Фредди с крокодиловой фермы в Австралии

Вижу мужчину, работающего на крокодиловой ферме в Австралии. Эта жизнь – противоположность предыдущей. Там я отрабатывала свободу выбора, а здесь душа хочет прожить опыт, когда человек ограничен в своей свободе, он не волен выбирать. Это заключенный, которого привезли в Австралию из Европы, он вынужден там оставаться, работая на крокодиловой ферме. Он связан по рукам и ногам законом, вывезен на другой материк, его жизнь полностью контролируется властью.

Я родился в публичном доме у одной из работающих там девушек. Повитуха, принимавшая меня, пробурчала: «Ну вот, еще один крысёныш». Моя мать безразлична и к родам, и к ребенку. Ей больше тридцати пяти, в то время это солидный возраст, поздние роды.

Детство. Я худой и несуразный. Мое имя – Фредди. Живу здесь же, при борделе. Меня используют как подсобную рабочую силу – принести воды, унести ведра, я помогаю ходить на рынок. Рано научился воровать, предоставлен сам себе, шляюсь по улицам, пробовал притворяться калекой. Пару раз полицейские оттаскали меня за уши. Иногда матери приходится выкупать меня – монетами или своими услугами, пуская в ход женские чары. Она постоянно меня упрекает: «Давай, бугай, вырастай уже!» – сил у неё остается всё меньше, она совсем дряхлая и потасканная. А я превратился в дерзкого парня, не обременённого моральными принципами, любителя выпить и наблюдать за теми, кто приходит в бордель. Мне нравится их одежда, драгоценности, но я не решаюсь воровать здесь, и меня очень строго предупреждали об этом. Иначе у борделя будет дурная слава и они потеряют клиентов. Меня это злит, ведь это самое простое.

Однажды меня на улице подзывает тип в цилиндре, помятый какой-то, с тростью. Видит, что я слоняюсь без дела – олух, которого можно использовать и подставить, если возникнет необходимость. Он решил прибрать меня к рукам, пока это не сделали другие. Приманивает сладкими обещаниями участия в деле: «У нас всё схвачено, добычу делим по справедливости». Расписывает все прелести нахождения в банде. С ними интереснее, нежели в бабьем гнезде толкаться, они всё время меня шпыняют. Соглядатаи банды получают информацию о том, что один состоятельный джентльмен будет проезжать за городом. Они знают этот тихий, безлюдный участок и решили устроить там засаду. На самом деле в банду меня не пускают, я общаюсь с этим типом и еще парой таких же олухов, как я. Они делают это нарочно, чтобы я никого не мог выдать.

Мой связной специально вырядился в полосатые яркие штаны, приклеил усики. Мне с самого начала казалось, что у него театральная, бутафорская внешность. Оказывается, этот театр – для меня, чтобы я мог описать его полицейским. Сняв же этот маскарад, он останется неузнанным. Схема такова: банда получает свой выигрыш, подставляет полиции трёх олухов, полиция находит преступников, у них дело закрыто, начальство их хвалит, они на хорошем счету. А настоящие преступники остаются вне пределов досягаемости. Естественно, всё проплачено и все остаются при своих интересах.

Я полон азарта перед засадой! Надел платок на лицо, закрыв его нижнюю часть, сверху шляпа, плащ, какое-то даже оружие дали. Я чувствую себя героем. Для меня большая радость, что я могу что-то толковое сделать, поучаствовать в настоящем деле и у меня будет настоящая доля добычи! Я не подозреваю об опасности и подставе, мне всё кажется идеально спланированным. Вот что значит «нет выбора». Когда ты оказываешься пешкой в чужой игре, но мнишь себя очень значимым.

Происходит нападение. Нам сказали без крайней нужды богатого господина не убивать. Один из подставных оказался совсем без тормозов, не удержался и резанул господина по горлу своим странным серповидным ножом. Все на него стали шипеть: «Что ты наделал? Это уже мокруха! Ты нас всех подставил!» Началась паника, все разбегаются в разные стороны. Мы мечемся по неопытности, еще не умеем заметать следы. Я спрятался неподалеку в часовне около кладбища. Подумал, что меня там не найдут. А те, которые на самом деле забрали добычу, абсолютно спокойно, без всякой суеты и паники удалились, зная, что им ничего не грозит. Их не станут искать по договоренности. Меня нашли с помощью собаки, которая взяла след и вывела на кладбище. Так же нашли и схватили тех двоих. Суд приговорил нас к каторге в Австралии. Мы плывем на корабле. Условия нечеловеческие. Руки сзади закованы, всё тело сводит, ни пошевелиться, ни расправить конечности – самая настоящая пытка. Налаженная линия, четко проторенный маршрут. Небольшое судно с заключенными, грузом и почтой.

Когда привозят заключенных, приезжают фермеры и разбирают нас – кого на сахарный тростник, кого на плантации для сельскохозяйственных работ. Меня увидел огромный рыжий мужик с бело-розовой кожей и пышными рыжими усами, в грубой одежде. Я стою на коленях, руки сзади скованы. Поднимаю лицо, глядя на него, длинные волосы, слипшиеся сосульками, усиливают мой злобный взгляд. Именно этот взгляд и привлек его внимание. Он забрал меня и еще четверых на свою крокодиловую ферму.

