– Давай, мамзель Елизавета, если что узнаешь – звони. Я завтра с Амалией свяжусь, расскажу ей про потолок, а про клад пока рассказывать не буду. Посмотрим, как дело будет дальше развиваться.

– Окей, Василий, держи меня в курсе. – Ответила Лиза, уже стоя в дверях.

Спускаясь по парадной лестнице старинного дома, она все думала об этой загадочной записке. И сколько она не думала – никаких умных мыслей не появлялось.

Улица встретила Лизавету обычной Питерской сыростью и серостью. Зима в этом году не отличалась ни от прошлой, ни от позапрошлой зим. В последние годы средняя температура +3°С градуса держалась с октября по май. Правда в особо холодные дни, столбик термометра преодолевал психологическую отметку 0°С и спускался, ненадолго, к отрицательным значениям. Но это было так робко и так редко, что почти неправда. Никакого снега – черная, неуспевающая промерзнуть грязь и полузамерзшие лужи. Через несколько дней таких «сильных» морозов наступала опять оттепель, и лужи вновь переходили в свое обычное жидкое состояние. Отсутствие морозов с лихвой компенсировалось пронизывающим холодным ветром. Погода застряла в самой своей неприятной фазе «ни то ни се». Да и природа решила снова не устраивать жителям города новогоднего настроения. Острый дефицит снега и мороза прямиком вел к депрессии и унынию.

Под ногами предательски хлюпало, сверху сыпала аэрозоль нано-дождя. Лиза поправила шарф, намотанный на шее, и натянула пониже на глаза теплую вязаную шапку, по глубже засунула руки в карманы куртки, для того чтобы ветер, даже и не думал, что он сможет пробраться в рукава. Хорошо, что машину она сумела поставить не так далеко от этой злополучной квартиры. А там, в машине, хорошо, там – климат-контроль и термос с кофе, который может быть, даже еще и не остыл. Тут только девушка вспомнила, что со всеми этими событиями совсем забыла пообедать. Ну что ж, не привыкать, такова доля свободного художника – быть вечно голодным и в вечном поиске.

Наконец она добралась до припаркованной машины, бросила на соседнее кресло, рядом с водительским, свою сумку, и уселась за руль. Потом, не поворачиваясь, протянула руку назад и попыталась отыскать там, на заднем сидении, оставленный в машине термос. А там, на заднем сидении, как всегда, кроме термоса валялись кучей образцы плитки, каталоги сантехники, и даже одна паркетная доска из натурального дуба. Лизавете приходилось все это возить с собой, потому что машина была ее «мобильным офисом». На ней она моталась между объектами и на встречи с заказчиками, согласовывала с ними разные материалы. Вот как раз эти самые керамические плитки, паркеты и унитазы. Наконец термос был найден. Девушка с удовольствием отвинтила крышку и вдохнула запах крепкого кофе. Как хорошо, – подумала она, – что на свете все-таки есть что-то безоговорочно приятное, можно, хотя бы 10 минут посидеть, отбросив все неприятности и просто выпить чашку кофе.

Но, как ни хотелось не думать о последних событиях, мысли непрестанно возвращались к люстре и кладу. Она все думала о находке, и в голове снова не находилось ни одного возможного объяснения. Вздохнув и закрыв термос, она бросила его опять на заднее сидение. Потом завела машину и покатила на Васильевский остров в свою Alma Mater в Академию Художеств, в которой теперь работала Светка, искусствовед, и по совместительству близкая Лизина подруга. По дороге она остановилась у «Колобка», так называлась пирожковая, располагавшаяся, сколько хватало Лизкиной памяти, всегда на углу улицы Чайковского и проспекта Чернышевского. В этом двухэтажном раю жареных, печеных и слоеных пирожков она купила целый пакет сдобных булочек с корицей и с маком. Не ехать же к подруге с пустыми руками. Затем вырулила на Шпалерную и покатила в сторону Васильевского острова.

На Дворцовом мосту, украшенном к празднику гирляндами и фонариками, как всегда, была пробка. Пока толкались на месте Лиза успела налюбоваться на Стрелку Васильевского острова и на Ростральные колонны, обкрученные лампочками. На самой макушке у этих колонн были пристроены праздничные украшения, от чего создавалось впечатление, что на Ростральные колонны одели абажуры. И теперь на Стрелке стояло два торшера Мюрхульт из ИКЕИ. Размах декорирования города к Новому году поражал воображение: километры светящихся шнуров, мерцающие звезды и огромные шары сияющие шары. Ветви старинных деревьев в сквере перед Зимним дворцом были увиты светодиодами. Вместо фонтана переливалась всеми цветами радуги странная конструкция, которая должна была, видимо, обозначать ледяные замерзшие струи. И все это великолепие отражалось как в зеркале – в чернильной темноте невских вод. Река даже и не задумывалась еще о том, чтобы замерзнуть и покрыться льдом, да и прогноз погоды не обнадеживал новостями, никаких морозов и, боже упаси, снегопадов пока в ближайшем будущем не предвиделось. Коммунальные службы нервничали и, не знали, чем заниматься то ли закупать новую снегоуборочную технику, то ли распродавать старую.

