Часть первая. Наташа и Андрей

Наташа, пока без Андрея

Меня записали на фигурное катание из-за слабой ноги. В четыре года мне вырезали опухоль из-под колена. Врачи предупредили родителей, что если мне не сделать операцию в детстве, я, когда вырасту, ходить буду плохо. Как бы я потом ходила – неизвестно, но из больницы я вышла хромой. После операции полагалось двигаться, но я так себя берегла, что все время лежала. Кончилось тем, что папа носил меня на руках – сама я уже не ходила. Мама пришла в ужас: ушел ребенок на неделю в больницу, ушел своими ногами, а вернулся – ходить не может.

История с операцией происходила летом, к осени я все же начала ходить, а в декабре мама отвела меня на фигурное катание. Ей порекомендовали, чтобы ребенок занимался спортом на свежем воздухе. На выбор вида спорта, возможно, повлияло то, как я смотрела по телевизору выступления фигуристов. Я обмирала – так мне нравилось. Сама же я каталась на двухполозных коньках, привязанных к валенкам, на пятачке, который папа расчищал от снега в нашем дворе.

Мы жили в Теплом Стане – районе на окраине Москвы, тогда еще совершенно пустынном. Наш двор образовывали всего три двухэтажных каменных дома, принадлежавших Министерству морского флота. Рядом находилась радиостанция, где мама работала радисткой Севморпути, принимала сообщения с зимовок и полярных станций, правда, это было еще до рождения моего и брата.

Папа родился и вырос в Сибири, в небольшой деревушке под Барнаулом. В 1943 году, достигнув призывного возраста, он ушел на войну и воевал до самой Победы. Имеет медаль «За взятие Кенигсберга», орден Красной Звезды, орден Отечественной войны и медаль «За боевые заслуги». Он всю жизнь проработал в системе профтехобразования. Сначала преподавал в ПТУ, потом стал его директором, в конце концов занял должность начальника Управления подготовки рабочих кадров на производстве, а в 2008 году издал книгу мемуаров «И перед ликом суровой эпохи…».

В нашей семье две совы и два жаворонка. Совы – мама и брат, а мы с папой – жаворонки. Я всегда провожала его на работу рано утром, а позже он готовил мне завтрак перед ранними тренировками. Кстати, первый спортивный опыт я приобрела, занимаясь с папой. По утрам мы бегали на озеро в нашем лесу, а потом выбирались на длительные велосипедные прогулки. Тогда уже брали с собой и брата.

И здесь я хочу сказать, какая дружная у нас была семья, как мы любили друг друга. Однажды мы с мамой, как всегда, сидели у окна и ждали папу с работы. Мы всегда с точностью до минуты знали, когда он должен прийти. И вот, когда папа появился из-за поворота, я закричала на всю квартиру: «Мама, мама! Наш принц идет!» И я счастлива, что мой принц до сих пор с нами…

Накануне моего пятилетия – я родилась шестого января – папа и мама купили мне коньки и ботинки и повезли в Лужники, в оздоровительную секцию. Опробовать коньки на домашнем катке не дали, видимо решили, что я сразу встану и поеду. Мы, как там выяснилось, опоздали, все дети уже катались, к тому же они были старше меня – шестилетки.

Тренер сказал: «Пусть девочка покажет что умеет». Я гордо вышла, ничуть не сомневаясь, что закружусь сейчас, как мой кумир, тогдашняя чемпионка мира Людмила Белоусова, и… даже не упала – рухнула. Еще лежа, я заявила, что заниматься здесь не желаю. Тренер отвел мне месяц испытательного срока: если догоню ребят – оставят, нет – придется записываться осенью. Моя спортивная карьера увядала, не успев расцвести. Но мама, похоже, поставила перед собой цель, чтобы я не только не хромала, но и стала фигуристкой. Кто-то ей посоветовал: чтобы научиться хорошо стоять на коньках, я должна ходить на них по резине. От этих упражнений болели ноги и кататься уже совершенно не хотелось. «Мама, я все буду кушать, только сними с меня эти ботинки». Несмотря на мои мольбы и то, что, конечно, родители меня очень жалели, папа по-прежнему заливал и чистил домашний каток, а мама заставляла заниматься. За месяц она научила меня делать «елочку», «пистолетик», «цаплю» и «ласточку». Сама все это продемонстрировать она не могла, но внимательно следила, как учат других детей. Так что азам меня выучила мама, но и я оказалась не без способностей, быстро все схватывала.

