– А что же Вероника Анатольевна? Прислушалась к его словам?

– Совсем нет! В довершение всех бед она перестала доверять и ему тоже. А ведь он предупреждал мать, что Дроздова убьет ее!

– Вот как? Очень интересно. – Прокурор даже потирал руки от удовольствия. – Нельзя ли подробнее? И медленнее, пожалуйста, у нас ведется протокол.

– Конечно. Дело в том, что Иван Васильевич, как семейный врач, был в курсе всех проблем со здоровьем у Вероники. Он неоднократно предупреждал ее о необходимости соблюдать его предписания, в частности, принимать нужные лекарства. А когда отношения между ним и матерью стали портиться, Дроздова взяла в свои руки лечение Вероники.

– Боюсь, я не совсем понимаю. Как это «взяла в свои руки»? Дроздова ведь по профессии юрист?

– Совершенно верно.

– Так как же она могла лечить вашу мать?

Антонина вздохнула:

– Вероника не принимала никаких лекарств из рук доктора. Она требовала, чтобы все ей передавала Дроздова: то есть покупала в аптеке, распечатывала, сверяла дозировку и подавала бутылочку с негазированной водой. Видите ли, Вероника в последнее время была очень подозрительна и пила только воду из запечатанных бутылок. Она боялась, что ее отравят! Так вот все манипуляции с лекарствами проводила адвокат.

– А что же доктор?

– А что доктор? Он предупреждал, что Дроздова путает дозировку. Однажды, когда она в очередной раз перемешала все пилюли между собой, он накричал на нее: «Вы убьете ее!» Но Дроздова даже ухом не повела. Иван Васильевич бросился к матери: «Вероника, голубушка! Эта девица планомерно гробит ваше здоровье. Помяните мое слово, она отравит вас!» Мать сделала вид, что не слышит его.

– Какова была реакция врача, когда все-таки отравление произошло?

– В тот вечер доктор был с нами. Он и констатировал смерть матери. После того как Иван Васильевич сложил на груди Вероники руки, поняв, что ничем больше ей не сможет помочь, он подошел к Дроздовой. «Вы убили ее!» – произнес он четко. Зарыдав, он удалился из комнаты.

Прокурор подал рукой знак свидетельнице помолчать, а затем обратился к председательствующему:

– Ваша честь! Иван Васильевич Пирогов числится в списках свидетелей обвинения. К сожалению, произошло несчастье. Доктор попал в автокатастрофу. В настоящий момент он находится в реанимации без сознания. Будем надеяться, что он все-таки поправится.

Судья кивнул, и обвинитель опять повернулся к свидетельнице:

– Благодарю вас за ответы. Больше вопросов не имею…

– Адвокат Дубровская, ваши вопросы.

– Вопросов нет.

– Благодарю. Кто у нас дальше?

– Владислав Дворецкий, сын погибшей.

На трибуну поднялся мужчина. Положив руки на наклонную доску прямо перед собой, он приготовился отвечать на вопросы прокурора. Согласно анкетным данным, ему не было еще тридцати лет, но выглядел он намного старше. И дело, пожалуй, было даже не в манере одеваться. Напротив, он, по всей видимости, предпочитал щеголеватый стиль: ботинки с какими-то немыслимыми пряжками, джемпер с заклепками, цепи с подвесками на шее. Но под воспаленными голубыми глазами уже набрякли мешочки, что часто бывает у пьяниц и людей, ведущих беспутный образ жизни. У него были рыжие волосы и красноватая кожа. Рот казался вульгарным, был крупным, как у старшей сестры. На лице уже появился двойной подбородок, да и слегка выдающийся вперед живот свидетельствовал о нелюбви Дворецкого-младшего к физическим упражнениям.

– Каковы были отношения между вами и вашей матерью? – последовал традиционный вопрос прокурора.

– Необыкновенно теплые. Мама была самым светлым человеком в моей жизни. – Парень даже всхлипнул для убедительности, но в его словах явно чувствовалась фальшь.

– Как же так произошло, что Вероника Анатольевна не упомянула вас в завещании?

– Понятно как. Вон у той спросите.

Он ткнул пальцем в сторону Анастасии Дроздовой.

