Великий Магистр ордена рыцарей Храма, Жак де Моле, отложил перо, поднёс к поближе к свече исписанный лист толстой как пергамент желтоватой бумаги и внимательно прочёл только что законченное письмо. Всё верно, его последнее распоряжение должно быть понято совершенно однозначно. Никаких сомнений не должно вызывать ни единое слово. Давно известно – кто предупреждён, тот вооружён! Вот только об оружии сейчас придётся забыть. Верные люди ему сообщили заранее и теперь необходимо успеть спасти не только сокровища ордена, но и основные силы. Филипп надеется захватить все ценности и тем самым спасти себя от разорения. Что ж, остаётся надеяться на провидение Господнее. Он сделал все, что только возможно, чтобы орден сохранился. Его долг, его предназначение в этом мире можно считать выполненным. То, что ожидает его самого и самых приближённых к верхушке ордена уже не так страшно. Что печалиться если палачи Филиппа станут терзать тело? Оно всего лишь ножны для клинка духа! А душа и самого Жака де Моле и его ближайших братьев давно принадлежит только Всевышнему и нет над ними никакого земного суда! Его послания уже разлетелись по всем командорствам и замкам. Верные люди сделают всё возможное и невозможное для того чтобы не только Филипп, но сам Климент V не получили ничего или почти ничего. Сейчас и сокровища, и драгоценные книги, и самое ценное, святые реликвии, уже в пути к новым, абсолютно тайным хранилищам, в которых и надлежит им находиться вплоть до назначенного часа.

Чернила уже подсохли, но Великий Магистр всё же не поленился взять в руки песочницу. Негоже отдавать в руки посланца непросохшее письмо. Пусть даже если оно и попадёт в руки врагов ордена, не создаст у них ложного представления, будто Магистр что-то делает в спешке и необдуманно. Свернув бумагу в плотный свиток, Жак де Моле скрепил его главной печатью. Теперь на воске красовался оттиск двух рыцарей на одном коне. Что ж эта печать во многом символична. Бедность и впрямь давно стала отличительной чертой всех братьев ордена. Ничего для себя! Всё для ордена, всё для Храма! Уже два столетия братья свято хранят верность уставу и блюдут все семьдесят два завета его. Их положено знать наизусть, потому, как именно эти заветы устава описывают все, какие только возможно опасности жизни. Ведь главное не тело, а именно душа, дух рыцаря. Его не сломить и не растоптать.

Колокольчик мелодично пропел и скрытая за тяжёлой портьерой дверь отворилась. В полумраке кабинета бесшумно возникла высокая фигура в белоснежном плаще с алым восьмиконечным крестом на левом плече. Склонённая в почтительном полупоклоне голова коротко стрижена, но длинная борода скрадывала истинный возраст воина.

– Брат Стас, я призвал тебя именно сейчас по двум причинам. Первая – ты самый близкий из всех оставшихся со мной. Это вовсе не значит, что кому-то из братьев я доверяю больше, а кому-то меньше. Просто я исхожу из того, что каждый должен до конца исполнить своё предназначение. Вторая и главная причина состоит именно в том, что ты самый умелый и подготовленный из оставшихся со мной. Я не предлагаю тебе как многим отречься пока не поздно от ордена. Напротив, ты выполнишь, пожалуй, самое ответственное поручение. Отвези это письмо в Магриб. Отыщи Алима шаха Надзира. Он объяснит тебе, что нужно сделать дальше.

– Я должен встретиться с магометанином? – уточнил рыцарь, удивлённый тем, что Магистр назвал его старым полузабытым именем.

– Разве тебя это смущает? – вопросом на вопрос ответил Магистр.

– Меня настораживает другое. Кто защитит Вас?

– Разве ты не помнишь присяги? Ты рыцарь Храма и не можешь обнажить оружие против христианина!

– Я прошёл слишком многое, чтобы время от времени забывать о некоторых вещах! – с упрямыми нотками в голосе возразил рыцарь.

– Что ж, вижу, сарацинские ассасины заронили в твою душу некоторые сомнения. Тебе придётся долго молиться, чтобы обрести прежнюю крепость веры! – наставительно сказал Жак де Моле.

– Я исполню всё, что скажите, Магистр! – вновь склонил голову рыцарь.

– У меня нет сомнений по поводу твоей верности. Каждый брат должен будет исполнить свой долг до конца. Орден переживает трудные дни. Возможно, не всем удастся спастись. Ты помнишь историю Лангедока?

– Разумеется, Магистр.

– Известно ли тебе, что именно рыцари ордена спасли реликвии? Что именно они стали последними посвящёнными?

