как супружеская пара, и, испытав облегчение, остаются вместе, поддерживая дистантные отношения с «усыновляющей (удочеряющей)» родительской семьей.

Родителям надо признать взрослость своего ребенка для образования его собственного брака. Тут родителям очень пригодится вспомнить свой опыт создания благоприятных ситуаций и периодов брака. Отрицательный можно оставить при себе как опыт проживания трудностей. У детей же пока трудностей нет. А когда появятся, то они будут такие, которых не было у родителей. Однако чаще родители ведут речи в основном о возможных бедах, что побуждает молодых все время искать признаки этих бед, тем самым прогнозируя неизбежность того, что они и у них наступят.

Может, лучше радоваться их настоящему благополучию? Или даже прогнозировать хорошее? Родители могут делиться опытом создания позитивных сторон собственных отношений. В их жизни реально есть результаты наращивания хорошего, а не только избегания плохого. Чем больше родители будут говорить о возможностях удовлетворенности браком, тем больше молодые будут стремиться его сохранять и видеть его положительные стороны.

Много бед, по моему опыту семейного психолога, например, наделало искаженное понимание слов из Библии: «…оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей»⁸