Новогоднее настроение, в свете последних событий, окончательно испарилось. Мигающие разноцветные лампочки праздничных гирлянд не улучшили общее состояние Лизиной души, а наоборот – раздражали. Вспомнив, что так еще и не договорилась со Светланой о встрече, она взяла телефон и набрала номер своей подруги.

– Светик, привет, с наступающим Новым годом! – ответила Лиза после Светкиного «Алло», – а я к тебе как раз направляюсь. Ты еще не ушла?

Светлана задумалась на секунду и ответила, – Я на месте, подъезжай, мы тут с Вероникой Альбертовной на кафедре сидим, чай пьем.

Вероника Альбертовна – доцент кафедры истории зарубежного искусства – элегантная дама с профилем и манерами патрицианки, не то, что Светка, знающая об этикете все, но как правило его не придерживающаяся.

– А я на мосту стою, тут, как всегда, авария в правом ряду, так не проехать не объехать. Дождитесь меня обязательно, я скоренько.

Наконец Лизавете удалось преодолеть этот сложный участок дороги. И в скорости она уже неслась по Университетской набережной. Место, где можно было оставить автомобиль нашлось около мозаичной мастерской на 3-ей линии. Машина мигнула лампочками, запирая замки, и Лиза, помахивая бумажным пакетом с ароматной сдобой, направилась в сторону Невы. Выйдя на набережную, Лизавета, как всегда, полюбовалась пейзажем. Вид на купол Исаакиевского собора, золото которого поблескивало, подсвеченное прожекторами, на фоне низких серых туч, был величественен и строг. Река спокойна как зеркало и в ней отражались нарядные фасады Адмиралтейской набережной. Египетские сфинксы равнодушно застыли темными каменными глыбами, охраняя вход в храм искусства – в Академию Художеств. Лиза любила это место, оно подпитывало ее внутреннюю эмоциональную батарейку, и даже новогодняя мишура не испортила вида.

Лиза сколько раз ни приходила сюда, столько раз сердце ее замирало перед входной дверью из светлого дуба, ей всегда казалось, что за этой дверью время течет не так как снаружи. Эта дверь была как-бы границей между суетной реальностью и миром искусства. Представлялось, что там, за дверью не было мелочного мельтешения, мысли текли неспешно и величаво. Но, конечно, все это было лишь ее фантазией. Академия Художеств вместе со всей вселенной тоже вступила в третье тысячелетие, со всеми его атрибутами. Взявшись за знакомую бронзовую ручку, отполированную многими сотнями рук художников, Лизавета толкнула дверь и вошла. Миновав круглый тускло освещенный вестибюль, встретивший едва уловимым запахом свежей масляной краски и растворителя, девушка свернула налево. И быстро дошла до гардероба, где сдала свою куртку хмурому бородатому мужчине в синем сатиновом халате. Гардеробщиками здесь, как правило, служили парни или девушки, которым еще не посчастливилось пополнить ряды студентов, но мечтающие все же поступить на следующий год. Этот гардеробщик буркнул ей что гардероб работает до девяти вечера, и если она хочет получить свою одежду, то должна постараться не опаздывать. Миновав гардероб, с его строгим стражем, Лиза остановилась у большого, во всю стену, зеркала в массивной раме, пригладила растрепавшиеся волосы, и начала подниматься по винтовой каменной лестнице.

На втором этаже располагался факультет живописи и запах «присутствия художников» тут уплотнялся до максимума. Лизавета преодолела еще несколько витков каменной лестницы и поднялась на третий этаж. Здесь, на этом этаже, в течение шести лет она постигала тайны профессии архитектора. Дальше по коридору, вымощенному квадратными каменными плитами, до белой филенчатой двери с номером 10*. Уверенно толкнув дверь, прошла вдоль выставленных работ лучших выпускников, отметила, что ее проект все еще висит на своем месте, она оказалась в святая святых – за шкафом, где на удобном диванчике сидели две академические дамы. На столике перед ними стояли чашки с недопитым чаем и почти съеденный тортик.

– Всем добрый вечер! – поприветствовала Лиза дам.

