– Для начала узнать, как тут зарабатывают деньги, не нарываясь на проблемы. – Заноза взял у Мартина сигарету, и, когда щелкнула зажигалка, почему-то прищурился. Прикурил так осторожно, как будто крошечный огонек мог обратиться в огромную пасть с клыками и откусить ему голову. – А потом, – он выдохнул дым, – узнать, как тут нарываются на проблемы, нарваться и начать зарабатывать нормальные деньги. Независимо от наличия эльфов. И еще мне нужны очки. Черные. Или место, где не так светло. Лучше прямо сейчас, – он щурился, моргал все чаще; глаза, правда, по-прежнему были очень синими и слишком яркими, но теперь Мартин эту синеву почти и не видел из-за постоянно опущенных ресниц.
Ему здесь слишком светло? Среди ночи? Слишком светло от безобидных цветных фонариков? Зачем он такой мог понадобиться Эрте, если они даже не знакомы?
– Ладно, пойдем в Парк, – Мартин направился через площадь, прикидывая, какие улицы тут потемнее, и насколько безопасно будет идти с упырем по тем из них, что хуже всего освещены. Насколько безопасно для упыря. Тому еще много неприятного предстоит узнать о Тарвуде. Рано или поздно захочет домой, никого это не минует.
В Парке было темно, а еще в Парке была осень. А в городе весна. И Заноза ненадолго остановился под аркой кованых ворот, принюхиваясь, оглядываясь, потом сделал несколько шагов вперед, подобрал упавший лист и отпустил, глядя, как тот мягко спланировал ему под ноги.
– Опять феи? Здесь осень или весна?
– В Парке чаще осень, – Мартин сунул руки в карманы, дошел до лавочки и сел, вытянув ноги. – Присаживайся, чего стоять? В Золотом Лесу вообще всегда осень. В Садах весна и лето. В Боголюбовке вечное лето. А в городе и на остальном Тарвуде нормальная смена времен года. Май у нас сейчас. Преимущественно. Ты есть хочешь?
– Мертвяки всегда есть хотят, – отозвался Заноза, который уселся на другом конце лавочки, – но если ты спрашиваешь, голоден ли я, то нет, пока нет. Как здесь охотятся? На кого? Кто выделяет охотничью зону? Сколько тут других вампиров и где их искать?
– Охотятся, в смысле, кого едят?
– Да люди, так-то, не еда, мы просто кровь их пьем.
– Мне люди без разницы, хоть едой их называй, хоть донорами. Моих не тронешь, и я тебя не трону, убивать без повода никого нельзя, вот и все правила. Моих людей я тебе покажу, их немного. А бодрствующих вампиров кроме тебя в Тарвуде нет, так что ешь, кого захочешь. Кроме того, в таверне Мигеля всегда можно купить кровь в бутылках. Там, кстати, и номер можно снять, и так мы, пожалуй, и сделаем. Теперь о социализации, – лексикон Занозы подошел бы испорченному восьмикласснику, и знания длинных слов не выдавал, но Мартин помнил его заявление про «глоссолалию», и, понятия не имея, что это за штука такая, предположил, что упырю знакомы слова любой длины и сложности. Просто он хорошо притворяется. – Тебе нужно будет получить аудиенцию у княгини. Паспорт, подъемные, возможно, какая-нибудь работа. Ты что умеешь делать?
– Как обращаться к княгине? – в свою очередь поинтересовался Заноза.
– Без понятия. Это у людей надо спрашивать. Я-то демон, я с ней по имени. Так что ты умеешь делать?
– Ты… что? Кто? – кажется, в первый раз с того момента, как прошел первый приступ ярости, Заноза проявил хоть какие-то эмоции. – Демон? Настоящий?!
Боги, да какой он восьмиклассник? Он детсадовец! «Уау! Круто! Демон!» – Мартин это у него на лице увидел так ясно, как будто вдруг научился мысли читать. И сам от себя такого не ждал, но восхищение оказалось приятным.
– Настоящий, конечно, – ответил он небрежно. – Какой же еще?
– А летать ты умеешь? – Заноза развернулся к нему всем корпусом. – У тебя крылья есть?
О том, чтобы разочаровать его, даже думать не хотелось. Что ж такое? Нельзя так вестись на глупый детский восторг.
