Устраивались на ночлег молча, измученные усталостью и неведением. Марина первой улеглась на песок неподалеку от костра и по-детски подложила под щеку обе ладони. Анфиса долго возилась, жалуясь на холод. Артем лег неподалеку от нее и мгновенно уснул. А Стефания, хоть и лежала неподвижно, долго не могла расслабиться. И дело было не в неудобстве, не в скулившем в желудке голоде, а во внезапно накатившем чувстве одиночества. Ощущение затерянности во Вселенной среди миллиарда звезд оказалось таким сильным и жутким, что она до крови закусила губу, чтобы не расплакаться, а затем зажмурилась – крепко-крепко, до рези в глазах и огненных кругов перед ними. Но слезы все равно заструились по щекам, стекая на футболку. Стефания пошевелилась, разворачиваясь лицом к костру. Слезы рождаются в темноте, а на свету стыдливо высыхают. Она не одна! Общая ситуация объединила их – незнакомых и разных людей, сжала, как пять пальцев, в крепкий кулак. И пусть день они провели в спорах, общая цель сточит острые углы в отношениях. А цель у них есть. Даже не одна, а много мелких, но жизненно важных! Сначала – отдохнуть и поддержать огонь. Затем – найти пропитание. И так, цель за целью, как ступенька за ступенькой, они преодолеют эту лестницу и выйдут к прежней жизни.

Уже сухими глазами Стефания следила, как рыжий возится у костра. Судя по тому, как он энергично подкидывал в огонь ветки и ворошил прутом угли, усталости и сонливости Данила не испытывал. А может, энергии и сил ему придавало пламя? Темная рыжина его волос в отблесках костра приняла огненный оттенок. Было в движениях мужчины и том молчаливом спокойствии, с каким он глядел на полыхающее дерево, что-то мистическое, возвышенное, словно он совершал некое таинство – через огонь общался с духами и богами, задавал им вопросы и читал во всполохах ответы. И Стефания, завороженная этой картиной – рыжим на фоне огня, успокоилась и сама не заметила, как уснула.

…Косой дождь зло, словно издеваясь, хлестал ледяными ладонями по щекам. От этих болезненных, но отнюдь не отрезвляющих пощечин не спасали ни зонт, ни поднятый воротник, поэтому когда хулиганистый ветер вырвал зонт и отшвырнул его за соседний холмик, Стефания даже не пошевелилась. Дождь застучал по затылку с такой настойчивостью, будто пытался пробить темечко и добраться до мозга. Она и сама была бы рада открыть вскипающий от горьких мыслей мозг ледяным струям, да только и в этом ей было отказано.

Стоять на подгибающихся ногах было так тяжело, словно гранитная плита, в которую упирался взгляд, давила не на землю, а на плечи. Стефания то и дело перечитывала строчки, начертанные золотом на черном, и пыталась осознать случившееся, поверить и принять… Но не получалось. Ее не было три дня! Всего три дня, которые в суете, встречах и мероприятиях должны были пролететь как одно мгновение. Но и за такое короткое время случилось многое.

Стефания переступила промокшими ногами и поскользнулась на размокшей земле. Она нелепо взмахнула руками, откинулась назад, затем качнулась вперед – к свежему холмику, выставила вперед беззащитные ладони и каким-то чудом не упала. Подумалось, что она на самом деле раскачивается, как начинающий канатоходец, на уходящем из-под ног тросе, цепляясь за воздух и понимая, что никто не подставит ей плечо, что удержать равновесие ей нужно самой.

Стефания скользнула прощальным взглядом по свежему букетику цветов на могиле, развернулась, чтобы уйти, и заметила стоявшего поодаль мужчину в черной куртке и накинутом на голову капюшоне. Незнакомец опустил голову, пряча лицо, но Стефания сразу поняла, что наблюдает он за ней. Он не скрывался и занял позицию, с которой хорошо просматривалась могила. Мужчина не двигался, не ссутулился скорбно, как другие посетители кладбища, напротив – стоял неподвижно, широко расставив ноги и засунув руки в карманы. Он действительно наблюдал за Стефанией, и, когда заметил, что она собирается уйти, развернулся и пошел прочь, даже руки из карманов не вынул. За поворотом мужчина исчез, будто растворился в дождливой дымке, подобно призраку. А Стефанией овладел такой ужас, что она, оскальзываясь и рискуя упасть в лужу, бросилась с кладбища бегом.

Кто-то ощутимо ткнул ее в плечо, и от этого бесцеремонного толчка Стефания проснулась. Она открыла глаза и беспомощно заморгала, пытаясь принять реальность – другую, неприятную, но не такую ужасную хотя бы потому, что в настоящем еще можно что-то изменить, тогда как в прошлом – уже нет.

