Глава 4

Максим с трудом дождался утра. Поспать не удалось. Как только глаза начали слипаться, за дверью послышался тихий тоскливый вздох. Максим вскочил с кровати и выбежал в холл. Ни души. А в гостиной кто-то расхаживал, скрипя рассохшейся паркетной доской.

Максим осторожно достал из рюкзака связку ключей. За пару секунд преодолел ступеньки. Включил в коридоре настенные светильники, подобрал ключ и распахнул дверь.

– Выходи! – он вглядывался в полутемную комнату. Азарт смешался со страхом и будоражил. – Столько лет торчишь в доме – покажись! Хватит притворяться, я же тебя видел?!

Обшарив все комнаты, спустился к себе и рухнул в мягкое кресло, решив во что бы то ни стало подкараулить привидение. Крепился, яростно растирая мочки ушей, но через полчаса провалился в густой ватный туман.

Перед глазами мелькала Виолетта в серебристой короне. Строго заглядывала в лицо и бабкиным голосом заунывно тянула:

«Царица но-о-чи!» – и тут же начинала рыдать, размазывая по щекам черные подтеки.

Он вынырнул из бессознательного омута. Прислушался. Ни звука. Гулкий бой часов в холле заставил вздрогнуть.

«Полседьмого. Скоро Семеныч придет», – поплелся на кухню, жадно напился из-под крана и умыл разгоряченное лицо. Схватил куртку, переобулся в кроссовки и вышел на крыльцо.

Небо заволокли плотные облака. Над кронами сосен в дальнем углу участка с резким карканьем носились вороны, не поделив прошлогодние гнезда. Порыв сырого ветра немного взбодрил. Максим мерил шагами дорожку от дома до калитки, размышляя о странном появлении призрака:

«Что ему надо от меня? – краем глаза заметил в одном из окон флигеля тусклое мерцание. Рванул было туда, но, заслышав звук подъезжающей машины, передумал и поспешил навстречу Ивану Семеновичу.

У полицейского участка едва нашлось место для парковки. Приехали заранее, пришлось с полчаса торчать в душном коридоре возле кабинета с табличкой «Матвеев А. А.», слушая разговоры разношерстной публики.

– Да он одно и то же заладил второй месяц: «Идет следствие, идет следствие. Как только появится новая информация, мы вам сообщим», – небритый пожилой мужик в полголоса жаловался соседу.

– Дармоеды кругом! – поддакивал тот, кивнув в сторону шедшего вразвалочку с кипой бумаг майора с заметным брюшком. – Вон, смотри какой холеный! По кабинетам отсиживаются, а нам пороги обивай, чтоб мало-мальски с мертвой точки сдвинулось дело.

Максим перехватил взгляд садовника:

«Меня потрясывает, а Семеныч спокойный такой, будто каждый день сюда мотается. Сидит в обнимку с каким-то пухлым портфелем».

– Седьмой уж день как пропала, – полная женщина с красным лицом всхлипывала и вытирала слезы концом платка.

– Она же не первый раз из дома уходит, – мужчина в кепке, похожей на блин, назидательно выговаривал женщине: – Сама знаешь, с приветом твоя мамаша, что угодно учудить может.

«Вот и бабка на старости лет, похоже, умом тронулась», – Максим наклонился к уху садовника и зашептал:

– Иван Семеныч, вы говорили «толковый следователь», а люди вон, жалуются.

– А ты поменьше слушай чужие разговоры. Лучше подумай, что спрашивать будешь, когда позовут. Чтоб без мелодрам.

Дверь кабинета открылась, и рослый лейтенант вывел плешивого мужика в потертой кожанке. Он посмотрел на Максима немигающим взглядом и оскалился, обнажив железные зубы:

– На морском песочке были только мухи, на волнах качался вздутый труп старухи, – резко наклонился, пахнув в лицо Максима гнилостным запахом вперемешку с перегаром. Максим отпрянул к стене и вцепился в лавку.

– Хохлов, отставить! – рявкнул конвоир. – Еще пятнадцать суток захотел?!

– Для нас нету закона: мы пацаны с района! – заголосил задержанный, вышагивая по коридору, высоко поднимая колени и отбивая чечетку каблуками ободранных сапог.

Неожиданно садовник громко рассмеялся. Посетители молча уставились на него. Максим похолодел:

– Иван Семенович, вы в порядке?

