Николь Шерзингер

Эту историю рассказал мне один юноша. Вот она. А я перекладываю ее вам.

«Меня зовут Ромка и в эту пору мне стукнуло восемнадцать. Я слонялся по городу в поисках заработка, но мне ничего не нравилось. И вот к нам приехала с гастролями известная певица, дива rnb Николь Шерзингер. Поначалу горели афиши с ее соблазнительным образом, а я гадал как бы сходить хоть издали глянуть на нее. Но я был на мели, в карманах мыши прогрызли дырки. И от того мне становилось тоскливей и тоскливей. Но чудеса есть. Мне повезло и меня взяли в обслуживающий персонал на ее концерт. Я просто набрел случайно на ссылку в инете, поначалу даже не поверил. Позвонил и пришел. Сказали, что проект короткий, но заплатят прилично для того, кто ничего не умеет, а будет находиться на подхвате. Надо сказать, что я чуть с ума не спятил с радости. Исполнялось сразу несколько моих заветных желаний. Подзаработать, Николь увидеть и заполучить шанс может даже поговорить с ней. До этого я долго лазил по Интернету, разыскивая информацию о ней. В ней была намешана даже русская кровь и это было для меня знаком. Я сходил по ней с ума и воображал всякую всячину перед сном. Нет, не причисляйте меня к толпе фанатов, что торчат на блогах и форумах и тоскуют, вздыхают по ней, шлют друг дружке откровенные ее фото, обсуждают, какая же она роскошная красотка и недосягаемая. Я не отношусь к толпе фанатов, потому что она только для меня.

Я стоял у входа. Мне сунули в руки два непонятных шнура. Сказали, что это для включения музыки. С тем и оставили. Я испугался, так как не знал что с этим делать. Сбегал крикнул кого-то. Но все были заняты и никто не отреагировал.

Стою снова со своими злополучными шнурами, разглядываю их, мну в руках.

И вдруг идет она. Прекрасная, в дорогих одеждах. Я чуть в обморок не упал, голова пошла кругом. Так сильно переволновался. Немного слишком на ней было макияжа. Но и за ним прекрасно выступали ее черты знойной шоколадки. По началу мне она показалось чуть старовата для меня. Но пригляделся получше. Нет же, чуть старше меня, и у нее, оказывается, прекрасные серые глаза, а не черные, как кажут по телевизору. Может это линзы. Да и разница в возрасте у нас с ней невелика. Ей вроде бы двадцать шесть.

– Здрасте, привет… – промямлил я. А по голове будто кто-то молотком дубасит.

Она повела в мою сторону голову. По-моему тоже сказала нечто. От нее так и перло очарование.

Не помню уже и как, мне удалось снова оказаться с ней наедине. Наверно, я просто пристал к ней и не отставал. Бросил эти глупые шнуры в сторону и все оказывался поблизости. На других девчонок из ее команды я почти не обращал внимание. Что поделаешь – срасть все затмевает. Я даже начал строить конкретные планы на ее счет.

На нее, видно, подействовало, что я обращаюсь к ней не как жалкий фанат, просящий автографа. Я о нем даже не думал. Я не мог оторваться от нее, как от прехорошенькой девушки. Нет, выразился неярко. Как от божества любви и женственности. И чарующей красоты. Я ждал этой встречи все свои годы как будто. И что странно, мы разговорились.

Она казала мне замысловатые карты мира. Их она получала из спец агенства. Эта сводка гиблых мест земли. Ей интересно знать, куда катится мир. Эта география – ее хобби. Потом говорили о еде. Она сказала, что любит в дорогих ресторанах крапиву. Дедушка русский научил.

– О! – воскликнул я. – Да у меня в огороде на даче все зарасло крапивой. Я мог бы накосить тебе целый ворох!

Уж и не знаю, как сказал это так быстро. Дело в том, что я хоть и учился в школе с углубленным внедрением английского, да только особо не применял его. А тут прорвалось. И откуда-то я понял, что nettle это крапива в переводе. Ах да, она произнесла крапива еще и на русском. «Киряпьива».

Я осекся, поймав себя на том, что обещаю ей почти замужество. Она от души смеялась вместе со мной над моим высказыванием.

Потом я невзначай запел: «Ямайка… яма-а-а-а-каа».

– Что ты поешь? – спросила она.

– Это так, ты ведь родом с Ямайки, – сказал я.

– Да. Где-то там. А заметно?