– Нет, летать не умею, и крыльев нет. Зато есть когти и зубы.
К удивлению Мартина, и, надо признаться, к некоторому его облегчению, в изумленном и восторженном взгляде не появилось и тени разочарования. Заноза помотал головой и уверенно сказал:
– Крылья есть. Не может не быть. Но хрен с ним, сделаем вид, будто я тебе поверил. Если б у меня были крылья, я бы тоже их первому встречному не показывал. Так что ты спрашивал? Что я делать умею? Чувак… – он ухмыльнулся, – да буквально всё. Не проси меня писать стихи, рисовать или загорать, а с любым другим делом я справлюсь. Если же говорить о предпочтениях, – он ненадолго задумался, – я программист, но в сраной Небывальщине это никому не нужно, а еще я инженер, и это по-любому нужно где угодно, даже в Небывальщине.
Мартин очень сильно сомневался, что Эрте нужен инженер. Или программист. Что-то этот упырь мог еще. Но «что-то» в списке, состоящем из слов «буквально всё», могло оказаться чем угодно.
– Слушай, – сказал он, раздумывая над тем, что собирался предложить, – у нас с женой тут… агентство. Разовые контракты на… разную работу. Не на Тарвуде. Там и программист может понадобиться. Хотя обычно нас больше хакеры интересуют. У тебя с этим как?
Лицо у Занозы стало скучным, а улыбка – натянутой.
– Я, на хрен, без понятия, о чем ты говоришь, – отбарабанил он голосом, который больше подошел бы роботу, а не парню, который только что буквально искрился от эмоций, – взлом данных это нарушение закона. Но если, скажем, ты проимел какую-то свою информацию, или доступ к каким-то своим базам, или контроль над каким-то своим бизнесом, то, – он снова улыбнулся по-настоящему, и снова показался живым, – без проблем. Честно, чувак, не написано еще кода, который я бы не смог сломать. Я лучший, – он помолчал пару секунд и добавил задумчиво, как будто не хвастался, а констатировал нечто общеизвестное, – в этом лучший, и во многом другом.
С бахвальством и излишней самоуверенностью Мартин сталкивался не раз. Они с Лэа выпроводили из конторы немало придурков, воображавших о себе невесть что и не способных подтвердить хотя бы десятую часть заявленных талантов. Даже если делать поправку на Тарвуд, превращавший профессионалов в неумех, а неумех – в полное ничтожество, люди все равно переоценивали себя так же часто, как недооценивали. А придурки еще чаще. Но вот с таким хвастовством, вдумчивым, сдержанным и притом ну совершенно же разнузданным, раньше встречаться не приходилось.
– В таверну мы всегда успеем, – решил Мартин, – а сейчас пойдем-ка дойдем до конторы. Там есть анкеты, тесты, сориентируем тебя… профессионально. А может, от Эрте уже пришло что-нибудь, тогда разберемся, чего он от тебя хочет.
Город был большим. Мартин не знал точно, сколько в нем жителей, но места хватало всем, а в сложные времена, когда пришлось столкнуться с нападением извне, из-за пределов Тарвуда, внутри городских стен удалось разместить всех или почти всех обитателей острова. За исключением охотников, живших семьями на отдаленных хуторах. Но до тех и солдаты, занимавшиеся эвакуацией, не добрались, куда уж там пришельцам. Как хуторяне сами находили тропинки к своим домам в глухом лесу, оставалось для Мартина загадкой. Он не лесной демон, он городской, ему ночные безлюдные улицы милее самых веселых солнечных лужаек.
– Тут не заблудишься, – объяснял он Занозе на ходу. Упырь помалкивал, даже, кажется, по сторонам не смотрел, только щурился, когда выходили на освещенные фонарями участки. – Вон там, далеко, видишь? – черное, высоченное. Это Пик Генри, он у нас считается севером. Вместо Полярной звезды. Его отовсюду видно.
Он надеялся, что не ошибся, что Лос-Анджелес – это земной город, и Калифорния – земное название. Заноза его догадок насчет Полярной звезды не подтвердил и не опроверг, только кивнул.
– Мы с тобой идем по Средней слободе. Скоро придем в Ларенхейд, это деловой район, нежилой. Их два, Южный и Северный, по обе стороны от рыночной площади, – Мартин достал сигареты, вытащил одну и на ходу протянул Занозе пачку: – Забери себе. У меня еще есть.
