Впервые в жизни Янка шла под руку с парнем по ночной улице. Как она была горда собой, не рассказать! Через день Вовчик позвонил. Так они начали встречаться. Мама заметила перемену в настроении дочери, серьезно поговорила с ней. Нет, она не запретила гулять с Вовчиком, просто посоветовала быть осторожнее. Не запугивая, мама приоткрыла завесу тайны над отношениями между мужчиной и женщиной. Объяснила, чего нужно опасаться. Потому, когда это случилось, Янка оказалась готовой. А случилось это вскоре после Нового года. Они с Вовчиком встречались почти месяц. Погуляв по холодным улицам, зашли к нему домой – погреться. Вовчик предложил выпить. Янка наотрез отказалась. Вовчик настаивал. Затем выпил стакан водки и полез к ней целоваться. Целовались они и раньше, но совсем не так. В какой-то момент он словно озверел. Больно сжал грудь, стал расстегивать на Янке джинсы. Янка сначала в шутку, а потом всерьез пыталась его остановить. Но было поздно. Вовчик ничего не соображал. Янка поняла безвыходность положения и вспомнила советы мамы. Она согласилась на близость, но только с презервативом. У Вовчика презерватива не было. Он стал настаивать и кричать. Тогда Яна вытащила из сумочки тот, который дала мама.

Все произошло быстро и совсем не так, как она себе представляла. Было немного больно, Вовчик сопел в ухо. Потом как-то разом обмяк, навалился на нее. Видеокассета, валявшаяся на диване, больно уперлась в спину. И все. Никакой радости, никакого удовольствия. Вовчику, похоже, было очень хорошо, только это немного и утешило Яну. Ну что же, мама говорила, это не всегда доставляет огромное удовольствие. Только со временем женщина начинает чувствовать. Стоя под душем и смывая кровь, Яна смирилась с тем, что произошло. По крайней мере, это произошло с парнем, которого она любила, а не в подворотне с первым встречным. Рассказы подружек тоже не походили на то, что испытала она.

Когда Яна вернулась домой, она все рассказала маме. Девушка была готова выслушать упреки, угрозы, оскорбления, но ничего этого не последовало. Мама вздохнула, посожалела и попыталась успокоить дочь. Только позже Яна поняла, сколько боли она причинила матери в тот вечер.

А Вовчик изменился. Стал внимательнее, заботливее, но и требовательнее. Теперь это случалось с ними один-два раза в месяц. В конце концов Янке даже стало интересно, а потом, пожалуй, и приятно.

Она мечтала о том, что после школы окончит швейное училище, станет замечательной портнихой, у нее будет множество клиенток, которые станут заказывать роскошные эксклюзивные наряды. А пока – шила для знакомых, зарабатывала пусть небольшие, но деньги. Когда с Вовчиком случилась беда, Янка ничего не сказала маме. Впервые скрыла от нее то, что напрямую касалось ее самой. Убегая с Вовчиком, думала о том, что отвечает за него. Хотя уже понимала, насколько ее любимый парень не приспособлен к реальной жизни, Яна приняла решение помогать ему до конца. Единственное, что она сделала вопреки Вовчику, – взяла с собой деньги, которые заработала сама, сидя за швейной машинкой, но не тронула деньги родителей. Оставила маме записку, просила не беспокоиться, обещала вернуться к осени.

Сейчас она ожидала возвращения деда Тараса и надеялась, что ее непутевый Вовчик найдется. Тарас в самом деле в лесу менялся, становился быстрым, чутким, осторожным, будто в него вселялся зверь. Поутру, пока еще не встало солнце, добрался до заброшенного села. Чужак был в доме, Тарас почувствовал его присутствие, едва приблизился к жилью. Не желая рисковать, осторожно пробежал вокруг, попытался отыскать следы. После недолгих поисков обнаружил то, что искал. Вот он – след незнакомой обуви! Бросился в том направлении, куда рванул перепуганный Вовчик. Дошел до леса. Тут начались трудности. Беглец петлял, словно заяц, то бросался в буреломы, то возвращался: по собственному следу. К обеду, вконец вымотавшись, Тарас потерял след. Пришлось возвращаться домой без Вовчика. Одно успокаивало Тараса, далеко беглец уйти не мог. Вовчик совершенно не ориентировался в лесу, ходил кругами. Оставалось надеяться, что, если парень не наткнется на Тварь, рано или поздно найдется. Уж по сломанной ветке или отпечатку ноги Тарас его отыщет. Не зря ведь он всю жизнь прожил в этих местах!