– Да нет. Даже ни грамма не проступает.

Ее вид вдруг изменился. Она страстно-серьезно поглядела на меня. Оглянулась.

– Ты никуда не торопишься?

Я понял, что меня ждет чудо, о котором я и мечтать не смел. Нет, вру – смел.

– Нет, ради тебя все брошу.

И она повела меня по закоулкам всего этого мероприятия. Туда, где все заканчивалось тремя дверьми. Я подергал. Одна с кроватью и столом была пуста. Но на кровати лежала чья-то черная куртка.

Я подергался в другую. Там был мой наниматель.

– Что ты хотел? – спросил он.

– Ничего.

– Так что? – вышел он.

Мы вдвоем уже скрывались от него в комнате с курткой. Уж лучше это, чем ничего.

Я защелкивал дверь на шпингалет. А он начал рваться.

– Чего ты убежал?

– Товарищ, мне очень надо… Приспичило. Мест других не нашлось. Может съел не то, – я молол напропалую всякую чепуху.

– Кто она? Что за маленькая дешевка? – кричал мужик.

Певица коснулась моей руки. Это значило открой. Я послушно сделал это, глядя в пол.

Менеджер очумел, вытаращив глаза.

– О, а… – выдавил он и утихомирился. Скрылся в своей каморке с ноутбуком.

Николь села на кровать. Я, скидывая шлепанцы, разбирал какой-то хлам, сбрасывал на пол.

И вот она уже облачилась в халат. Я разделся до трусов и майки. Мы легли рядом. Я еще испытывал благоговейный восторг, но уже излучал неистощимое возбуждение тела и духа.

Она оказалась весьма требовательной к себе, но и многообещающе страстной. Сантиметр за сантиметром она распахивала халат, заставляя меня целовать и ласкать ее. Шея, что за дивный запах. Щеки, губы. Потом плечо. Она подняла руку, потому что хотела чтобы я целовал ее подмышки. Изощренное желание. Наконец я увидел ее грудь.

– Только… – и она что-то запретила делать.

Я ничего не слышал и согласно бормотал, а сам делал свое дело. Потом я лобызал ее ноги, бедра. Она как кошка извивалась в неге. Иногда я размышлял сам с собой (что не подобает в таких минутах), что девушке стоило бы чаще мыться. Но это ни в коей мере не остановило меня. Иногда я сравнивал ее со статуей. С красным камнем. Она продолжала что-то мурлыкать мне. Я не верил счастью и показалось, что я сейчас не выдержу раньше времени.

Теперь она казалась мне похожей на Будду. Богохульно для многих слышать такое. Но что поделаешь, я описываю свои впечатления.

Я наслаждался ею таким образом довольно долго и мы не вступили еще в конкретный контакт. Я перестал замечать время и пространство. Даже ощущение комнаты куда-то исчезло. Все плыло. Мне стало мерзко. Как во снах возникло ощущение, что на меня смотрят. Словно видеть себя голым на оживленной улице.

Какой-то парень сделал мне замечание. Я бросил в него камень. Промахнулся, но вызвал его негодование.

– Ах ты! – и он бросился искать калитку в ограде.

А я, хоть и испугался наказания, все не мог оторваться от моей обожаемой. Она все больше походила на красную запыленную статую Будды, лежащую плашмя.

Наконец я завидел парня и как есть (по моему, на мне были даже трусы) сиганул через ограду, забывая осторожность. Страх спас меня. Ноги нашли твердую ровную опору. Я приземлился как кошка и помчался сломя голову, минуя очумелых прохожих и клумбу с крапивой. Стыдно вспомнить, как я оказался дома.

Спросите меня, а как же певица? Что за статуя?

Не знаю. Все было так, как рассказываю. Может меня чем опоили, обдурманили. И не такая она дурочка, чтоб спать со всякими случайными нищими шалопаями. Может и вправду это была она. Превратилась в камень. Может это была ее сумасбродная забава оставлять в дураках, лобызая камень в парке или на кладбище. Но концерт прошел без меня. Я слышал, что большинство из толпы осталось недовольными. Мол, недостаточно шоу, света. А я убежден, потому что никому не удалось остаться с ней так близко, как это удалось мне.» Ромка еще так гордо усмехнулся.

Позже я замечал его на улице то с одной, то с другой девушкой. Он часто их менял.

Я как-то остановил его.