Через месяц в Лужниках меня поставили в середину группы, прошел еще месяц – я уже стояла первой. Мне так понравилось (и с тех пор всегда нравилось) считаться лучшей, что в своей группе я соперников уже не имела. Через три года – мне уже шел восьмой год – Антонина Ивановна Карцева, тренер не оздоровительной, а настоящей спортивной секции, взяла к себе двух девочек – мою подругу Люду Кружалину и меня. Я так старалась, что меня невозможно было не отметить. Группа Антонины Ивановны называлась «Школа высшего спортивного мастерства». Как я гордилась этим названием!

Казалось, все счастливы, и прежде всего мама, но у меня нашли искривление позвоночника, и врачи запретили мне заниматься фигурным катанием. Впрочем, и езда в Лужники из Теплого Стана подорвала наш энтузиазм, было очень тяжело. Каждый день после школы я сперва делала уроки, а потом в четыре часа мы отправлялись на тренировку. Выгнать меня со льда никому не удавалось, я кружилась на нем до девяти. В десять мы доезжали с мамой на метро до «Университета» (станции «Юго-Западная» тогда еще не было), оттуда на одном автобусе, потом, с пересадкой, на другом добирались домой. Время подходило к полуночи. А утром в школу, которая тоже не рядом с домом – до нее ехать больше получаса. Когда же нас пускали на искусственный лед, а это было ближе к ночи, то возникала проблема: как домой добираться? На такси? Но где взять денег, чтобы разъезжать на такси? Впрочем, такой выход из положения в семье даже не обсуждался. Больше всего я не любила дорогу домой, я засыпала стоя, держась за маму, а она меня вела, сажала, поднимала…

Но когда выяснилось, что на каток мы больше не поедем, я плакала и бастовала.

Неделю в Лужники не ездили, потом друг на друга посмотрели: поедем? И поехали.

Мама после родов долго болела, получила инвалидность, она нигде не работала и, сопровождая меня на тренировки, могла хотя бы побеседовать с другими мамашами. Человеком мама была общительным, но жила только нами, только семьей – это всегда нелегко.

Мой старший брат Петя занимался плаванием там же, в Лужниках, меня еще и к нему в секцию воткнули, так что все мои детские годы прошли на Центральном стадионе имени Ленина. Кстати, к плаванию я оказалась совершенно неспособна. Меня много учили, но все, что я освоила, – держаться на воде и не тонуть. И по сей день я лучше плавать не стала и не люблю ходить в бассейн, не получаю от воды удовольствия. А брат еще долго ходил на тренировки, но в один прекрасный день сказал: «Мам, мне велели больше в бассейн не приходить». – «Почему?» – «Там надо первым приплывать, а я и последним успею». У нас с братом разница в два с половиной года. Мы с ним внешне похожи, почти на все жизненные проблемы у нас одинаковый взгляд, но действуем мы с ним совершенно разными методами, Петя обстоятельный человек, если он собирается в чем-то оказаться первым, то ему в отличие от меня совсем не обязательно для этого торопиться…

Попав к Антонине Ивановне, я стала членом общества «Локомотив». Теперь на искусственном льду я занималась регулярно, но в Сокольниках, на другом конце города, а тренировки на естественной площадке проходили в Черкизово, еще дальше, что, возможно, и хорошо для испытания характера. Дворец в Сокольниках был большой, но очень холодный.