– Кошмары снились? – усмехнулся рыжий, стоя над ней и закрывая небо. Стефания спросонья не сразу сообразила, что темнота растворилась не в отблесках костра, а в тусклом свете раннего утра. Хотя Данила бесцеремонно разбудил ее, она была благодарна ему за то, что он вырвал ее из неприятного сна. Кошмар был таким не из-за образов, а из-за того, что в точности повторял пережитые в реальности события.

– Который час? – спросила она, поднимаясь. Рыжий вскинул левую руку и посмотрел на обвитое кожаными шнурками запястье.

– Время вставать следующему дежурному.

Стефания невольно улыбнулась собственной оплошности, ведь ни у кого из них не оказалось часов. Но Данила оставался серьезен:

– Твоя очередь. Следи за костром! Там ветки.

Он кивнул куда-то в сторону, а затем, вместо того чтобы прилечь, пошел прочь.

– Ты куда? – вырвалось у Стефании не столько из любопытства, сколько из-за тревоги. Рыжий дернул плечом, но не оглянулся. Стефания проводила его взглядом и тихо хмыкнула. Ладно, как знает. Не маленький.

Костер не полыхал так, как накануне, древесина тлела уютно и жарко. Но чтобы огонь не погас, нужно подкинуть веток и бревнышек. Стефания развернулась и, увидев за спиной бодрствующую Марину, вскрикнула от неожиданности.

– Не хотела тебя напугать!

– Почему вы не спите?

– Давай уж на «ты», – поморщилась Марина, – вроде почти ровесницы! Да и вот это все…

Она обвела рукой берег, и Стефания улыбнулась. Смешно и правда выкать друг другу, когда ситуация поставила всех на одну доску.

– Ложись. Я покараулю за тебя. Все равно не спится, – великодушно предложила Марина. – Я привыкла рано вставать, в полшестого.

Она посмотрела на светлеющее небо и удовлетворенно кивнула:

– По мне можно как по часам время узнавать. Сейчас около шести.

– Данила дежурил всю ночь? Никого не разбудил? – удивилась и невольно восхитилась выносливостью рыжего Стефания.

– Да лучше б спал! Если он с недосыпа опять будет кусачий, как крокодил, то…

Марина не договорила, и они обе тихо, чтобы не разбудить остальных, рассмеялись.

– Пойду поищу веток, – сказала Стефания, – все равно уже проснулась.

– Далеко не уходи!

– Да, конечно.

Оставив за спиной костер, дежурившую возле него Марину и сладко спящую парочку, Стефания побрела по берегу в ту сторону, куда ушел рыжий. Не то чтобы ей хотелось следовать за ним или ее глодало любопытство, но некая тревога заставила выбрать это, а не противоположное направление. Она хотела только издали убедиться, что с рыжим все в порядке, что ему не пришло в голову лезть без страховки на скалу или совершить еще какую-нибудь глупость.

Как и подозревала Стефания, Данилу она нашла у скалы, врезавшейся в сушу подобно длинному лезвию. Он стоял у самой кромки воды и вглядывался в теряющуюся в тумане даль. Стефания замедлила шаг, но прятаться не стала – глупо, да и незачем. Рыжий не столько услышал ее, сколько почувствовал, оглянулся, а затем развернулся и скрестил на груди руки.

– А костер? – строго спросил он.

– Возле него осталась Марина. А меня отправила за ветками, – слукавила Стефания. Данилу ответ, похоже, удовлетворил. Тут же потеряв к ней интерес, он наклонился и принялся расшнуровывать кроссовки.

– Что ты хочешь сделать?

– Душ принять, – буркнул он и запихнул в кроссовки носки.

– Но… Холодно же!

Только от мысли, что кому-то пришло в голову лезть в непрогретую с ночи воду таким свежим утром, ее передернуло, а кожа покрылась мурашками.

– Если тебе холодно, иди грейся у костра. Я тебя не звал.

– Слушай, может, хватит, а? – рассердилась Стефания. – Хватит нападать на людей, и в частности на меня! Что я тебе сделала?

Он задержал на ней взгляд, и в его глазах холодная зелень вновь поглотила теплый мед. Уголок его рта дернулся, но затем рыжий, словно спохватившись, расплылся в нарочито-дурашливой усмешке:

– Ты слишком самоуверенна! Я так отношусь не к тебе, а ко всем.

– Добрее надо быть с людьми! Огрызаешься, как собака…

Данила снова скрестил руки на груди, сделал шаг вперед, так, что оказался в полуметре от Стефании, и тихо, будто сдерживая закипающее раздражение, ответил:

– Собаки, в отличие от людей, не подлые и не лживые. Я им доверяю куда больше!