– О таких событиях, как правило, не принято много распространяться! – сухо отметил рыцарь.

– Это верно. Так вот, я собственно не об этом! Тебе надлежит совершить нечто подобное. Ты можешь что-то возразить?

– Магистр, в последний момент я хочу быть рядом с Вами! – твёрдо сказал рыцарь.

– Брат! Ты мне словно сын. И я понимаю твоё стремление. Но долг рыцаря, твоё истинное призвание в служении ордену, а не мне лично!

– Брат Жак, вы понимаете, что Вас и многих других ждут не только ужасные пытки, но и костёр! – воскликнул рыцарь.

– Мой милый брат! Разве стал бы я последним Магистром ордена, если бы не знал твёрдо собственной судьбы? – печально усмехнулся в седую бороду Жак де Моле. – Разумеется, мне всё известно уже давно. Не хочу сказать, что знаю о собственной смерти с первого дня, когда меня избрали Магистром, но всё равно уже почти девятнадцать лет я живу в ожидании чёрного дня. Впрочем, ты сам скоро поймёшь, что значит исполнять свой долг до конца.

– Смертному не полагается знать день и час собственно кончины! – возразил рыцарь.

– Придёт время и ты постигнешь многое. А сейчас ступай. Время не ждёт. На рассвете люди короля уже постучат в ворота Тампля. К тому времени ты уже должен быть далеко. Помни, соглядатаи не дремлют. Будь осторожен.

Магистр обнял рыцаря, крепко прижал к груди. На миг показалось, что неясное сияние охватило их тела, но возможно это лишь ярче вспыхнули свечи от порыва ветерка ворвавшегося в приоткрытое окно, а может, просто белоснежные плащи оказались чуть ближе к неровному мерцающему свету факела.

Локис остановился на мосту и, поглядывая на старую мельницу, снова развернул письмо. То что оно нашло адресата само по себе удивительно. Варвара Ильинична, бабушка Лизы просто не знала точного адреса. Казимир усмехнулся про себя, ничего странного, сейчас уже почти никто не пишет обычных писем. Проще воспользоваться Интернетом. Письмо, написанное от руки само по себе архаизм, но говоря уже о том, что ещё и почтальон должен как-то добраться до нужного адресата.

«Дорогие мои Лиза и Казимир, пишу вам это письмо, а на душе не спокойно. Два года назад мы перебрались в небольшой городок, в дом мужа. Устали мы подновлять и обихаживать большой дом. А у него здесь и домик поменьше, покрепче и места чудные. Иннокентий Владимирович никак не уймётся и организовал исторический кружок при местной школе. Даже пару книжек написал и городке. Я помогала ему редактировать. Знаете, много открыла для себя нового. Оказалось, что городок далеко не так прост, как кажется на первый взгляд. Как выяснил Иннокентий, невзирая на то, что в летописях он начал упоминаться только одна тысяча восемьсот восемьдесят шестого года, название скорее относится к более древнему поселению, что находится неподалёку. Более того там расположены развалины древнего храма, которые скорее всего можно датировать веком пятнадцатым если не ранее. Но это пока только предположения Иннокентия. Хотя ему в руки недавно попалась одна тетрадь. Скорее всего, это дневник средневекового рыцаря. По крайней мере, я считаю именно так. Я не особо сильна в немецком языке, тем более столь старинном. Языки, как вы понимаете, изменяются достаточно быстро. Так что многого я просто не поняла. Особенно некоторые пассажи, которые я, скорее всего, отнесла с древнефранцузскому. Мой муж, изучая записи, пришёл к интересному выводу, о котором лучше переговорить лично.

Если у вас найдётся время и возможность, я хотела бы вас видеть не позже третьего сентября. Потому как Иннокентий собрался обследовать нижние уровни заброшенных развалин. В помощниках у него, как вы догадываетесь, затруднений нет. Детвора легка на подъём.

Надеюсь, Казимир вы ещё не забыли, как пользоваться верёвками и страховкой? Да и фонари хорошие у нас наврядли продаются. Тем более, что странные люди появились в городе, за домиком нашим вроде следят.

Любящая вас, Варвара Ильинична».

Казимир уже второй раз перечитывал письмо, первый раз он ознакомился с ним ещё на почте. Попал он туда почти случайно, просто Лиза попросила купить пару журналов, а Казимир как раз собрался в посёлок. Тут-то работница почты и уточнила у него фамилию Лизы. В посёлке никто и не мог предположить, что у его жены была когда-то фамилия Краузе.

