Мой муж, похоже, обладает каким-то даром предчувствия. Иначе как ещё объяснить то, что происходило на следующий день после родов, – я не знаю. Он приехал на следующее утро. Перед въездом в роддом расположен большой цветочный рынок. И каждый папа новорождённого сначала покупает цветы, а затем едет к новоиспеченной мамочке. Ну даже хотя бы для того, чтобы потом не возвращаться за ними. Так же делал мой муж во время моих первых родов. В тот первый раз даже цветы мне принесли быстрее, чем муж прокричал моё имя под окном роддома.
Сейчас же всё было иначе. Он словно почувствовал, что что-то произошло. Утром Виталий позвонил с работы в роддом и спросил, родила я или нет. По телефону ему бодрым голосом сказали, что всё хорошо, родился сын (перепутали, видимо, с другой счастливой роженицей), и даже назвали вес и рост: 3800 г, 53 см. Я, кстати, до сих пор не уверена, что это были наши данные, потому что моего сына никто не измерял и не взвешивал, его почти сразу унесли…
Муж, несмотря на всю эту счастливую информацию, всё равно сначала проехал мимо цветочного рынка ко мне под окна роддома, чтобы убедиться, что всё реально хорошо, и только потом, после подтверждения, решил, что будет покупать мне цветы. Тогда ещё не было сотовой связи, и о том, что произошло, он ничего не знал. И это сообщить ему, тем более ночью, я никак не могла. Виталий крикнул с улицы моё имя, я выглянула в окно и сильно помотала головой в знак отрицания, моё лицо к утру было сильно зарёванным. Этим жестом я попыталась показать, что то, что случилось, – ужасно. Он кивнул, опустил плечи и дальше всё пошел узнавать уже сам. Его почему-то, в отличие от меня, сразу провели к врачу, который занимался нашим сыном и всё о нём знал. Мне до этого момента, как я ни уговаривала и ни просила, ребёнка показать отказывались и ничего по-прежнему не рассказывали. Просто говорили, пока нельзя к нему, и всё. Через время Виталий вернулся и снова крикнул меня под окнами. Распахнув окно настежь, я услышала с верхнего этажа то, что он мне прокричал:
– Наташа, сын в реанимации, спускайся по лестнице в цокольный этаж. Я договорился, нас к нему проведут.
По лестнице я бежала стремглав. Оказалось, что сын ночью попал в реанимацию, ему сделали переливание плазмы, из-за того, что ночью он был на грани жизни и смерти. Той самой ночью, которой я рыдала и молилась, чтобы он остался жив. Как сказали врачи, переливание плазмы в этом состоянии переносит не каждый взрослый, однако ребёнок справился и остался жив. Не знаю почему, но ничего из произошедшего с сыном ночью до этой минуты в реанимации мне не сообщали и, похоже, не собирались.
Муж сумел договориться о том, чтобы меня тоже пустили, наконец-то, к ребенку, поэтому, когда я спустилась в цокольный этаж, за мной пришли и проводили в детскую реанимацию. Только там мы смогли обняться и встретиться лицом к лицу с нашей новой кошмарной реальностью. И это была первая и самая важная поддержка для меня за эти ужасные сутки. В этот момент Виталий и рассказал мне о том, что именно происходило с сыном этой ночью. Затем к нам подошел мужчина-реаниматолог и проводил в отделение реанимации новорождённых. Он объяснил всё о состоянии сына и о том, что надежда, что он останется жив, есть, раз уж он сумел пережить эту самую тяжелую для него первую ночь.
Мы прошли в отделение реанимации новорождённых. Сын лежал в кювезе, такой крохотный… Я увидела его впервые! Расправленные, худющие ножки, не скрученные и прижатые к груди, как у всех младенцев, а просто расслабленно расставленные по сторонам, в не по размеру больших, непонятно откуда взявшихся шерстяных носочках. На голове была вязаная шапочка, тоже непонятно откуда на нём оказавшаяся. Он спал. К нему были подключены множество трубок, и почему-то нижняя челюсть была так сильно запавшей вниз, что весь его вид был от этого невероятно беззащитным и ни на кого не похожим. Словно он из другого мира.
Не знаю, что переживал в душе мой муж всё то время, пока я была в роддоме, но для меня это было сплошным кошмаром. После родов у меня произошло сгущение крови, и уже после этого похода в реанимацию днём я начала терять сознание и по стенке стала сползать в коридоре. После чего меня подхватили врачи и стали делать капельницу. Снова лежать привязанной проводами, с невозможностью встать, когда рядом воркуют со своими здоровыми малышами молодые мамочки, было настоящей мукой, которую оставалось лишь молча терпеть.