Почему я не пыталась попасть в ЦСКА? Дело в том, что у меня уже тогда был комплекс: я имела, выражаясь профессионально, «минус старт», то есть на тренировке каталась лучше, чем на соревнованиях. К тому же я не сомневалась, что у меня «сухие», негибкие ноги, так как при приземлении после прыжка часто падала. Такое чаще всего происходит от плохой выучки, но я почему-то была уверена в своем физическом несовершенстве. «Да, – говорили, – девочка хорошая, но…» Я считалась способной фигуристкой, но на соревнованиях действительно все время падала. Не то что вообще не поднималась со льда, но сосредоточиться на важности события не получалось. Но несмотря ни на что, я считалась у Антонины Ивановны лучшей.

В то время фигурное катание еще не достигло своего пика, когда чуть ли не все родители бросились записывать своих детей в секцию. К ЦСКА, например, в дни приема даже близко подойти было невозможно. Рядом с Антониной Ивановной занималась со своими учениками Елена Владимировна Васильева, одна из старейших тренеров фигурного катания в стране. У нее тренировались знаменитые Шарапова с Евдокимовым, члены сборной, корифеи. Одно время я каталась в старых ботинках Шараповой, не помню, как они ко мне попали. Мне казалось, что я сразу даже прыгать в них начала, как только надела. Кстати, несколько лет у нас в Театре ледовых миниатюр работал их сын Артем, он не только отличный фигурист, но и прекрасный акробат.

Тогда же начали организовывать спецгруппы. В женском одиночном катании ведущей оказалась не школа ЦСКА, – это произошло позже – а группа девочек, с которыми занимался Эдуард Георгиевич Плинер. Чтобы попасть к Плинеру, нужно было сдать настоящий экзамен. Меня в эту группу не приняли, хотя я стала кандидатом в мастера спорта уже в пятнадцать лет. К Эдуарду Георгиевичу я попала только через год, уже выступив на взрослом первенстве страны.

В те годы из-за недостатка льда мы занимались и с танцорами, и с парниками в одно время. Андрюша Букин с Ольгой Абанкиной считались в «Локомотиве» первыми в танцах среди юниоров, я – в одиночном катании. Правда, они и на юниорском чемпионате страны заняли первое место, а я четырнадцатое. Ах как мне хотелось хоть раз оказаться на первом месте, но в юности я не побеждала. На своем первом взрослом чемпионате я стала предпоследней, а последнее место заняла Оля Воложанская. Лишь раз, когда уже занималась у Плинера, я победила на юниорском Кубке, но тогда не выступала Лена Водорезова.

Занимаясь у Антонины Ивановны и любя ее, я все же мечтала попасть в группу Плинера. Я считала, что чемпионкой меня может сделать только он. Он знает, думала я, то, чего другие не знают; он – тот тренер, который научит меня прыгать так, как прыгает его ученица Люда Баконина, чемпионка СССР.

Антонина Ивановна не подпускала учеников к себе близко. Она не относилась к тем тренерам, у которых можно дома чаю выпить. Она скорее школьный учитель. Ведь обычно учителя вне школы – загадка для учеников. Я ее уважала и побаивалась. «Антонина Ивановна идет!» – и душа тут же начинала трепетать. У меня остались добрые воспоминания о годах занятий с ней, понимавшей, что я должна пойти дальше, и поэтому не привязывавшей ни меня к себе, ни себя ко мне; ведь разрубать такие узлы потом очень больно. Антонина Ивановна работала безупречно, но без больших заслуг в спорте, она жила другим. Вышла замуж, родила и год не ходила на работу. Вот когда меня помотало: то пустят на лед, то не пустят, то кто-то потренирует, то никто не посмотрит в мою сторону. Со мной тогда возилась хореограф Галина Евгеньевна Кениг.

С Олей Абанкиной я познакомилась намного раньше, чем со своим будущим партнером Андреем Букиным. Оля тоже начинала как одиночница. Она выглядела всегда такой аккуратненькой: с гладко зачесанными волосами и хвостиком, стройненькая, толком не прыгала, но носочек тянула идеально, за это ее, наверное, и определили в танцы. Оля перешла в «Спартак», и какое-то время я ее не видела. А потом нам, одиночникам «Локомотива», выделили лед на лужниковском «Кристалле», и мы вновь встретились. Сейчас все живут раздельно, а раньше – коммунальная квартира: на одном катке – «Зенит», «Спартак», «Локомотив»… Народу – тьма. Мы приходили заранее, ждали своей очереди. Одиночники, пары, танцы – все вместе. Всё обсуждается. «Вон Абанкину в пару с мальчиком поставили». И я вижу пару, где партнерша на полголовы выше партнера, а партнер – Андрюша! Потом он вымахал будь здоров, но тогда казался маленьким. Возможно, они были и одного роста, но девочка всегда выглядит выше. Мне тогда исполнилось девять, им – по двенадцать.