– Ок, спасибо, – упырь вытянул сигарету и снова, как в первый раз, ощутимо напрягся, когда Мартин поднес ему зажигалку.
Что с ним такое? Как он вообще курит, если для него сигарету поджечь – проблема?
– Нам с тобой в Северный Ларенхейд, – сказал Мартин, чтобы не задумываться о том, что и так выяснится рано или поздно, – как раз на границу между ним и Средней слободой. Можно было бы напрямик пройти, но в Ларенхейде светло слишком. Фонари, витрины, реклама, еще и некоторые офисы всю ночь не закрываются – те, что с Портом, например, дела ведут. Мы с Лэа тоже иногда работаем по ночам. В общем, лучше обойти и по переулку к дому пробраться. А там, – он махнул рукой на маячившие слева башни и шпили, – замок Хартвин. Туда пойдешь, когда княгиня тебе аудиенцию даст, возможно, уже завтра после заката. Еще в замке разные службы: казначейство, госпиталь, казармы Гарнизона, казармы Стражи…
Наверняка было еще что-то, что-нибудь, связанное с налогами там, или с экономикой, с управлением островом, короче. Мартин не очень представлял, что именно. За Гарнизон и Стражу мог поручиться: и с теми, и с другими приходилось иметь дело. А все остальное было как тот лес. В нем вроде и есть тропинки, но где они и как их искать – непонятно. Да и зачем вообще в лес ходить?
– Квартал к югу от замка называется Замковым. Особняки, парки с фонтанами, своя охрана на улицах. Не стражники, а нормальные. Там жить дорого, но приятно. Хорошие соседи, если тебе нравятся соседи, которые к тебе не лезут.
– Идеальные, – заметил Заноза. – Но я тебе скажу, Мартин, если все так, как ты говоришь, то соседи друг к другу должны не просто лезть, а, мать их, ввинчиваться. В дорогом районе у всех со всеми отношения зашибись, и все про всех буквально всё знают. Если, конечно, это не Англия. Но это не Англия, это Тарвуд. Так с фига ли в Замковом квартале соседи друг друга сторонятся?
– Нет, ну я не сказал «сторонятся»… – Мартин задумался.
Соседи у них были неплохие. Через улицу жила семья Венцки, Захария и Магда. Их сын, кажется, служил в Гарнизоне – Мартин пару раз видел его в форме. А дом рядом принадлежал эльфийке Сагите, красивой и полностью сумасшедшей. Сагита иногда закидывала к ним во двор куски протухшего мяса. Не со зла, а потому что была уверена: тухлое мясо – любимое лакомство демонов, а холодильника в ее доме не водилось.
Мясо Мартин неизменно убирал. Сагита, наблюдавшая за ним из диких зарослей, в которые давно превратился ее сад, убеждалась, что он и правда любит тухлятину – других причин для того, чтоб забрать и унести со двора двух-трехкилограммовый кусок вонючей оленины, она не видела – и выхода из этого порочного круга Мартин не находил. Даже если подарить Сагите холодильник, часть оленины она все равно будет держать в тепле в качестве особого демонского угощения.
А Венцки никогда их с Лэа не доставали, не приходили в гости и не приглашали к себе. Хотя вообще-то, если вспомнить, приемы они устраивали часто. И сами, нарядные, уходили по гостям чуть не каждые выходные. И остальные соседи между собой как-то общались. Да вон, начиная с апреля раз в две недели пикники в Парке, на берегу озера Чарауниц, там почти весь Замковый бывает. Заноза прав, тут все друг друга знают и кучу времени вместе проводят. Получается, что только к ним с Лэа не лезут. Или уже можно говорить не «не лезут», а «сторонятся»? Интересно, почему? Точно не потому, что он демон. Демоном он всегда был, и никому это раньше не мешало.
Мартин задумался было над тем, когда закончилось «раньше» и началось «сейчас», но увидел, что окна агентства освещены.
– Вон тот дом, – показал он, – и, кажется, я прямо сейчас познакомлю тебя с Лэа. Хорошо, что ей блондины не нравятся.
* * *
Всё было неправильно. Абсолютно всё. Ничего и не могло быть правильным в Небывальщине, но понимание того, что неправильно – это так, как надо, никогда не помогало.