Мой грустный муж приезжал ко мне каждый день. В один из них он приехал вместе со своей мамой. Она стояла в чёрном платочке на голове, как на похоронах… и без остановки рыдала внизу, не говоря ни слова, лишь вытирая слёзы уголками платка. Так они и пошли безмолвно обратно в машину. И это тоже разрывало моё и без того уже в клочки разорванное сердце и душу…
На второй день я вспомнила, что моя собственная мама рассказывала мне когда-то давно, что мой родной брат родился с проблемами глаз. Другой связи не было, а в роддоме стоял таксофон, и я спешно стала звонить. Она выслушала, а затем ответила, что это было совершенно другое, да и глаза у него есть и со зрением всё в порядке, да и вообще проблема в итоге была с ушами. А то, что описываю я, никак не похоже на историю брата. Позже врачи мне передали, что бабушка приходила в роддом и всё узнавала, что с ребенком, ей даже что-то рассказывали, но мы с ней там не встречались, не знаю почему.
Эта беременность протекала обычно. Настолько обычно, насколько вообще может протекать вторая беременность. Ты уже вроде бы все знаешь, ко всему готова. Встала вовремя на учет в женскую консультацию, как положено по правилам, до пяти недель. Сдала анализы, консультации все прошла, всё стандартно, всё как всегда.
Мы были самой обычной семьей: работали на градообразующих предприятиях обычными служащими. Первый сын родился в новогоднюю ночь, и это было самое необычное, что с нами происходило на тот момент.
Во время наступления второй беременности мне было 22 года, получается, родить должна была в 23. Совсем ещё ребенок сама, как я вижу это теперь. В этом возрасте жизнь прекрасна и безоблачна, и по ощущению, ты словно обладаешь бесконечным запасом времени, впереди только неведомая даль нескончаемо длинной и исключительно прекрасной жизни. Сплошное ожидание счастья.
Первая реакция на вторую беременность у мужа была вполне понятна:
– Ты уверена, что нужно рожать ещё? Мы же еще с первым на ноги не встали, да и денег постоянно не хватает.
И конечно же, он был прав. Если бы не его мама Валя, которая украдкой приносила и складывала нам в холодильник продукты, порой давала и деньги, от которых мы старались отказываться как «взрослые», совсем не знаю, как бы мы прокормили первого сына, не то что уже ожидается второй.
Денег не было совсем. Но мы как-то умудрялись и жить, и питаться, и даже одеваться. С рождением первенца стало, конечно, намного сложнее, но мы старались справляться и не унывали от постоянного безденежья. После первых родов у меня не было молока, и приходилось покупать импортную смесь, так как только на неё у старшего сына не было аллергии. И на неё уходила вся зарплата мужа, получать ещё откуда-то деньги не было возможности. Зарплаты ровно рубль в рубль хватало на то количество банок, которое было нужно на месяц сыну.
Мама Валя втайне оплачивала коммуналку и приносила разные домашние заготовки, которыми мы и питались. Благо были стройными, ели мало и многого нам было не нужно. Мне с работы платили сущие копейки, тысячи полторы рублей, этого и на памперсы-то не хватало. А декретные все ушли на то, что необходимо ребёнку с самого начала: коляску, кроватку, пелёнки, вещи и т. д. Но так жили многие в то время, и мы совершенно не думали ни о каких деньгах. Нет их, и ладно. Мы и без них считали себя абсолютно счастливыми. Виталий работал водителем и после работы старался взять подработку, подкидывая кого-нибудь голосующего за деньги, выполняя работу таксиста. Так и перебивались, радуясь каждой копейке.
Несмотря на все опасения мужа, на его предчувствие, что не стоит ещё раз так быстро снова обзаводиться уже вторым ребенком, именно я решила, что будем рожать, раз Бог дал. Так уж вышло, что воспитывала меня не мама, а бабушка с дедом. И именно бабушка с самых маленьких моих лет мне крепко-накрепко вдолбила мне в голову: «Никогда не делай абортов! Это самый большой и страшный грех». Вдолбила она мне это настолько железобетонно, что никаких абортов я никогда не делала и в тот раз не стала бы. Единственная причина, которая могла меня к этому подтолкнуть, – это вердикт врачей о том, что с ребёночком не всё в порядке. Но этого не произошло, а значит, будем рожать.