По краю болота Тарас вышел к реке. Уже больше года он здесь не был. Широкое полноводное русло медленно несло бурую воду на юг. Жилище Тараса находилось на одном из бесчисленных притоков, километрах в пятнадцати по прямой от того места, где он находился. Неожиданно ветерок принес запах дыма. Перехватив поудобнее ружье, Тарас начал приближаться к берегу. Вышел на место недавней стоянки людей. Судя по следам, их было двое: мужчина и женщина. На песке сохранились следы босых ног. Очевидно, мылись в реке, стирали одежду, похоже, пришли сюда через болото. Возле дерева остался след от приклада. Последнее время в Зоне начали появляться разные люди, и далеко не все – с благими намерениями. Кто эти двое, было совершенно непонятно, более того, неясно, что привело их в места, где каждый шаг сопряжен с риском. Не раздумывая, Тарас пошел по следу загадочной парочки.

Через час он нагнал их: двое в камуфляже, с рюкзаками, женщина едва идет, вероятно, в пути достаточно долго. У мужчины на плече оружие, поблескивает солнце на вороненом стволе. Идет уверенно, выбирает самый лучший путь, но не охотник, шаг другой, скорее военный. Держась на безопасном расстоянии, Тарас шел за ними почти до вечера. Понаблюдал издали, как мужчина привычно установил палатку, и направился домой. Ему совсем не нравилось, что поблизости от его жилья стали появляться чужаки. Нужно было предпринимать какие-то меры для защиты, но вот какие – непонятно.

Солнце почти скрылось, когда Тарас подошел к бывшему лесничеству. На крылечке, отмахиваясь веточкой от комаров, его ждала Янка.

– Так ты говоришь, от ментов рванул? – переспросил Серый. – На зону, значит, не захотел?

– А кто туда хочет? – немного испуганно сказал Вовчик.

– На зону не захотел, а девку, значит, почем зря положил?

– Случайно так получилось, я же не хотел ее убивать!

– Понятно, ты розочку ей подарить хотел! А она сдуру не ручками нежными ее приняла, а горлышком, шейкой лебединой. Так, что ли?

– А вы не прокурор, чтоб меня обвинять! – вскинулся Вовчик и тут же рухнул на землю, хрипя разбитым горлом.

Серый потер кулак и, пнув ногой в бок скорчившегося Вовчика, сказал:

– Ты, малой, не дергайся, не люблю я этого. Я здесь и прокурор, и судья, и палач. Это чтобы ты сразу понял, быть тебе, малой, вечной шестеркой, а дернешься, вовсе опущу, петухом сделаю.

К вечеру, когда все как по команде начали собираться, Вовчик, не говоря ни слова, поднял мешок с остатками еды и побрел вслед за мужиками. Он уже многое понял – и куда попал, и кем были встретившиеся ему люди. Многое объяснили обрезы охотничьих ружей у Серого и еще у двух мужиков. То, что жизнь не стоит в Зоне и ломаного гроша, Вовчику стало понятно еще вчера, когда, едва выйдя из дома, он получил удар прикладом автомата прямо в голову. Чужак даже не спросил, кто перед ним стоит, он просто хотел его, Вовчика, убить.

В темноте вышли к околице какой-то деревеньки. Притаились в темноте и ждали, пока не погас последний огонек в окне крайнего дома. Затем двое – Хруст и Ваня – направились во двор, а Серый вместе с Клопом и Вовчиком подперли дверь дома. Собака залаяла и бросилась на Клопа, но тот, ловко приняв ее на тускло блеснувший в ночи нож и мгновенно зарезав, кивнул Вовчику, чтобы тот засунул еще теплую, истекающую кровью тушку в мешок. Из хлева донесся душераздирающий визг поросенка. Окно слева от двери приоткрылось и полыхнуло длинным пламенем: громыхнул выстрел. Серый, не целясь, выстрелил в ответ. Тяжелая ставня захлопнулась. В хлеву теперь слышалась только возня, поросенок больше не визжал. В доме кто-то матерно кричал, но ушли они без потерь. Вылазка принесла желанную добычу: небольшого поросенка и тщедушную собаку. Отойдя с пяток километров, разделали туши и, разложив кровоточащие куски мяса по мешкам, потянулись в глубь леса. Рассвет еще не наступил, когда на одном из поросших соснами холмов группа дружно кинула мешки на хвою у входа в неприметную землянку. Вовчик окончательно осознал: теперь это его дом. Навсегда.