Заноза злился. Злость постепенно превращалась в бешенство. Беситься было нельзя, злиться тоже, а насколько еще хватит его умения притворяться, он не знал. И от этого злился только сильнее. Он терпеть не мог притворяться. И он остался без оружия, а значит, в любой момент любая угроза могла показаться чрезмерной. Он понятия не имел, что тогда сделает, и таким образом сам становился угрозой не просто чрезмерной, а еще и непредсказуемой.
Собственный характер должен был бы бесить сильнее всех внешних обстоятельств, да только Заноза слишком себя любил.
Еще он знал, что демону могут быть нужны его эмоции, следовательно, демон мог специально его провоцировать. Но это знание оставалось в той части разума, где хранились свидетельства о невозможном. То есть явления, о существовании которых он точно знал, но в которые не поверил бы, даже ткни его носом. Демонов не бывает. Они есть, это факт, но их не бывает. Знания о демонах бесполезны, и то, что они где-то подхвачены и сложены в памяти, полезными их не сделает. А еще… безотносительно демонов вообще, этот конкретный демон, назвавшийся Мартином, ни хрена ни на что его не провоцировал. Искренне хотел помочь и так же искренне любопытствовал. Заноза злился и на него тоже, но злился за то, в чем Мартин был не виноват и за что не мог отвечать. Занозу бесило, что у этого демона есть все, чего сейчас нет у него. Есть дом, есть деньги, есть оружие – две сабли Мартин носил открыто, в портупее на поясе – есть знание ситуации и умение в ней ориентироваться.
Чего не хватало больше, трудно сказать. Оружия? Да, пистолеты было жаль, они сгинули в утащившем в Небывальщину вихре, а без них… сложно. Но не сложнее, чем без денег. И не сложнее, чем без понимания своего места и своих возможностей. Короче, сложно было без всего, чего не было. Без всего, что было у Мартина. Только Мартин в этом не виноват.
«Думай про позитив», – сказал себе Заноза.
Слова привычные, они уже давно до того привычные, что смысл потерялся, понимание превратилось в рефлексы. Сказано «думай про позитив» – и мысли сами переключаются на поиск хоть чего-то хорошего.
Это Лайза научила. Давно еще. В те времена, когда хорошего вообще ничего не было. Выбор был: или стать как она, или найти способ все изменить. Стать как Лайза получилось бы само, и даже казалось, что так и надо, что это лучше всего. Вот тогда она и научила, что нужно думать о хорошем. Без разницы, что его нет. Что-нибудь есть все равно. Тогда он думал о Лайзе… ну, и еще о разном. Тогда было гораздо хуже, чем сейчас. Сейчас… лучше?
Заноза искоса глянул на Мартина. Хорошо уже то, что они одного роста. Значительная часть мужского населения Земли смотрела на Занозу сверху вниз, и это было не так уж плохо, потому что им приходилось наклоняться, чтоб не упустить его слов, а тот, кто склонился, уже проиграл. Но это бесило, потому что он тоже мог бы быть высоким, если бы прожил подольше, если бы обстоятельства сложились иначе.
Нет, не похоже на мысли про позитив. Заноза заставил себя переключиться. Итак, Мартин. Невысокий, непонятный, красивый. Породистый. Зеленоглазый брюнет, такие женщинам нравятся, в романах и в кино нарасхват. В реальности женщинам нравились мужчины настолько разные, что у зеленоглазых брюнетов просто шансов не оставалось. Где уж стройному черноволосому красавцу, похожему то ли на корсара, то ли на танцора, тягаться с лысоватыми пузанами, сутулыми очкариками, бородатыми громилами, старперами в смокингах и шизанутыми преподавателями физики? Имя им легион, самым разнообразным, до того нетипичным, что синеглазым блондинам и зеленоглазым брюнетам как представителям классических романтических типажей просто ловить нечего.
«Что плавно переводит тему размышлений про позитив к черноглазому мистеру Намик-Карасару», – Заноза ухмыльнулся. Это и правда был позитив. Хасан уже к утру его потеряет. К завтрашней ночи начнет искать. Сразу не найдет, это ясно, но Чеваса точно выцепит. Этот pisser8 был последним, кто о них трепался вслух. Не поверил, придурок, что за длинный язык можно укоротиться на голову.
И ведь не укоротился…
О проекте
О подписке