Мы долго никому не говорили о нашей второй беременности, не хотели говорить даже родителям, пока живота не видно. Словно боялись сглазить или услышать схожие сомнения, даже уже и не помню почему. Решили не говорить, и всё. И когда на 11-й неделе беременности мне вдруг стало очень плохо, поднялась высокая температура, знобило, было физически плохо, мы всё равно никому не сказали. Вызвали скорую помощь. Врачи осмотрели и, узнав о малом сроке беременности, сказали дословно: «На таком сроке мы ничего делать точно не будем, разотрите всё тело водкой и обмахивайте полотенцем. А как температура спадет, прикладывайте варёные тёплые яйца на крылья носа, чтобы предотвратить развитие ОРВИ и насморка»… Странные советы, ни до ни после я рецепта про яйца ни от кого не слышала, но сделали мы всё, как нам сказали.
Мама Валя словно почувствовала и позвонила в тот вечер, прямо во время визита скорой. Мы ответили, что я приболела, она назвала лекарства, которые нужно пить от температуры, и пожелала выздоровления. Мы, естественно, не покупали никаких лекарств, так как врачи скорой сказали, что всё противопоказано и при беременности нельзя ничего из этого принимать.
По стечению обстоятельств это был вечер пятницы и врача из поликлиники вызвать вечером этого дня было невозможно, просто потому что вызываются они только по рабочим дням и только с восьми утра, на остальные случаи есть скорая, а она у нас уже была…
А в понедельник всё прошло. Словно и не было никакой болезни и недомогания. Совсем. И врача хоть и вызвали, по сути, она уже была не нужна. Поэтому поставив «дежурный» для дежурного врача диагноз «ОРВИ», она удалилась восвояси с чувством выполненного долга. Конечно, произошедшее нас очень испугало и на первом же приеме у участкового гинеколога, где я состояла на учете, я поинтересовалась о том, какие дополнительно можно сдать анализы, чтобы знать, что всё с ребенком в порядке. Мне назначили УЗИ и что-то ещё стандартное. Всё показало норму. Я, кстати, и сейчас, спустя много лет, помню это УЗИ. Меня удивило, что живот был каким-то квадратным комочком. Именно квадратным, чётко очерченным, словно не хватает вод и прощупываются части тела ребёночка. Но опыта после первой беременности у меня не хватило, чтобы как-то этому изумится или удивиться. Врач посмотрела и сказала: «Норма». Значит, всё ок.
Однако лёгкие предчувствия, что не всё в порядке, периодически настигали и меня. Поэтому я особенно ждала каждый из анализов, которые должны были сказать, в норме ли развитие ребёнка. В 16 недель у меня взяли анализ крови, который должен говорить врачам о том, есть ли серьезные патологии у ребенка или нет. Полученный результат был не совсем обычным: верхняя граница нормы. Я спросила:
– Это точно означает, что всё в порядке?
Врач ответила:
– Есть границы «от» и «до», у вас самое последнее число «до», если бы было на одно число больше, то значит не в порядке. А так хоть и верхняя граница, но все-таки норма.
Как раз в процессе ожидания результата данного анализа я слетала в Питер на сессию. Даже без денег мы умудрялись ещё и оплачивать учебу и перелёты для получения высшего образования. В этом помогал деньгами мой папа и, конечно же, мама Валя. Там в Питере мы много говорили с моей подругой Региной о наших с мужем странных предчувствиях и что я с опаской ожидаю именно этот анализ. Но после приезда, получив результат «норма», я снова успокоилась на некоторое время.
В течение беременности был и ещё один настораживающий эпизод. В 22 недели у меня на работе начались сильные боли в животе. Вызвали скорую. Мне поставили диагноз «угроза прерывания» и положили в больницу на сохранение. Шейка матки была чуть приоткрыта, поэтому, чтобы удержать ребёночка, мне поставили «кольцо», гинекологи и рожавшие, кому ставили, знают, что это. Оно блокировало любую угрозу выкидыша и гарантировало, что беременность я дохожу столько, сколько нужно. Но меня очень испугали слова одной из женщин, с которой я лежала в одной палате:
– Девочки, но ведь если угроза прерывания происходит, значит, организм хочет сам избавиться от ребёнка, может, что-то с ним не так?
Ей никто не ответил, хотя смутило это многих. Я тоже отогнала эти мысли, восприняв эту женщину как слишком тревожащуюся, и решила доверять только врачам. В больнице на сохранении мне было лежать тяжело. Палаты прекрасные, соседки и врачи тоже. Просто почему-то охватывала постоянная паника и очень хотелось домой, что было вполне объяснимо, так как старший сын Никита был ещё совсем маленьким и я очень скучала по нему и мужу.
День выписки был словно праздник. Больше на сохранение меня не укладывали, всё проходило, на первый взгляд, благополучно. А из того, что пугало и смущало достаточно часто, – было исследование на доплер для сканирования сердцебиения ребёночка. Во время него беременная лежит на боку, подключают датчики и нужно нажимать на кнопочку, когда ребёнок пошевелится. У меня не было момента этих нажатий и шевелений. Я много раз говорила об этом разным врачам: «Нормально ли то, что мой ребёнок практически не шевелится?». Ответ был таким: «Радуйтесь, мамочка, спокойный у вас будет ребёночек, не то что у некоторых, наяривают в животе, спать не дают»… Ну нормально, так нормально. Ходим дальше.