Пока Локис ставил палатку и разводил костер, Эльза лежала на земле и была не в силах даже пошевелиться. Два дня пути по бездорожью, болотам и почти непроходимому лесу сделали свое дело. Она не думала, что будет так тяжело. Ноги были сбиты в кровь, плечи натерты лямками, мышцы ног словно закаменели. А Локису, казалось, все было нипочем. Вот и сейчас, после целого дня пути, он, не присев ни на минуту, хлопотал по хозяйству: готовил нехитрый походный ужин, разворачивал спальники в палатке. Только полностью обустроив лагерь, подошел к так и не сдвинувшейся с места Эльзе.

– Как ты? Сильно ноги болят?

– Болят, – коротко, стараясь скрыть злость, ответила она.

– Все ясно, снимай штаны, – потирая руки, сказал Локис.

– Это еще зачем? – чуть испуганно спросила Эльза.

– Иначе ты завтра не встанешь, будешь валяться в палатке как бревно, – ничего не объясняя, заявил Локис и принялся расстегивать ремень на ее брюках.

Растерянная Эльза чего только не подумала за то мгновение, которое он возился с пряжкой. Что он собирается сделать? Как себя вести с ним? Отказать или не сопротивляться? А если сопротивляться, то как долго? Так, чтобы соблюсти приличия, или всерьез? И достаточно ли чистое на ней белье после нескольких часов непрерывной ходьбы? Какие только мысли не метались в голове. Наконец она пришла к выводу, что Локис не так уж и плох, да и мужчины у нее не было уже почти полгода, и приняла окончательное решение. Откинувшись, забросила руки за голову, опустила ресницы и с интересом наблюдала, как он будет действовать дальше.

Локис, покончив с ремнем, расшнуровал на Эльзе ботинки, осторожно, стараясь не причинить боль стертым ногам, стащил обувь, затем аккуратно снял носки. Резким движением стянул с нее брюки. Взял за щиколотки сильными сухими пальцами, поднял по очереди и внимательно осмотрел ступни. Хмыкнул, достал из одного из многочисленных карманов лежащего рядом рюкзака аптечку. Полил водой из фляжки, омыл Эльзе ноги. Смазал какой-то остро пахнущей мазью потертые места, бережно их забинтовал. Потом сполоснул руки, выдавил прозрачный гель, растер его между ладонями и начал потихоньку массировать напряженные икры, с каждым движением поднимаясь выше к бедрам и усиливая давление.

Разочаровавшись в первый момент, Эльза буквально через несколько секунд начала постанывать от острой, приносящей облегчение боли. Почти час Локис трудился над ее ногами. Эльза отдалась во власть его сильных рук. С каждой минутой ей становилось легче, стянутые в тугой узел мышцы расслаблялись и обретали подвижность. Ее захлестнуло желание отблагодарить этого удивительного человека, прижаться к его заросшей жесткой щетиной щеке, поцеловать руки, несущие блаженство, но, едва она попробовала приподняться, Локис властным движением опрокинул ее на землю.

– Лежи, не двигайся, старайся расслабиться. Просто думай о чем-нибудь приятном.

– Мне и так очень приятно, – ответила Эльза слабым прерывающимся шепотом.

– Вот и хорошо. Отдыхай, скоро будет готов ужин. Ты не вставай, я тебя усажу и принесу еду сюда.

Эльза была потрясена: с подобным обращением и с такой заботой она столкнулась впервые. После того как Локис плеснул в ее кружку неразведенного спирта и заставил выпить, голова пошла кругом. От усталости и опьянения Эльза перестала сознавать, что с ней происходит.