Садовник хлопнул его по плечу:

– Ты бы свое лицо видел! – он зашелся раскатистым хохотом, собрав на себе испуганные взгляды.

– Madhouse¹¹, – буркнул Максим.

Из-за двери кабинета выглянул рыжий паренек:

– Климов, Стрельцов, проходите.

Максим метался по кухне. Он чувствовал себя загнанным в клетку зверем. Садовник мариновал шашлыки в большой кастрюле. Куски мяса противно чавкали в его руках, напоминая хлюпающую под ногами землю в студенческом огороде после проливного дождя.

– Почему вы мне про деда не сказали?

– Не успел.

Садовник обтер руки полотенцем:

– Филипп приходил ко мне за день, как Алису Витальевну…

– Бабка что, за итальянца замуж вышла?

– Да сядь ты наконец, не мельтеши!

– Не могу я сидеть! Меня сейчас разорвет от всего этого! Что еще за дед из Милана объявился? – внезапно он остановился и перешел на шепот: – Вы тоже считаете, что маму убили из-за какого-то браслета? Бабушка в показаниях написала, что ее выследили ювелиры… – Он силился припомнить фамилию: – Глассо. Нет, Грассо!

– Максим, я понимаю, что на тебя сейчас все вылилось, как из ушата. Но ты сам двенадцать лет от бабушки отбрыкивался. Ни на звонки, ни на письма …

– Не прощу я ей…

– Не перебивай!

Садовник вышел в холл и вернулся с кожаным портфелем. Щелкнул блестящей пряжкой и выложил на стол обмотанный скотчем большой пакет: – Это твой дед, Филипп Карлович Бельский оставил тебе. Тут деньги. – Вынул файл и протянул Максиму: – А это завещание. Читай.

Максим взял плотный бланк на гербовой бумаге и сел за стол. Пробежал глазами по строчкам и со злостью глянул на садовника:

– Откупиться решил зарубежными банковскими счетами? Мне родной дед нужен был, а не его… – он снова заглянул в завещание, – дом в сто двадцать квадратных метров в Бусто-Арсицио! – скулы горели, получив пощечину обиды. – И где он сейчас, а?! Слабо́ прийти, в глаза внуку посмотреть?

– Максим, окстись, какие «глаза»! Тебе ж Матвеев сказал, что умер Бельский, у-мер! Аккурат через два дня после Алисы Витальевны. И похоронены рядом. Вот завтра и навестим их.

– Не собираюсь я никого навещать!

– Дело хозяйское.

Под строгим взглядом Ивана Семеновича Максим сник:

– Как-то дружно они с бабкой помереть решили.

Садовник убрал все обратно в портфель:

– У меня полежит пусть. До лучших времен.

Достал из духовки противень – кухня наполнилась запахом жареного чеснока и специй, – разложил по тарелкам мясо, перенес салатницу на обеденный стол и открыл холодильник.

– Водку будешь?

Максим помотал головой.

– Как знаешь, – Иван Семенович вернул бутылку на место. – Ты, кстати, телефон Виолетты зачем вчера просил?

– Так. Дело к ней… – слегка запнулся, вспомнил: доверять можно только себе. – Письмо хотели вместе посмотреть.

– Посмотрели?

– Нет. Сказала, что весь день на учебе, а потом работает.

Максим скрыл, каких усилий стоило упросить Юданову приехать. Да что там приехать! Трубку швырнула, как только голос услышала. Потом еще несколько раз сбрасывала, пока он не догадался отправить сообщение: «Нашел твою фотографию в черном платье и короне. С надписью от Алисы Витальевны».

Виолетта перезвонила сразу. Расспрашивала, что за фотография. Тут уж Максим настоял, что разговаривать будет при встрече.

«Упрямая ослица. Поскорей бы вся эта эпопея с наследством закончилась, – Максим вдруг понял, что тяготится обрушившейся информацией. – В Англии все отлажено за столько лет. А тут… Бельские, Юдановы, убийства. Детективный роман какой-то. И я хорош: сдался мне этот флигель! Устроил ярость из-за утерянного гроша»¹². – Он слабо улыбнулся, вспомнив, как лабал это произведение на ксилофоне со студенческим оркестром на отчётном концерте.

Садовник вернул в реальность, тряханув за плечо:

– Вы уж как-то наладьте разговор, а то, словно кошка с собакой. Пойми, вины-то нет на девчонке, что Алиса Витальевна ее приблизила.