«Знаешь, – ответил он, – я постоянно вожу их сравнивать и ищу тот сквер. И все думаю, вот станет она статуей или нет. Глупо, думаешь. Нет. Ни одна не сравняется с ней. Кажется, я такую уже не найду. Нет таких ощущений. И сквера того тоже нет.»

Он тяжело вздохнул. Не сомневаюсь, ему подсунули какое-нибудь экстази или что посерьезнее. Я постарался представить его не очень радостное будущее. Что он так и останется одиноким развалиной, ищущим перевернутый памятник Будды время от времени с неистовым рвением и постоянством.

От его слов даже мне почудился сладкий аромат духов этой знаменитости. Неужели и я становлюсь звеном этой цепи? Я перестал общаться с Ромкой, но засел в Интернет и первое, что я сделал, это набрал в поисковике «Николь Шерзингер».

Магазин-призрак

Они пришли со своим отцом.

– Ну, что хотите? – спросил он детей, размахивая рукой по витринам. – Рыбки, сырку, фруктов? Говорите.

Дети задумались. К отцу в гости они приходили не часто после развода с их матерью. Значит, надо и выбрать что-то повкуснее: угощает все-таки. Они с матерью живут впроголодь.

– Ну, выбрали, нет? – нетерпеливо подталкивал родитель.

– Подожди, выбираем. Надо пока посмотреть, подумать.

– Ладно, думайте, а я пока отойду за овощами. Рагу приготовим.

Он как-то незаметно улизнул в другой отдел, а брат с сестрой остались у витрины, полной свежей аппетитной рыбы, мяса, колбас.

– А у вас свежая скумбрия есть? – спросила наконец девушка-подросток у продавщицы, стоявшей спиной к прилавку.

Та лениво развернулась и, невидящим взором обводя зал, угукнула.

– Ну свести нам рыбки три.

Продавщица так же лениво потянулась к холодильнику. И подняла голову:

– А может не будете?

– Как это? – оторопели.

– Ну, может, другую рыбу возьмете, не эту?

Они перегянулись.

– А что такого в этой? Другая лучше есть?

– Ну все рыбы как рыбы… Но лучше б вы ее не брали…

Первый раз они видели такую продавщицу. Не хочет продавать. Что за дела?

Встали в тупик, уставясь бессмысленно на шкафчик с полками, полными батонами, душистыми буханками, печеньем, пряниками. По краям красиво висели сушки и бублики.

Вдруг глаз упал и задержался на красивой пышной сдобе. Ромашка, но залитая шоколадной глазурью. Приценились – не дорого. Неизъяснимая сила внутри ребят запросила эту вкусняшку.

– А скажите, – окликнул мальчик все ту же продавщицу, – вы нам вот эту ромашку продать можете?

Он указывал пальцем, готовый сам дотянуться до нее. Вялая полусонная продавщица сняла сдобу и пригляделась к ней.

– Да, свежая. А вот у другой, – сняла вторую и перевернула, – даже сюрпризик взади прикреплен. Съедаешь плюшку, очищаешь шоколадную глазурь и в этих пакетиках, что вот ту пришпилены (указала покупателям на маленькие мешочки в глазури), вытаскиваешь подарочек. Его еще носить можно.

Брат с сестрой стояли как зомби и не могли оторваться от глазированой сдобы с подарками, не понимая, откуда пришло это желание купить ее во что бы то ни стало.

– Берем, – вырвала из рук продавщицы ромашку и уже разрывала ее руками, скомандовав брату заплатить. Протянула ему половину.

Мальчишка протянул деньги, а продавщица, не менее вялая и аморфная, чем раньше, со стеклянно-мутными глазами, вынула из-под прилавка запыленный и пользованный дивидюшный диск в боксе.

– А это зачем? – спросили недоуменно ребята.

– Это рекламный. Остался. Я его бесплатно даю посмотреть.

– И что на нем? – руки потянулись за халявой.

– Ну, на нем вырезки, отрывки из разных фильмов ужасов, фантастики. Смотришь и какой понравится фильм, потом и покупаешь. Так удобно, чтобы все сразу не брать.

Брат с сетрой кивнули. Не успели моргнуть глазом, как продащица, сонно-заторможенно включила проигрыватель и сунула в него диск.

На экране появилась пустая квартира. Кто-то без головы отсоединился от зеркала и ушел по направлению корридора.

Мурашки побежали по коже. Как живое все. Четкое изображение и странный холодок.