– Обязательно спросим. Только сейчас ваша очередь отвечать на вопросы. Что можете пояснить вы?

– Она настроила Веронику против меня. Стерва!

Судья постучал по столу карандашом.

– Попрошу соблюдать такт. Для выражения своих эмоций можно использовать другие, более мягкие выражения.

Влад был явно не согласен с судьей, но спорить не стал.

– Ладно, ваша честь. Скажу только, что это очень… нехорошая женщина. Она наговорила про меня матери кучу гадостей.

– Например?

– Например, что я пристаю к ней, к Дроздовой. Но это неправда! Мне она не нравилась с самого начала. Меня привлекает другой тип женщин, – он облизнул губы. – А попить можно?

– Дайте Дворецкому воды, – распорядился председательствующий.

Секретарь, семеня по полу звонкими каблучками, поднесла свидетелю стакан воды.

Влад пил жадно. Прильнув толстыми губами к пластиковому стаканчику, он пил, как дикое животное, наконец, добравшееся до водопоя. Вытерев губы тыльной стороной руки, он обратился к прокурору:

– Кроме того, Дроздова обвинила меня в краже ее грошового браслета. А ведь когда она пришла к нам, была бедна, как церковная мышь! На кой шут сдалась мне ее побрякушка? Но моя мама, моя самая лучшая мама на свете, не поверила мне. – В его голосе опять зазвучали фальшивые слезы.

Прокурор, предчувствуя, что разговор пойдет по кругу, поспешил сменить тему:

– Вспомните о событиях десятого октября.

– Мама праздновала в этот день юбилей.

– Мне это известно. Расскажите подробнее. Остановитесь на том, что предшествовало отравлению.

Влад пригладил волосы на макушке и вздохнул.

– Было много гостей. Все веселились, и мама тоже. Никто ведь тогда не знал, что произойдет. Бедная мама! – последовал очередной всхлип.

– Факты, пожалуйста.

– Ну, так вот. Часам к двенадцати ночи, когда все гости уже разошлись, в гостиной остались только свои.

– Позвольте полюбопытствовать, кто такие эти свои?

– Все ее дети, прислуга, наш семейный доктор и, конечно же, эта! – он ткнул пальцем в подсудимую. – Я ни за что бы ее не назвал своей, но бедная мама так считала.

– Что было дальше?

– Мы сидели, беседовали. Мама собиралась уже идти отдыхать. Не забывайте, ведь ей исполнилось семьдесят. Она ненадолго закрылась в своей комнате, а потом вышла к нам. «Настенька, детка, – обратилась она к Дроздовой. – Принеси-ка мне снотворного. Боюсь, мне не уснуть после всей этой суматохи!»

– Вполне естественная просьба, не так ли?

– Вот и нам так показалось. Дроздова пошла за лекарством. Что-то долго искала там, на кухне, потом вышла со стаканом воды и какой-то коробочкой в руках. Прошла в спальню к матери, а через минуту она выскочила оттуда. «На помощь!» – крикнула она. Мы кинулись в спальню.

– Что же вы увидели?

– Мать лежала на полу скрючившись. Губы ее посинели. «Доктор, скорее, – закричал я. – Искусственное дыхание!» Пирогов был уже рядом, щупал пульс, заглядывал в зрачки. «Поздно, – сказал он. – Она мертва». А потом повернулся к Дроздовой, она рядом стояла. «Вы – убийца!» – только и произнес он.

– Достаточно, – прервал его прокурор. – Давайте-ка уточним некоторые детали.

– Давайте.

– Кто, кроме подсудимой, прикасался к стакану с водой и лекарству?

– Только Дроздова! Да никто и не мог этого сделать. Мать в последнее время принимала лекарство лишь из ее рук. Кроме того, не забывайте, все мы сидели в гостиной. На кухне была только эта… очень нехорошая женщина.

– А прислуга?

– И прислуга была рядом. Домработница и кухарка сидели за столом. Мы им позволили немного перекусить и отдохнуть после утомительного приема.

– А если предположить, что убийца подложил ядовитую пилюлю в лекарство, а Дроздова, ничего не подозревая, подала ее матери?