– И тебе не хворать! Садись, – указала Светка ей на стул. У нас сегодня последний учебный день был, перед праздниками, вот сидим отмечаем!

– А я тоже с угощением, – сказала Лиза, выставляя на стол свой пакет с ароматно пахнущей сдобой.

– Ну вот, опять сладкое, – скривилась Светка, – сколько тебя учить? У педагогов и так передоз глюкозы от тортиков.

– Как хотите, – пожала Лиза плечами, – а я с утра ничего не ела, и у меня передоз кофеина, так что булки мне не повредят. Чаю нальете?

Светлана нашла чистую чашку и бросила туда не какой-нибудь LIPTON, а небольшой шарик, свернутый из чайных листьев, и залила кипятком. Приняв чашку, Лиза ощутила тонкий аромат, исходящий от напитка, удивленно отметила, что шарик начал раскрываться в горячей воде в виде красивого цветка: «Наверное это «трофейная» заварка от китайских студентов», – мелькнуло у нее в голове.

– Ну, с чем пожаловала на этот раз? – вопрос Светланы, вернул Лизу, медитирующую над горячим душистым паром, в реальность. Поэтому Лиза оторвала взгляд от клумбы, появившейся на дне чашки, и начала рассказывать свою историю с самого начала. Про упавшую люстру, про то, как исследовали дыру в потолке, как нашли потайной чердак с росписью на потолке и про ящик с кладом. Лиза часто приходила консультироваться с подругой по делам реставрации различных объектов. Санкт-Петербург, как известно – город «музей». Музейные образцы здесь можно найти совершенно в неожиданных местах. При расселении коммунальной квартиры, вдруг выяснялось, что в туалете сохранились раковина и бачок с бронзовой цепочкой. Все это богатство Инспекция по охране памятников не разрешала заменять на новые модели, а наоборот предлагала сохранять и музеефицировать. Конечно, сами по себе эти раковина и бачок были очень интересные, как художественные образцы, но как объяснить простому человеку, не историку и не искусствоведу, почему нельзя поставить тот унитаз, который хочется, а только отремонтировать старый дореволюционный. Или, например, шпингалеты на окнах – та же самая история – историческая ценность, не подлежащая замене, причем вместе с окнами. А при рытье котлована под фундамент загородного дома вдруг обнаруживаются оловянные ложки и осколки керамики XVIII века. Витражи на окнах в домах на Петроградской, плитка на полах лестниц, лепнина на потолках – много чего есть в Петербургских домах, что требует совета опытного искусствоведа. Подруга могла дать дельный совет или могла также рекомендовать к кому можно обратиться за консультацией, если дело оказывалось более сложным.

– Я вообще не понимаю откуда там взялся этот чердак?! По всем чертежам, что у нас были – никакого чердака, там не могло быть! Мы вскрывали потолок в этой комнате – все было благополучно. Никто не мог даже предположить, что там такая пренеприятность.

– Я, собственно, почему рванула к вам? – Лиза нашла фотографии и показала коллегам. – Вы можете приблизительно сказать, что это за подсвечники? Я, кстати, и клейма сфотографировала с обратной стороны, вот тут они крупно.

Светлана водрузила на нос очки и взяла в руки Лизин смартфон, затем она передала телефон соседке.

– Вероника Альбертовна, это скорее всего по вашей части, судя по клейму «Идущий лев» это Англия. Я права?

Вероника Альбертовна, зябко кутавшаяся в пушистый жилет из платиновых норок, прищурилась и отодвинула экран по дальше, для лучшей фокусировки изображения, затем полистала фотографии, некоторые фрагменты укрупняла и рассматривала детали.

– Ну что я могу сразу сказать. Лучше бы, конечно, посмотреть сами вещи. А так – это Англия, скорее всего начало XVIII. Точнее год производства можно будет сказать после осмотра, обычно английские мастера ставили годовое клеймо. Ну и, судя по тому, что я увидела, это фирма Garrardens. Если, конечно, не подделка, сейчас столько качественных подделок, которые практически невозможно отличить от оригинала. Такие умельцы есть, что эксперты за голову хватаются.

– Про табакерку и перстень ничего конкретного сказать не могу, скорее всего это отечественная работа, вы мне сбросьте эти фотографии на мой адрес, я посмотрю, посоветуюсь с коллегами. – пожала плечами Вероника Альбертовна, передавая Лизе ее смартфон.

– Ну, что, Елизавета Михайловна, тебя можно поздравить с кладом!

– Да, что клад, я вам еще самое таинственно-мистическое не показала!

– Что, разве еще не все? Ну давай уж, выкладывай, что там у тебя? – Светлана снова нацепила очки на нос.