Юноша из кино пошел проверить, в какую сторону ушел покойник. Девушка-подросток обернулась: брата рядом не было. Она только услышала, как он в страхе и от неожиданности вскрикнул:

– Тут полон дом призраков!

Она смутилась: как же так? Он там, внутри видео. И тут же сама вошла в комнату за приоткрытой дверью внутри фильма. Пусто. Никого. Бывшая чья-то спальня. Ничего особенного. Старые линялые розовато-кирпичные обои в цветочек. Овальное зеркало. Диван вдоль стены. И все. Скучно.

Девушка обернулась к зеркалу, чтобы кокетливо поправить волосы и лишний раз взглянуть на себя.

– Боже! – вскрикнула от неожиданности.

В зеркале за ее спиной отразился человек. Женщина.

Девушка резко обернулась и заорала пуще прежнего: перед ней, раскачиваясь из стороны в сторону, стоял живой труп-призрак.

Она выскочила в корридор и столкнулась с братом.

– Что это? – в один голос закричали они, теряя контроль над собой и тут только увидели за стеной, как через экран, вялую аморфную продавщицу, глядящую на них по другую сторону телевизора, и витрины с рыбой.

Только сейчас они с ужасом осознали, что оказались внутри фильма, в доме призраков-мертвецов.

А в магазин уже вошли новые посетители.

– Интересная, аппетитная рыба. А скумбрия у вас есть?..

За бутылкой кислорода

Чесноков Сережа смотрел в окно и скучал. Перед ним лежала потрепанная книга по истории за девятый класс. Как была раскрыта на седьмой странице, так и успела пожелтеть. На улице мелькали темные тени призраков и редких проплывающих людей среди глыб льда и моря жидкости.

– Сережа, сынок, ты почему не читаешь? Тебе, ты сам говорил, завтра отвечать, – окликнула далеким голосом Любовь Васильевна и он от ее голоса вздрогнул.

– Не охота. Никто не знает, что случится завтра. Вдруг станет еще хуже и тогда не нужно будет идти в школу.

Эти слова растроили женщину. Она отложила вязанье. Незаметная капля скатилась по щеке.

– Ты ведь знаешь, я вяжу этот свитер уже двадцать лет. Как только свяжу, распускаю, и снова заново.

– Да. Я знаю. Это твое хобби.

Они замолчали. У Сережи не было ни отца, ни братьев, ни сестер. Они с матерью жили только вдвоем. Только его дядя Толя работал на ледово-морском промысле: занимался поиском и выдалбливанием замерзших китов и планктона; и иногда навещал их.

– Школа глупая, – снова произнес он, – зачем нам изучать историю? Все прошло. Ничего не повторится.

– Так надо, сын.

– Кому? Им? Мне? Удивительно, но всего тысячу лет назад было все.

Он снова уныло уставился в окно. Призраки, льды и жидкость. Холод адский.

– Нам на уроках кажут фотографии, которым тысяча лет. И мы сидим и глотаем слезы, мама. Тогда было не-бо, ре-ки, смена се-зо-нов, ле-са, джунг-ли, по-ля, – перечисленное он произнес с трудом, по слогам.

– Вот видишь, – она подошла и погладила сына по голове, – если бы не школа, ты бы не знал этих слов.

– Какая разница. Мы с ребятами их совсем не используем. Эти слова. Мы не знаем их значений. Мы видим эти значения через тысячи пикселей, которые преобразуются у нас в сетчатке в плоские разноцветные пятна. И это называют изображениями на фотографии…

Любовь Васильевна повернулась было к своему креслу, но вдруг чуть не подпрыгнула, что-то вспомнив.

– Сережа, сегодня какое число? Забыл? Сегодня же твой день рождения.

Неопределенное радушие медленно расползалось по его умному худенькому личику.

– Да…

Женщина с увлечением начала планировать:

– Сейчас сходишь в магазин, накупишь всякой всячины. Потом позовем твоих друзей и устроим банкет. Значит так: возьми китового брюшка, сыра, колбасы, тортик, конфет. Фруктики и овощи у нас есть. Пока ты ходишь, я начну готовить…

Все, кроме китового брюшка, выдолбленного из массы соленого льда, именовавшегося в стародавние времена океаном, было синтезировано и выращено в колбах и ретортах. По большей части все это продавалось либо в тюбиках, либо в виде таблеток.