Когда мы прибыли, я увидел загон, где живут в воде крокодилы. Он просто кишит ими. Есть загон для маленьких. Хозяин рассказывает, что влияет на их кожу. Кожа огромных старых самцов крокодилов, у которых грубые толстые наросты, идет на панцири и другие серьезные изделия. А кожа молоденьких крокодильчиков более тонкая, нежная, совсем светлая, бывает разных цветов. Крокодиловое мясо тоже используют, местные едят. Работа опасная. Мы постоянно находимся под надзором в одной клетке с этими монстрами. Нельзя зевать ни минуты – или окажешься в пасти чудовища. Они не нападают часто, но возможность такая всегда есть, поэтому надо быть очень аккуратным. Не знаешь, что придёт в голову этим зверюгам. Я нахожусь в постоянном напряжении, всегда начеку, в состоянии охоты и обороны, это очень заводит. Это сделало меня самого резким, агрессивным. Я сам стал похож на крокодила, и мне нравится их убивать, давая выход адреналину. Года два я занимался кормежкой, отловом, сортировкой, наблюдением. Только потом меня научили, как их правильно убить и разделать. Однажды у меня на глазах крокодил сожрал моего товарища – схватил его за ногу и утащил. Очень сильный, мощный крокодил – мы не смогли спасти товарища: держали его за руки, но крокодил всё равно вырвал у нас тело и утащил. Другие крокодилы тоже бросились, чтобы схватить добычу, но этот большой уволок ее в воду. Он не может расцепить пасть, чтобы обороняться от других крокодилов, ведь тогда он выпустит добычу. Вода бурлит, словно вскипая, зверюги дерутся, шлепают хвостами.

Эта работа научила меня ловкости, осмотрительности, чёткости и выверенности каждого движения. «Хочешь жить – умей вертеться» – здесь эта фраза имеет абсолютно прямое значение. Я хотел жить, и я вертелся. Голова на 360 градусов, я выживал. Я заперт на небольшой территории вместе со страшными животными. То, что приходится быть внимательным к каждой мелочи, не дает мне возможности поднять голову и увидеть своё положение – что на самом деле я в тюрьме, в заключении. Я несвободен, не могу никуда уйти или делать то, что хочется. Хозяин позволяет выпить вечером виски, иначе здесь не выдержать. Я вхожу в свою маленькую каморку, выпиваю, расслабляюсь, вытягиваюсь на нарах, и больше мне ничего в жизни не надо. Мое состояние не даёт мне почувствовать свою несвободу и ограниченность. Я забываюсь и ни о чем не думаю. У меня будто нет возможности подумать, что за пределами моего мира в жизни есть ещё что-то интересное, ценное, светлое, радостное. Иногда на ферму приходит женщина, которая скрашивает нашу жизнь, но эта связь лишена теплых эмоций.

Мне уже за сорок, я возмужал, стал сильным. Благодаря моему проворству и опыту у нас с хозяином отношения стали не то чтобы дружеские или на равных, но я стал тем, кому он доверит любое дело на этой ферме. Это не значит, что у меня есть какие-то привилегии, но, по крайней мере, я чувствую его уважение ко мне. Это позволяет мне чувствовать себя человеком, а не рабом. Я провел здесь более двадцати лет и заслужил то, что хозяин иногда отпускает меня дойти до поселка. Там есть магазин, трактир, можно посудачить с мужиками, но я неразговорчив и нелюдим, резок и грубоват, не самый приятный собеседник.

Однажды, когда я стоял с бутылкой неподалеку от трактира, какой-то приезжий парень лет тридцати решил покрасоваться. Сначала он не цеплял никого конкретно. Здесь довольно суровая жизнь, хватает возможностей показать себя – и с лошадьми, и на ферме, – нам неинтересно меряться силами с недоумком. А он новенький, видимо, в его краях так принято. Сперва я не обращал на него никакого внимания. Но парня стало цеплять то, что его игнорируют, и, поскольку я был один, угрюмый, погруженный в себя, он выбрал меня своей жертвой: «Ну чего ты, дед? Ну давай!» – оскорбительные фразы полетели в мой адрес. Я какое-то время сдерживался, понимая прекрасно, что мальчишка того не стоит, но инстинкт сработал, и мы сцепились всерьез. Я его хорошо прижал, придушив рукой. Когда он стал хрипеть и синеть, понял, что я не шучу, он струхнул, достал из сапога нож и вонзил его мне между ребер. Наблюдавшие возмутились: «Ты чего наделал? Фредди не ангел, но он наш. Он не самый компанейский парень в округе, но наш, а ты пришлый, да ещё лезешь на рожон». Парня скрутили и отправили к шерифу. Мне пытались помочь, я был ещё в сознании, но потерял много крови, начались судороги, и я умер.

Не чувствую с их стороны скорби и сожаления, это лишь неприятное происшествие. Они поняли, что мой хозяин будет очень огорчен: я был хорошим работником, на которого можно положиться. Это потеря для фермы. С другой стороны, жизнь есть жизнь, от этого не убережешься, незаменимых нет. Меня закопали в сухую красноватую землю. Человека четыре постояли, сняв шляпы, выкурили по папиросе, положили на могилу самокрутку и разошлись по своим делам. Я наблюдаю за этим сверху. У меня ощущение, что я настолько привязался к этой клетке с крокодилами, что мне трудно отсюда уйти. За мной приходят двое и говорят: «Ну, крокодилий папа, давай уже домой». Я оглядываюсь на них. Мне в этот