Ох, неспроста написала Варвара Ильинична такое письмо. Тут и разбираться особо нечего. Конкретно указана дата. Да и намёков на то что дело запутанное предостаточно. И последние слова о незнакомцах крутящихся вокруг дома настораживали. Казимир задумчиво сложил письмо, запаковал в конверт, сунул во внутренний карман куртки. Порыв пронизывающего, совсем осеннего ветра, пронёсся над тёмной водой омута, закружил вихрем несколько опавших листьев, вспенил струю ниспадающую со старинного мельничного колеса, далеко швырнул тяжёлые, будто свинцовые брызги. Дивно как-то, только ещё вчера на небе сияло неистовое солнце, не дававшее этим летом ни малейшей передышки, а за одну единственную ночь всё затянуло низкими серыми тучами. Вскоре после полуночи хлынул невиданный ливень, к утру перешедший в надоедливый осенний моросящий дождик.

Как ни отговаривала Лиза, Казимир отправился в посёлок пешком. Хотелось немного собраться с мыслями и покопаться в самом себе. Последние дни что-то уж слишком сумрачно было на душе. Даже с женой едва не поругался, чего ещё ни разу в жизни у них не случалось. Нет, конечно же, они спорили и не раз, в основном по работе, но так вспылить из-за пустяка, из-за того что она отправилась купаться вместе с Анкой не позвав его с собой.

– Локис, ты ведь знаешь, что когда ты работаешь, тебя лучше не отвлекать! – возмутилась дочь.

– А ты вообще помалкивай! Твой Сергунчик снова дома не ночевал! – рявкнул Казимир.

– Не по правилам играешь! – негромко заметила Лиза. – У лейтенанта кроме жены есть ещё и служба. То, что он сегодня ночевал в посёлке совершенно нормально. Дачники разъезжаются, вопросов куча. Вот он и не поехал в фольварок, на ночь глядя.

Казимир, спохватившись, замолчал, но неприятный осадок всё же остался. Нельзя так себя распускать. Разумеется, за последний год много изменилось в округе. И спокойнее стало, и не бегают по лесам стаи одичалых собак, не бродят по развалинам дворца загадочные пришельцы из прошлого. В этом не только его заслуга. Лейтенант Сергунчик, как-то незаметно ставший не только мужем Анны, но и полноправным членом семьи, оказал неоценимую помощь не только в расследовании, но и в возвращении к нормальной жизни Анны.

Дождь то усиливался, то затихал, но было совершенно ясно, что непогода затянется надолго и до сентября солнца не жди. Впрочем, в природе ничего не происходит случайно. После невероятно жаркого лета, которого даже старожилы не упомнят, стоило ждать не только скорой и влажной осени, но и суровой зимы. Что бы там не говорили о глобальном потеплении, последние зимы почему-то сопровождались давно не виданными морозами, да и снега выпадало столько, что впору говорить о похолодании. Прошедшей зимой дом заметало чуть ли не под самую крышу и Казимиру с Сергунчиком вволю пришлось помахать лопатами, расчищая дорожки и крыльцо. Но в этом тоже можно находить определённую прелесть. Сын Игорь развлекался как мог, рыл настоящие лабиринты в высоченных сугробах, научился бегать на лыжах, словно заправский охотник и вместе с Анной облазил все окрестности. Казимир закончил книгу и с определённой гордостью поставил на полку авторский экземпляр. Лиза освоила азы хуторской жизни и научилась получать удовольствие от возни с растениями и животными. Конечно же, помощь Сергунчика оказалась неоценимой, непонятно откуда у, в общем-то, городского парня открылась тяга к простой деревенской жизни.

Казимир, миновав старое кладбище, свернул с дороги на неприметную тропинку, решив срезать путь. Промокшая насквозь куртка уже ощутимо оттягивала плечи, да и просто потянуло в тело в уют родного дома.

Станислав едва успел увернуться от смертельного удара тяжёлой сабли. Острая сталь со свистом рассекла воздух над головой. Взмахнув коротким мечом-кордом, он едва дотянулся до коленей врага. Кожаные штаны в мгновение ока раскрылись, открылись голые, ничем не защищённые ноги. Как-то удивительно медленно, будто время застыло, прямо перед глазами Станислава по ногам врага пролегла тонкая алая полоска, начала неспешно расходиться, обнажая красные набухшие мышцы, белые тугие жилы, показались розоватые кости и только когда горячая пульсирующая кровь, фонтаном ударила из открытой раны, всё вернулось на свои места. По ушам ударили крики сражающихся, зазвенел, запел песню смерти металл, глухо отозвались обтянутые турьей кожей щиты… Кто-то из старшей дружины отца отшвырнул раненного врага от Станислава и тут же выгнулся дугой подло пронзённый в незащищённую спину копьём. Мальчик попытался вскочить, но дружинник, падая, сбил его с ног и придавил тяжёлым телом. Чей-то сапог с размаху опустился на голову, свет разом померк. Тяжёлая, почему-то остро пахнущая кровь, тьма обрушилась на Станислава.