Позже они вместе с тренером снова оказались в «Локомотиве». Андрюше и Оле шел семнадцатый год, мне было четырнадцать. Они много ездили на юниорские соревнования, даже за границу. Пара Абанкина – Букин стала привычным сочетанием. Раз Андрюша умудрился за рубежом сломать руку, по-моему, на показательных выступлениях в ГДР, и почему-то все на него обиделись. Всю жизнь на него обижаются, а он, бедный, терпит.

Мы стали вместе ездить на сборы. Ольга, строгая и спокойная, жила всегда со своей подружкой (они до сих пор дружат) озорной Леной Бучиной. Люда Кружалина, с которой я не расставалась, заболела, на сборы не попала и потом совсем ушла из спорта. Я всюду теперь ходила с Ирой Пеликан. Очень важно, когда ты редко бываешь дома, особенно в детстве, иметь друзей в команде. Одному на сборах прожить трудно, с ребятами из команды ты видишься чаще, чем с родителями, именно друзья знают твои детские секреты, они тебя утешают, они твоя опора.

Мы все крутились вокруг Лены Бучиной. Ленка – смешная и компанейская, нас всех объединяла. Ольга заплетала мне косы, Ленка раскраивала штаны, чтобы я шила их на руках. Тогда в моду вошли расклешенные штаны, у кого они есть – тот человек. Ольге, помню, сшили желтые брюки. Она высокая, длинноногая, такая складная, они на ней классно смотрелись. Мне – красные с черными полосами, я в них сразу себя лучше чувствовать стала (мне всегда казалось, что вокруг красавицы, одна я выгляжу ужасно), а Ленка себе сшила ярко-красные. Занимались мы производством модных брюк то ли в Саратове, то ли в Первоуральске. С тех пор я пристрастилась на сборах шить. Дома строчила на машинке, но на сборах – только на руках. Последние годы в спорте я больше занималась вышиванием. Ручная работа очень успокаивает.

Андрей в нашей девчачьей компании никогда не появлялся. Потом я заметила, что они с Ольгой по льду все время в обнимку ездят. Закончат элемент, он руки с ее бедра не снимает. Мы смотрели на них с большим восторгом, ребята только-только скатались и стали друг на друга очень похожи (позже нам с Андреем тоже говорили, что мы как брат и сестра, наверное, это общий эффект, как походка собаки напоминает походку хозяина), оба светловолосые, длинноногие, он в синих брюках, она в такой же юбочке, и оба в ярких цветастых рубашках. Они в отличие от многих всегда были со вкусом одеты и на льду выглядели очень привлекательно.

Представить Ольгу и Андрея порознь казалось невозможным. Когда мы с Андреем встали в пару, мне все время казалось, что где-то рядом с нами присутствует и Оля. Она действительно сначала приходила на наши тренировки, но я видела: спокойствие ей дается нелегко.

То, что у Андрея тогда сложилась с Ольгой крепкая семья, стало хорошей основой и наших отношений. Мы с Андреем первые годы вообще не ссорились, что никогда не удается тем, кто не расстается и после тренировок. Позже, ближе к концу спортивной карьеры, с Андреем стало труднее: возраст, усталость. Интересно, что Игорь в своей профессиональной труппе начал кататься в паре, поэтому быстро разобрался, что значат отношения в дуэте и как трудно их сохранить. Надо иметь характер и душу, а более всего – такт: общение в паре – во многом семейное общение. Правда, семью поддерживают такие мощные опоры, как интимные отношения и, что не менее важно, общие материальные средства.