Сны ей снились светлые и радостные. Она видела словно со стороны, как Локис, почему-то в обрывке шкуры на бедрах, несет ее на руках, невыразимо красивую и беспечную, в полупрозрачном белоснежном одеянии, ослепительный свет заливает пространство, каменистая дорога под его босыми ногами сверкает, как после дождя. Она положила голову ему на плечо. Душа ее ликовала. Тело нежилось в мягком тепле. Дорога эта была бесконечной, Локис не знал усталости, он шел, нес ее на руках, и это продолжалось целую вечность.

Эльза прижалась к нему, стремясь поделиться той радостью, тем счастьем, которые испытывала сама. И… почувствовала грудью жесткую шерсть на его теле. Она медленно открыла глаза. Локис лежал на спине, его руки, сильные и уверенные, бережно поддерживали ее за бока. Она сама до пояса выползла из спального мешка и, почему-то совершенно нагая, прижималась грудью к его груди. Эльза смутилась и покраснела.

– Все в порядке, Эльза. Не волнуйся. Просто тебе приснился сон. И по-видимому, приятный, – мягко сказал Локис, по-прежнему не выпуская ее из рук.

– Это ты меня раздел? – все тем же прерывающимся шепотом спросила Эльза.

– Да. Я раздел тебя и упаковал в спальник. Сама ты раздеться не могла. Спала.

– Зачем ты меня раздел догола?

– Во-первых, чтобы тело отдохнуло, во-вторых, смазал мазью все потертости.

– Все смазал? – уточнила Эльза и опять покраснела.

– Эльза, я уже сказал, успокойся. Я не трогал тебя, если это так тебя беспокоит.

– Ты понимаешь, что мне стыдно?

– Не понимаю. Тебе нужно было помочь, я помог. Чего ты стыдишься? Ты что, у врача никогда не была?

– При чем здесь это, ты не врач! – возмутилась Эльза.

Казимир усмехнулся, отвел в сторону глаза:

– Забудь об этом. Все в полном порядке, ты можешь поспать еще хороший час, пока я буду готовить завтрак.

– Как же, поспишь теперь. Отвернись, мне нужно выйти, – надувшись, сказала она.

Локис послушно отпустил ее, перевернулся на живот, отодвинулся к стенке палатки.

– Далеко не ходи, по периметру в десяти метрах ловушки, – глухо сказал он.

Эльза не нашла своей одежды и выбралась из палатки как была – голышом. Солнце еще не поднялось над лесом: в лощине, по которой они пришли сюда вчера, стелился легкий туман. Воздух был по-утреннему свеж и звонок. Где-то в кронах деревьев проснулись первые птицы, они щебетали весело и беззаботно и радовались первым лучам долгожданного солнца.

Эльза проскользнула в палатку, зябко поежилась. Локис не обернулся. «Вот, вчера насмотрелся и теперь больше уже и не хочет меня видеть», – обиженно подумала она и юркнула в спальник.

– Не замерзла? – спросил Казимир и перевернулся на спину.

– Замерзла! Вот взял бы и обогрел! – возмущенно заявила Эльза.

Внезапно Локис повернулся, навалился на нее, прижал всем телом и сильно, невероятно страстно поцеловал в губы. Эльза едва не задохнулась от восторга. Оказывается, именно этого она так долго ждала! Едва она перевела дух, Локис горячо прошептал ей на ухо:

– Прекрати хулиганить, я и так едва сдерживаюсь. Нам еще нужно дело сделать.

Странно, но его слова словно возвели между ними некую стену. Все сумасбродные мысли разом упорхнули из головы Эльзы. Прямо в ее глаза глядели совершенно спокойные, невозмутимые серо-стальные глаза Локиса. Он резко, рывком вскочил и исчез за пологом палатки. Спустя минуту забросил внутрь рюкзак Эльзы и занялся костром.