Он пришёл в себя только когда целый ушат холодной воды обрушился на голову. Грубая рука больно рванула волосы, так что хрустнула шея. Сквозь розовую пелену Станислав едва разглядел заросшее дикой бородой лицо, склонившееся над ним.

– Вот ты и заплатишь за всё княжич! – проревел низкий голос.

Вот и разгадка странного на первый взгляд нападения. Теперь понятно кто навёл врагов на ладью отца. Потому и не стал предатель ждать завершения полюдья. Главное для него не добыча, а простая как мычание месть. За изгнание, за проклятие, за то что отец не простил бывшему воеводе предательства, подлого сговора с супостатом. Потому Митяй и вывел ватагу ушкуйников на княжий караван.

Жестокий удар под рёбра и тяжёлый сапог снова взлетел над распростёртым на залитой кровью палубе связанным Станиславом. Юноша невольно сжался в ожидании неминуемой боли.

– Погоди Митяй! – остановил предателя кто-то. – Понимаю, нелюб тебе малец. Но разве такой добычи мы пришли сюда? Разве не ты обещал полные мехи рухляди и груду серебра? Я вижу, не особо ты щадил моих людей, когда вёл их на княжью ладью!

– Я убью выродка! – прорычал Митяй и снова занёс ногу над головой Станислава.

– Я сказал, не смей! За живого княжича можно получить неплохой выкуп. А мёртвого толку чуть. Уймись!

– Не тебе меня учить, Рахим! Я привёл тебя сюда, только я могу и вывести! – напомнил Митяй.

– Ошибаешься! Теперь ты мне не особо нужен. Или ты считаешь, что мои люди не умеют читать засеки?

Митяй на миг оставит княжича схватился за меч, но сухо щёлкнула тугая тетива и белый цветок оперения стрелы задрожал, в незащищённой доспехом шее предателя. Станислав, подтянув ноги к подбородку, попытался сесть. Всё тело ещё мелко дрожало от ярости и гнева. Только теперь, когда ослепление боя отошло назад, он сном заметить некоторые несоответствия в одежде и облике нападавших. И кольчуги у них подлиннее, чем у дружинников отца и тяжёлые елмани немного странные. Немного расширяющиеся к концу, словно расплющенные неумелым кузнецом, но оттого выглядящие ещё более устрашающе. Да и сами шлемы почему-то обвязаны пёстрыми шарфами. У отца был такой, добытый в дальнем походе к морю. Станислав помнил рассказы об этой войне. Отец вёл свой полк в авангарде, по правую руку от великого князя. Именно тогда он и прославился как великий воин и стратег. Но откуда здесь могли взяться эти люди? Не иначе как Митяй привёл их тайными тропами. Густы леса. Много в них потаенных мест и укрытий. Хоть и далеки пределы княжества, но заставы и заслоны можно обойти если знать как.

– Что княжич? Испугался? Не трусь! Твоя жизнь стоит денег! Родичи заплатят за неё хороший бакшиш! – сказал закованный в полный доспех человек, приказавший убить Митяя. Внешне он почти ничем не отличался от остальных воинов, разве что кроме кольчуги на нем ещё был кованый нагрудник с затейливой золотой чеканкой. Железная кованая личина закрывала почти всё лицо и только криво улыбающийся рот, обрамлённый иссиня чёрной бородой, виднелся из-под синеватой стали. Скорее всего его-то и звали странным именем Рахим.

– Мне нечего бояться! Я на своей земле! – гордо заявил Станислав.

– Ошибаешься княжич. Эта земля скоро вернётся в руки султана. Я лично позабочусь об этом. А ты … ты если будешь упрямиться, то станешь одним из многих рабов. В цепи его! – отдал приказ Рахим.

Тропа петляла меж старых сосен, ныряла в заросли малинника, сбегала с пригорков, карабкалась на невысокие холмы, поросшие лесом. Казимир старался уворачиваться от тяжёлых капель, срывавшихся с веток при малейшем движении ветерка, но получалось не очень. Капли норовили попасть за шиворот, пробежать неприятной мокрой дорожкой по спине. Размышляя о странном письме, Казимир краем сознания заметил, что хорошо знакомая тропинка странно вильнула вправо, хотя он точно помнил – здесь в ложбине она всегда шла влево, вдоль небольшого пересыхающего летом ручья.