– Это в тебе какой-то максимализм играет! Взрослый мужчина, а ведешь себя как обиженный подросток!

– А ты – как старая брюзга, которая лезет со своими нравоучениями туда, куда не просят!

Стефания выдержала его взгляд и даже не отступила. Он, словно меряясь с нею силой, тоже не отводил глаза… И, выждав некоторое время, усмехнулся – свысока, а не потому, что признавал за собой проигрыш. Он преспокойно стянул с себя футболку, швырнул ее на песок и дернул «молнию» на джинсах. Стефания поспешно отвернулась, но успела заметить на оголившейся выше локтя руке Данилы безобразный шрам, будто оставшийся после рваной раны.

Конечно, ей бы стоило уйти, оставив рыжего с его неверием в людей и юношеским максимализмом наедине. Пусть купается в холодной воде, если ему так вздумалось, авось, остынет! Она даже развернулась и направилась вдоль скалы тем же путем, по которому они ходили вчера, но что-то заставило ее вернуться.

Это неправильно – уходить! Пусть даже этот взрослый и спортивный мужчина не нуждается в опеке. Неправильно – в их неправильной ситуации, когда они не должны действовать порознь, а наоборот, обязаны держаться друг друга. Стефания села на песок, чтобы издали последить за рыжим. Когда она убедится, что он благополучно вернулся на берег – уйдет в их импровизированный лагерь.

Рыжий плыл от берега вдоль уходящей в воду скалы сильными и широкими гребками. Стефания вновь усомнилась в том, правильно ли делает, карауля его на берегу. С таким хорошим пловцом ничего не должно случиться! Скорее всего, Данила, как и хотел, решил обогнуть скалу по воде. Однако она осталась сидеть на месте, а когда рыжий внезапно исчез в тумане, поднялась на ноги.

Его не было довольно долго – настолько, что Стефания всерьез заволновалась, подошла к воде и едва не выкрикнула его имя. Когда наконец-то она увидела Данилу, плывущего к берегу, то внезапно разозлилась на него за то, что заставил ее волноваться, а заодно и на себя – за то, что волновалась за не заслуживающего этого.

Рыжий, конечно, увидел ее, уходить не было смысла. Стефания приготовилась защищаться от насмешек, которыми он наверняка ее осыплет. Данила вышел из воды, и ее взгляд уперся в его голый торс, скользнул по россыпи веснушек на плечах и невольно задержался на темно-рыжий волосках, покрывающих грудь. О том, что она собралась держать оборону, Стефания на мгновение забыла, но тут же спохватилась, что язва-Данила расценит ее взгляд по-своему, и поспешно подняла глаза. Она ожидала увидеть кривившую его губы усмешку – ведь от него явно не укрылось то, что его рассматривали! – но внезапно обнаружила, что Данила излишне даже для своей масти бледен, а в глазах вместо насмешки плещется тревога. Что-то рыжий обнаружил, что если не напугало его, то изрядно обеспокоило.

* * *

Ночь выдалась странной, самой странной в его тридцатипятилетней жизни. Даже ночевки у костра в походе казались теперь Максу вполне обыденными. И дело было не только в том, что оказался он в необычных обстоятельствах – ночевал непонятно где, без удобств и на голодный желудок, в компании такого же товарища по несчастью, с которым они были едва знакомы – а в самих ощущениях. Есть от чего впасть в отчаяние, ругаться и злиться, а ему неожиданно стало интересно!

Только сейчас Макс понял, насколько увяз, как в осточертевшей колее, в своей благополучной жизни, в которой все было предсказуемо и расписано. Даже на рабочие форс-мажоры он научился реагировать спокойно, как на нечто обязательное в его жизни, решаемое, а потому – скучное. Это приключение освежило, будто ледяной душ, зарядило бодростью и неожиданно пробудило скрытые ресурсы. Однажды Макс посмотрел фильм «Игра» и частично позавидовал главному герою. Нет, не его богатству, хоть сам он жил в достатке, но не в излишестве, а адреналиновым приключениям, выпавшим на долю героя, и в первую очередь его отваге. Макс был излишне осторожным, даже отчасти трусливым, и сам это признавал. О приключениях он мечтал втайне, но не решился ни на поездку в нецивилизованную страну, ни на то, чтобы освоить серфинг или сноуборд, прыгнуть с парашютом или просто покататься в Альпах на лыжах. Не хватало духу! Единственным исключением стал сплав на байдарках, и то потому, что за него все решил друг.