Оставшись одна, Эльза чертыхнулась вполголоса и усмехнулась. Да, ничего подобного в ее жизни еще не случалось. В нем было столько огня, необузданной силы и страсти, что, оказавшись рядом с ним, Эльза невольно начала не только отогреваться, но и загораться сама. Она долго жила в Европе и привыкла к весьма сдержанному проявлению чувств. Даже занимаясь сексом, именно сексом, а не любовью с мужчиной, она не ощущала его страстности: можно было встретить весьма неплохую технику, но не настоящие эмоции. С Локисом у нее не было абсолютно ничего, но она всеми фибрами души чувствовала тот огонь, который пылал в нем. Казимир действительно вел себя очень сдержанно, не позволял собственным страстям взять верх над разумом, оттого она так и завелась. Конечно, нужно просто собраться и взять себя в руки. Но как же не хочется этого делать! Сейчас она прекрасно отдохнула и с наслаждением вспоминала его прикосновения, его сильные требовательные руки, которые мяли и массировали ее. И все тело заныло от желания повторить все снова. «Нет, и еще раз нет. Вставай, одевайся и не смей даже думать об этом. Работа сейчас главное. Если что у вас и получится, то после возвращения в лоно цивилизации», – мысленно приказала себе Эльза и стала доставать из рюкзака сменную одежду.

Гвоздь думал, что видел в своей жизни все, но то, что он увидел сейчас, вызвало у него неудержимую рвоту. Прямо возле избушки, на сорванной из петель двери лежало то, что совсем недавно было Гнусом. Тело было почти разорвано на две части. Нечто буровато-белесое, огромное, покрытое редкой шерстью, сидело рядом и, сыто чавкая, поедало внутренности напарника. Сизые кишки свешивались из окровавленной пасти, глаза чудовища были прикрыты от наслаждения. Гвоздь, сжав зубы, привалился спиной к сосне, выпустил с бедра длинную очередь в сторону Твари и с диким криком бросился бежать прочь. Споткнувшись, кубарем слетел к реке. Упал животом на камень, скорчился от боли, но перед глазами снова возникла картинка со жрущей Тварью. Его стало рвать. Мучительно, жестоко, казалось, желудок выворачивается наизнанку и лезет сам по себе изо рта. После того как рвота прекратилась, Гвоздь довольно долго лежал на камне и приходил в себя. Холодная вода лесной речки окрасилась кровью. Гвоздь не знал, чья это кровь. Только попытавшись умыться, понял, что кровь течет у него изо рта. Хотелось пить. Он сообразил, что ушибся слишком сильно, сделал над собой усилие и сел прямо в воду. Острая боль в правом боку хлестнула по нервам. Зачерпнул ладонью воду, сделал пару глотков. Холодная вода на время притупила боль. Собравшись с силами, Гвоздь поднялся, выудил из воды автомат и, опираясь на него, стал подниматься наверх. Боль не отпускала. Вскарабкавшись на откос, Гвоздь зло сплюнул скопившийся во рту сгусток и отомкнул магазин. Выщелкнул патроны, пересчитал их, с грустью покачал головой. Всего девять штук. Негусто. Остальные, если остались целы, лежат в избушке. Придется выручать боезапас, да и автомат нуждался в смазке, – того и гляди, подведет. Кривясь от пульсирующей боли, он осторожно двигался назад – туда, где расстрелял почти весь рожок. Вот та самая сосна, у которой он стоял, когда увидел тело Гнуса. Валяется на траве сорванная с петель окровавленная дверь. Избушка с разбитым окном. Тела Гнуса Гвоздь не увидел. Сжав зубы от острой боли, Гвоздь подобрался к самой стене. Палец занемел на спусковом крючке. Внутри никого не было. Гвоздь оглянулся, шагнул в домик. Разворочено было все. Топчан Гнуса был разбит в щепки, полка, на которой хранились оставшиеся патроны, сорванная со стены, валялась у самой печки. Сами патроны раскатились по щелястому полу. Гвоздь опустился на колени, долго ползал, собирал их, набрал еще двенадцать. Остальные не нашел. В избушке гнусно воняло зверем. Гвоздя снова вырвало одной кровью. Он вытер лицо рукой, на четвереньках выполз на крыльцо. Легкий ветерок чуть освежил. Боль понемногу унялась. Он огляделся и вздрогнул. Прямо под ногами, на залитой бурым траве, валялись куски человеческого мяса. Гвоздь потянул из кармана размокшую пачку сигарет, с тоской посмотрел на нее, положил на крыльцо. Откинулся к стене, стал думать о том, как достать запасной автомат. Спрятанный на чердаке, он сейчас казался совершенно недосягаемым… Сознание постепенно меркло…