– И этот вариант отпадает.

– Почему же?

– Вы не поверите, – глуповато хихикнул он. – Впрочем, даже я сам, когда узнал о предосторожностях Вероники, не верил. Решил, что старушка дожила до маразма. Видите ли, она предвидела подобный вариант. Поэтому потребовала от Дроздовой, чтобы та всегда носила лекарства при себе, в дамской сумочке.

– И что, та никогда не выпускала из рук сумочку?

– Представьте, никогда!

– Даже когда шла м-м-м… в туалет?

– Даже тогда.

– Да уж! – прокурор задумался. – Так что же тогда Дроздова делала на кухне? Ну, если, как вы утверждаете, лекарства она всегда держала при себе?

– А шут ее знает! Может, искала запечатанную бутылку воды. А может, прятала ядовитую пилюлю. Не могла же она это делать при матери.

– Хм! Спасибо. Больше ответов не имею.

– У защитника подсудимой появились вопросы?

– Нет, ваша честь.

– Ну что же, тогда продолжим…

– Артур Плюхин, адвокат. Член адвокатской коллегии «Правозащита».

На трибуне появился низенький коренастый мужчина в классическом костюме с галстуком. Жидкие волосы едва прикрывали лысеющую макушку. Он моментально «сфотографировал» длину ног секретарши, сделал несколько «снимков» наиболее симпатичных участниц процесса, но, когда его взгляд зацепился за скамью подсудимых, лицо адвоката исказила судорога. Он поджал губы.

– Как долго вы знакомы с подсудимой? – подоспел вопрос прокурора.

– С того времени, как ее занесло в нашу контору. Что-то около шести месяцев.

– По вашему ответу незаметно, что вы благодарите судьбу за возможность быть коллегой Дроздовой, – ехидно заметил прокурор.

– Ну, как известно, она больше не является мне коллегой. Впрочем, отвечу начистоту: особых сожалений по этому поводу у меня нет.

– Неужели у вас были столь напряженные отношения?

– Нет, дело не в этом. Просто не люблю людей, которые предпочитают урвать все и сразу, забывая о необходимости трудиться. Для таких, как Дроздова, весь мир – это блюдечко с голубой каемочкой, на котором все разложенные там блага предназначаются только для них самих.

– Как вы оцениваете профессиональные качества подсудимой?

– Да никак! Абсолютно никчемная девица, правда, крайне самоуверенная и нахальная.

– Но у нее, как известно, диплом с отличием.

– Это не показатель. Может, лет так через десять она нахваталась бы практики от опытных коллег, но сейчас ее профессиональный уровень – это ноль без палочки.

– А вам известно, что подсудимая оказывала юридическую помощь известной бизнес-леди Дворецкой?

– Ну, так результат такой помощи нам известен, не правда ли?

– Все же ответьте на вопрос.

– Конечно, я был в курсе и недоумевал, как и мои коллеги, зачем преуспевающей предпринимательнице обращаться за юридическим советом к вчерашней студентке. Но это, если хотите, я расцениваю как старческую блажь. Со всем уважением к потерпевшим, – Артур шаркнул ножкой и послал самую искреннюю из своих улыбок Элеоноре. – Вам ведь известны случаи, когда богатые старики отписывают все свое многомиллионное состояние любимой собачке? Так вот, Дроздова – это вариант такой домашней любимицы, последней прихоти богатой дамы. В отличие от собачки, она может не только тявкать, но еще и говорить. Может принести тапочки и намылить спинку. Однако бедная миллионерша не учла, что домашние животные всегда верны и благодарны, а вот прикормленные люди могут отличаться жестокостью и коварством.

– Вы можете это пояснить?

– Конечно. Я утверждаю, что Дроздова с самого начала планировала убийство предпринимательницы!

– Это, знаете ли, очень смелое утверждение.

– Но тем не менее это факт! Когда в нашу контору явилась эта особа, она имела вид бедной овечки. Скромная, просто одетая. Мы знали, конечно, что она осталась без родственников и находится, так сказать, в «финансовой дыре». Признаюсь, мы все хотели ей помочь. Даже я приложил к этому немало усилий, – адвокат скромно потупился. – Она отвергла нашу поддержку, а когда ее под свое крыло взяла госпожа Дворецкая, девица преобразилась до неузнаваемости. Стала заносчивой, неприступной.