– А вот что, – и Лиза продемонстрировала снимок письма, приложенного к кладу.

– Ну как? Впечатляет?

– Постой, постой, так ведь это же твой адрес! И имя твое! Эта записка была приложена к кладу? – дошло наконец до Светланы.

– Вероника Альбертовна, посмотрите, – Светлана снова протянула Лизин смартфон коллеге.

Та снова прищурилась, прочитала адрес и само послание. Затем вопросительно посмотрела сначала на Лизу потом на Свету и спросила:

– Как это понимать? Мистика! Теперь я тоже совсем ничего не понимаю. Скиньте мне и эти фотографии, я их тоже покажу специалистам. Но от таких подарков как-то попахивает подделкой или розыгрышем. Вы не находите? У вас, Лиза, знакомых «юмористов» нет? Тех, что любят устраивать подобный балаган – очень похоже на чью-то глупую шутку!

– Я первое, о чем подумала, что это, розыгрыш, но не сходится.

– А если это подложил твой… как его Виктор, Владимир, Василий! Да Василий! Прораб твой! Он дядька ушлый, на лице написано, что жулик, авантюрист и мошенник.

– Ага, и боксер в прошлом, – добавила Лиза задумчиво. – Нет, Василий не мог, этот клад спрятать. Тем более в таком месте. Эту ж квартиру мы должны были сдать уже на этой неделе. И тогда прощай клад? Никто из бригады, тем более. Если подумать, что это хозяйка квартиры сундучок припрятала, то тоже не получается. Она же видела, что мы ей потолок разворотили, как раз в этом месте, где лежал ларец. Если бы она про него знала, и хотела бы сохранить все в тайне, она бы ни за что не ушла сегодня, а сделала бы все, чтобы нас выставить и клад перепрятать. Но она ушла как ни в чем ни бывало. Так что о существовании клада она не знала. Может прошлые владельцы квартиры забыли забрать свой ящичек при переезде? Тоже маловероятно. Кто ж такое оставит? Хотя нужно разыскать кого-нибудь из прежних владельцев и осторожно разузнать. Там же, до того, как Амалия эту квартиру купила коммуналка была.

– А где квартира-то находится?

– На Радищева, дом 1863 года постройки архитектор Гуммель. Я читала в исторической справке, про этот дом, что в 1985 был проведен капитальный ремонт и замена деревянных перекрытий на железобетонные. Каким образом там остались старые деревянные балки? Их же еще в конце прошлого века должны были поменять. Похоже, что про этот чердак никто не знал.

– Ну да, самый центр. Там может быть все что угодно. Вспомните клад в особняке Нарышкиных. Только там тайная комнатка, замурованная кирпичом, была, а у вас потайной чердак. Кстати, особняк Нарышкиных на улице Чайковского, это не далеко от Радищева. Может в том районе так принято было серебро в потайных нишах замуровывать? Если так дальше пойдет, то во всех старых домах вокруг Литейного скоро разберут и стены, и потолки.

Так разговаривая, придумывая и обсуждая все новые и новые версии происхождения клада, дамы не заметили, как прошло время, и короткая стрелка часов, висящих на стене аудитории, неумолимо приближалась к цифре 12. То есть, Лиза напрочь забыла, что обещала забрать у сурового гардеробщика свою куртку в девять, да и уходить было пора. В полночь в Академии выключали свет, и кому интересно пробираться на выход в темноте. Женщины стали собираться. В такой поздний час центральный вход был уже закрыт, и выйти можно было только через боковую калитку у столовой.

– Я вас подвезу, – сказала Лиза, выходите и ждите меня около машины, она стоит напротив мозаичной мастерской, а я быстренько спущусь по каменной лестнице, схвачу куртку, пока свет не погасили.

– Спасибо, – улыбнулась Вероника Альбертовна, доставая из сумочки ключи с брелоком в виде мерседесовской звезды, – но я сегодня тоже за рулем. Так что, до свидания Елизавета, перезвоните мне завтра после обеда. А Светлану можете подхватить, вам как раз в одну сторону.

Они вышли из аудитории и разошлись в разные стороны: Светка с Вероникой Альбертовной направились направо по коридору к лестнице, которую все называли «квадратной», а Лиза повернула налево, на винтовую круглую лестницу.

Шаги гулко отзывались эхом в пустом, коридоре. Как только Лиза ступила на первую ступеньку каменной лестницы, лампы дневного света, освещавшие ее, моргнули и погасли. Все погрузилось в темноту – в абсолютную темноту. На этой лестнице не было ни одного окна, и поэтому тьма тут была кромешная.