А сейчас Макс оказался в экстремальной ситуации, но как – не помнил! Может, агентство, специализирующееся на розыгрышах, действительно существует, и коллеги сделали скучному и предсказуемому Максу подарок на день рождения? То-то Свиридов последние дни перед его отпуском подозрительно на него косился, а Светочка из соседнего кабинета то и дело перешептывалась с секретаршей Люсей. И незадолго до дня рождения Макс за обедом с Николаем Павловичем из отдела продаж и Степой Цукатовым вспоминали фильм «Игра». Все складывается! Но если коллеги втянули его в такую авантюру, он должен вести себя достойно. Игра когда-нибудь окончится, коллеги встретят его с улыбками, тортом и плакатами. И Макс должен выйти на публику героем с восторженными глазами.

Только быть героем пока не получалось – если, конечно, не считать заботы о неожиданно свалившемся ему на голову товарище по несчастью. Пусть в первый момент Макс и встретил его испуганным криком, но это от неожиданности, только и всего.

Незнакомец был в плачевном состоянии: витал в прострации, таращился расширенными глазами в темноту и что-то беззвучно пытался сказать, а потом слабо махнул рукой, опустился на пол и грузно привалился к каменной стене. Вот тогда Макс и встряхнулся, перестал злиться и недоумевать, а бросился помогать несчастному. Первым делом его осмотрел и, к своему облегчению, не обнаружил сильных повреждений, только несколько царапин на виске и тыльной стороне ладони. Незнакомец прикрыл глаза и задышал ровнее и спокойнее, как засыпающий человек. Но, однако, не уснул, поднял веки, остановил вполне осмысленный взгляд на Максе и спросил:

– Ты кто?

– Я Макс. Макс Лагунов.

– Это ни о чем мне не говорит, – устало выдохнул мужчина. – Где я? Где мы находимся?

Макс ответил товарищу по несчастью терпеливо и как можно спокойнее:

– Мы находимся в башне. К сожалению, мне известно только это. Я не знаю, что случилось. Очнулся на берегу близко от воды, нашел эту башню и спрятался от грозы. Это все.

– Негусто, – слабо улыбнулся пострадавший, затем наморщил лоб, словно пытался что-то вспомнить, и с тревогой спросил:

– А девушка? Девушку не видел? Красивую, с длинными черными волосами?

– Нет.

– Куда же она… – задумчиво пробормотал он, слабо пошевелился и запоздало представился: – Я Григорий. Можно Гоша.

К ночи Григорию стало совсем плохо. Его щеки и лоб побагровели и пылали жаром, тело сотрясала крупная дрожь. Он громко стонал и слал проклятия, но неумелую помощь не отвергал. Макс старательно сдерживался, чтобы не разрядиться ответной руганью, потому что болезнь Гоши сбила ему все планы. Он-то планировал двинуть дальше по берегу – осмотреться, поискать тайные знаки и подсказки, а пришлось возиться с неблагодарным больным! Впрочем, с ситуацией примиряло подозрение, что Григорий на самом деле – подставной персонаж, новое испытание. Может, к утру он смоет с лица искусственный румянец и вытащит из кармана записку с «ключом». Правда, температура у Гоши поднялась вполне натурально, но, кто знает, может, есть средства, способные ненадолго вызвать сильный жар?

Когда больной в очередной раз пожаловался на холод, Макс спустился с башни, чтобы развести костер. Он старательно пытался вспомнить все, что видел в походе, но на практике ничего не выходило. Мокрые после дождя ветки отказывались даже тлеть. Он сделал несколько энергичных движений, чтобы согреться, огляделся вокруг… Башня выходила окнами на берег, но за нею густо разрастался кустарник, а чуть дальше темнела лесная полоса. Макс отправился на поиски сухого валежника, но едва завернул за башню, как услышал шум, будто некто пробирался через кусты. Зверь или человек? Макс остановился и постарался затаиться.

Кусты снова зашумели, потом мелькнула тень – гротескная, растянутая в стороны до такой степени, что от силуэта остался лишь намек. Тень будто жила своей жизнью, казалась не плоской, а объемной, двигалась так, словно перетекала вязкая жидкость. И самое удивительное – она производила шум!

Макс тихо попятился и задним ходом вернулся в башню. Немного подождав, он осторожно высунулся из-за двери. Никого! Но возобновлять попытки разжечь костер он не стал, прикрыл за собой дверь и поднялся по лестнице.

Григория он обнаружил распластавшимся на полу. Не на шутку испугавшись, Макс кинулся к больному, присел и осторожно коснулся его оголившейся шеи, но тут же и отдернул руку, потому что кожа у Гоши оказалась ледяной, как каменный пол.