– Вы можете подтвердить это фактами?

– Конечно. Она перестала со мной здороваться, а перед другими коллегами всячески демонстрировала свое превосходство.

– Все же вернитесь к тому, как Дроздова планировала убийство.

– Ага. Ну, так вот. Комната, в которой сидят у нас несколько адвокатов, вполне просторная. Но работать, знаете ли, не совсем удобно. Что говорит один адвокат – известно всем. Тут уж шила в мешке не утаишь. Так вот эта Дроздова заявила однажды коллегам, что скоро станет очень богатой.

– Она не сказала почему?

– Вот и мы поинтересовались, где у нас раздают большие деньги. Может, стоило побежать и стать в очередь, – с претензией на юмор заявил Артур и посмотрел в сторону подсудимой. Та упорно рассматривала линолеум на полу и абсолютно не реагировала на выпады свидетеля. – Так вот Дроздова хитренько улыбнулась и заявила, что эта информация пока секретна. «Может, тебя ждет богатое наследство?» – спросил кто-то из нас. «Может быть», – ответила она. Кто бы мог тогда подумать, что это не розыгрыш? Потом она взяла в руки телефон и записную книжку. Первый звонок, как мне помнится, она сделала в агентство недвижимости и попросила подготовить ей информацию о продаже помещений под офис. Удивительно, но она потребовала самые дорогие варианты в центре. «Цена не имеет значения», – небрежно бросила она. Потом Дроздова позвонила еще в одну фирму и попросила к телефону ведущего дизайнера, заявив, что хочет заручиться его помощью. Ее интересовали самые дорогие образцы мебели для кабинетов. Что-то она плела про английский стиль, который обожает. Окончательно «добила» она нас звонком в имидж-студию. Там, видите ли, ей должны были разработать концепцию ее делового образа, а также бренд ее собственной юридической фирмы: стиль одежды, всякие там логотипы, визитки, фирменные бланки… А еще она требовала какие-то ковры с вензелями, рекламную кампанию в СМИ и собственный сайт.

– Скажите, а Дроздова могла позволить себе подобные траты, исходя из той заработной платы, которую она получала?

– Никоим образом. Максимум, что она могла себе приобрести, так это канцелярские скрепки, – охотно отозвался Плюхин. – Правда, мне известно, что Дворецкая положила ей две тысячи долларов в месяц. Но согласитесь, этого ведь недостаточно, чтобы скупить весь мир!

– Думаю, что нет. Так где же, по-вашему, Дроздова собиралась взять деньги?

– Из завещания предпринимательницы, конечно!

– Благодарю, вы мне здорово помогли, – улыбнулся прокурор.

– Всегда готов прийти на помощь…

– У адвоката Дубровской будут вопросы?

– Нет, ваша честь.

– Дальше…

– Родионов Николай Иванович, нотариус.

Маленький мужичок с портфелем под мышкой вид имел встревоженный. Глаза за толстыми стеклами очков беспокойно бегали по сторонам. Он боялся большого скопления представительных людей: судьи в черной мантии, прокурора, судебных приставов и конвоя. Герб на стене и трехцветный государственный флаг за спиной председательствующего, решетка перед скамьей подсудимых, высокие своды зала судебного заседания – все приводило его в священный трепет, граничащий с обморочным состоянием. Даже старая овчарка, мирно дремавшая на сапоге конвоира, казалась ему символом величия судебной власти, способной отправить его на лесоповал, даже не уточнив, за какие грехи.

– Как можно охарактеризовать ваши отношения с погибшей? – спросил прокурор.

– Сугубо деловые, – негромко ответил нотариус. – Госпожа Дворецкая, занимаясь предпринимательской деятельностью, частенько обращалась ко мне для составления различного рода документов и удостоверения сделок…

– Нас больше интересует завещание госпожи Дворецкой. Этим также занимались вы?

– Конечно. За годы сотрудничества между мной и Вероникой Анатольевной сложились доверительные отношения.