На протяжении всей второй беременности мне делали огромное количество комплиментов о том, как я прекрасно выгляжу. Помню один из них, как сейчас: гинеколог с участка, выглянув из кабинета, сказала:
– Нуууу, наша беременная совсем как не беременная и красивая такая…
Ни токсикоза, ни отеков, ни одышки и лишнего веса, просто идеальная беременность. По моему ощущению, действительно, словно не беременная, просто к указанному сроку живот начал понемногу расти. Но совсем понемногу. Именно поэтому, несмотря на большой срок беременности (около семи месяцев), мы решили съездить на море. До этого мы не были в отпуске уже пять лет и понимали, что если не съездим сейчас, потом с малышом это ещё много лет может быть невозможным.
В то время поехать отдохнуть с Севера на море означало всегда одно: «Едем в Сочи». Мы сели на поезд и счастливо ехали четверо суток: я, муж и трёхлетний Никита. Это был прекрасный отдых, мы много гуляли, купались, были очень счастливы. Единственное, что я после вспоминала с настороженностью, – это то, что нарушила одну из примет и решила чуть подрезать волосы. Мне в итоге их так подровняли, что получилась, по словам парикмахера салона при гостинице «Москва», «озорная стрижка». На следующий день я поняла, что эта «озорная стрижка» ужасна, пришлось ровнять снова, и доровняли длинные волосы до короткой стрижки. А ведь говорят, что беременным стричься нельзя… вот и не верь после этого в приметы…
Там в Сочи, в зале «Фестивальный», как всем известно, всегда выступают самые разные звёзды российской эстрады. Узнав, что приезжает Земфира, мы сразу решили пойти на её концерт, так как нам очень нравились ее песни. Я и до сих пор считаю ту подборку песен 2000 года лучшей в её карьере (исключительно на мой вкус). Концерт был шикарным. Мы сидели на одном из высоких рядов, и наш маленький, уже почти старший сын Никита смешно танцевал на лестнице между рядами. В зале выше на этом же концерте присутствовал даже Филипп Киркоров. Мы все махали ему рукой и сфотографировали со своего ряда кресел. Нам очень понравилось выступление Земфиры. И под большим впечатлением мы пошли в комнату, которую арендовали в квартире на время отдыха. А по дороге сделали фото у поющих фонтанов на память.
Была и ещё одна из примет, которую я, сама не зная того, нарушила тоже. За несколько дней до отъезда в этот отпуск мы с мужем и сыном гуляли на площадке, которая в нашем северном городе называется «Вечный огонь» из-за того, что она построена у места памяти погибшим во время Великой Отечественной войны. Мы часто с ребёнком там гуляли на большой асфальтированной площадке, где детки могут кататься на велосипедах, машинках и самокатах. Она находилась на небольшом возвышении и безопасно отдалена от дороги. Мы жили поблизости. В тот день нам повстречался один из друзей моего мужа, а на тот момент уже друг всей нашей семьи. Пока Никита с весёлым грохотом катался на детской машинке, а я бегала и догоняла его, чтобы сын никуда не врезался и не расшибся, я краем уха слышала разговор мужа с Денисом.
– Прекращай это, слышишь! У тебя маленькая дочь, жена. Ни к чему хорошему это не приведет. Денис отвечал:
– Я не зависим. У меня нет привычки. Мне просто нравится. Н-Р-А-В-И-Т-С-Я, понимаешь? Когда захочу, тогда сразу и брошу.
Это был последний их разговор в жизни Дениса. Когда мы вернулись из отпуска, то первое, что узнали, – известие о смерти Дениса и что его уже похоронили. А нас решили не расстраивать, так как я беременная и нам важен был этот отдых. Денис скончался скоропостижно: заражение крови от нестерильного шприца. Сотни, десятки сотен, а может, и больше погибли в те годы от наркомании в нашем северном городе. Рядами молодые парни лежат на кладбище. Но тот, кто посадил Дениса на иглу, жив и здоров, хоть и начал задолго до него и продолжает много лет после. А Дениса больше нет. Мы поехали на 40 дней к нему на кладбище, но кто-то из женщин, кажется, его мама, шепнула мне:
– Беременным нельзя на кладбище…
И я осталась сидеть в машине, выглядывая из окна. Хоть и какой был в этом смысл, раз уж всё равно приехала?..
О проекте
О подписке