И в силу того, что брюшки были натуральные, это сильно радовало Сережу. Тем более, что это было довольно дорогое удовольствие. За добычей китового мяса следили строго и поэтому и речи быть не могло ни о каком блате через дядю Толю. Все покупалось на кровно заработанное.

– Мам, может ты со мной сходишь? – спросил он, одевая что-то наподобие гидрокостюма.

– Нет, Сереж, ты уже взрослый. Сходи один. Ты же знаешь, что в наше отсутствие в дом могут пробраться призраки или полтергейсты и либо покрушат, либо стащат чего, – она погладила его по голове и он немного скис.

Несколько сот лет назад Земля резко похолодела до минус трехсот градусов и это повлияло на параллельные миры. Они перемешались и проявились. Те, кого мы называем умершими, или призраками, и обитатели иных миров стали жить бок о бок с людьми. И как им и полагается, принялись хамить. Законов не признавали. Людям завидовали. Проникали в их жилища и учиняли беспорядок. Позже был принят пакт о мирном сосуществовании. Но случаи проникновений продолжали иметь место.

– Ну включи поле, – хныкнул подросток.

– Ты же знаешь, мы на всем экономим после смерти твоего папы. А поле съедает солидную долю наших средств. Так что, если я не на работе, лучше уж я буду стеречь дом…

Когда он стоял на пороге, Любовь Васильевна крикнула с кухни.

– Ой, Сереж, еще не забудь купи пару бутылок кислорода. А то нам скоро дышать будет нечем.

Сережа с сеткой-сумкой выплыл наружу. Он продвигался в мутном свете неоновых вывесок в обжигающе-холодном жидком кислороде, покрывшем землю. Люди покупали кислород в бутылках, хотя все вокруг было в нем, как в стародавние времена покупали воду, хотя она капала с неба дождем и текла в реках. В бутылках же продают очищенное.

Холода Чесноков Сережа не чувствовал, потому что у него был новый прогулочный костюм модной марки. Все ребята из класса завидовали ему. Подарок дяди.

У поворота, пропустив пролетевшую тонированную торпеду – это гоняет сынок самого богатого человека в городе, – он наткнулся на сидящего нищего призрака. Старик был прозрачен, черен и никому не причинял зла. Иногда, чтобы выклянчить милостыню, он снимал на потеху прохожим свою голову с плеч и ею жонглировал. Иногда, как на балалайке, бренчал на оторванной своей ноге. Потом, естественно, приставлял ее обратно.

– Привет, старик, – пробулькал мальчик.

– О, Серешшка, здаровааа, – прошелестел звуками призрак.

– Расскажешь, как ты за грибами ходил в лес, монетку дам.

– О, это было тысячу лет назад. На земле росла трава. И деревья, знаешь что это такое? Деревья были ростом с… Большие, высоченные. А под ними грибы… Они после дождя хорошо шли…

Сережа грустно кинул монетку призраку и поплыл, медленно переступая отяжеленными ботинками по мостовой или что-то в этом духе. Он передвигался вдоль домов, похожих на огромные цисцерны из-под бензина, или на парники в Швеции, и смотрел.

На перекрестке мутнел розово-голубой рекламный щит с веселым разудалым белобородым дедом в красном: «Счастливого нового года!» А в круглых узких иллюминаторах кафешки, из которых лился яркий свет, виднелись довольные лица людей. Кто-то пришел со своей девушкой на первое свидание. Кто-то отмечает сдатую сессию. У кого-то день рождения в кругу друзей.

«А ведь мне сегодня стукнуло еще один год с тех пор, как я родился, – подумал Сережа Чесноков, – а я ничего путем не видел.»

В торговом центре было полно народу. Горел веселый дневной свет. Пестрели гирлянды. Звучала «Джингл белл, джингл белл…»

– Дорогие жители города, гости города, призраки города, ну и все, кто выжил, и еще пока живет, – в громкоговоритель звучал шутливый голос, – рад приветствовать вас этим очередным безнадежным вечером у нас в Гранд Складе…»

– Дебильная шутка, – пробурчал под нос Чесноков, снимая в фойе скафандр.

Встав на электрическую каталку, чтобы не разуваться, он медленно покатил в продуктовый отдел.

Выбирая разнообразные тюбики с тортами, он увидел желтый бантик на длинной косичке. Поворот лица…

– Нинка… – прошептал он и как крикнет: – Нинка!