Максим хотел возразить, но вспомнил о своем решении заключить временное перемирие с бабкиной ученицей.

– Вы про деда что знаете? – он пристально смотрел на садовника, пытаясь отгадать его мысли.

Тот невозмутимо резал сочную свиную отбивную.

– Алиса Витальевна в молодости в Италию ездила. Там и познакомилась с твоим дедом. Сначала все нормально, вроде, шло. А потом не заладилось у них что-то. Вот она и уехала обратно в Союз. А там уж мать твоя родилась. Ох, и намучилась с ней Алиса! Одним словом, сорванец. – Иван Семенович неожиданно улыбнулся и добавил, слегка наклонившись вперед: – Девчонки обычно в куклы играют, а Софья – в войну с пацанами. И в школе Алиса Витальевна из директорского кабинета не вылезала: ни дня не проходило, чтоб мать твоя не натворила что-нибудь. А по деревьям как лазила… Сосед все время грозился, что пристрелит за яблоки.

– Что же ей, своих яблок мало? – Максим задумчиво взял из вазы крупное гладкое яблоко и поднес к носу. Зажмурился и принюхался – будто и впрямь запахло антоновкой. – У бабушки всегда урожай хороший. Был.

Садовник усмехнулся:

– Свои – это не то. Софья бедовая росла. Ей приключения по душе. Вся в отца.

– А что за браслет в показаниях?

– Браслет… – садовник отодвинул пустую тарелку. – Филипп Алисе на помолвку подарил. Сам сделал. Насколько я в украшениях ни бум-бум, а на это смотришь, и баб понимать начинаешь. – Он помолчал и добавил едва слышно: – За такую красоту и убить можно. Наверное. – Тряхнул головой, словно смахивая навязчивые мысли и встал. – Давай по одной. За деда твоего.

– Не буду! – Максим упрямо сдвинул брови и до боли сжал вилку. – Он нас бросил, а я пить за него?!

Садовник вздохнул:

– Молод ты еще старших судить. Думаешь, не понимаю, каково, когда только черное и белое видишь кругом?

– Может, дед и убил? – не унимался Максим. – В показаниях врач скорой написал, что бабушка деда прокляла и все про какие-то алмазы кричала.

– Мало ли что человеку за минуту до смерти причудится? Филипп винился мне, что не мог приехать раньше.

– Я пожалеть его должен?!

– Да ничего ты не должен, – Иван Семенович тяжело поднялся. – Пойду пленкой чеснок накрою.

Максим смотрел на сутулую спину садовника:

«Заколебал увиливать! Вижу ведь, что темнит! Разговор обрывает, утешает меня, как маленького “не волнуйся, разберемся!” – он вскочил и в сердцах выкинул остатки мяса в мусорное ведро. Машинально перемыл посуду, заварил кофе, бухнув пять кусков рафинада, и уселся на диван у окна. – Он упертый, а я еще упрямее!» – Сделал поспешный глоток и обжегся:

– Черт! – высунул язык и с шумом задышал, как собака в жару.

На поверхности кофе лопались мелкие пузырьки воздуха. Максим вспомнил уроки физики:

«Гидрофилы – это вещества, энергия притяжения которых к молекулам воды превышает энергию водородных связей. Вода растворяет сахар, потому что ее молекула намного проще молекулы сахара. Получается, Семеныч косит под простачка, а чуть я поднажму – уходит от ответа. Хорошо устроился! – от волнения Максим вскочил и принялся мерить кухню шагами. – Я найду к тебе подход! И на эмоции меня больше не поймаешь, старый хрыч!»

Он выплеснул недопитый кофе в раковину, сполоснул кружку и ушел к себе в комнату. Достал бабкины письма, перечитал несколько раз и запихнул на дно чемодана.

«Как в колледже учили? “Искусный переговорщик всегда держит фокус на цели”. Моя цель – разобраться со всем этим безумием и свалить обратно в Лондон. И если надо стать пай-мальчиком и потерпеть бабкину любимицу, я готов».

Максим позвонил Виолетте. Она пролепетала, что приедет вечером. Максим чуть не обронил участливое «встретить?», но вовремя спохватился:

«К чему такая галантность, виконт британских островов? – в сознание зудела ревностная мыслишка: – Что в этой Юдановой такого, что бабка повелась? Поет классно. Окей. Мало ли в консерватории певичек?»