Глава 3

– Ну, знаешь, на этот раз ты превзошла сама себя! Это каких же надо было ворон считать, чтобы умудриться рухнуть под поезд! – Аркадий, когда орал, всегда брызгал слюной, и Люда машинально стёрла капли, попавшие ей на голое плечо. – А если бы ты погибла или покалечилась? А если бы Сонька не у твоих родителей гостила, а в Москве была? Что бы она делала с мамашей, которая пострадала из-за своей тупости?

Аркадий распалялся всё больше и больше, будто накручивая себя, и Людмила подумала, что на этот раз он что-то слишком расшумелся. Перепугался за неё, наверное. За двадцать лет семейного стажа она уже привыкла к взрывному характеру мужа. И старалась лишний раз его не провоцировать, хотя это было не так-то просто: Аркадий мог психануть из-за непредсказуемого пустяка и орать минут пятнадцать, а потом сказать что-то вроде «Видишь, как ты меня довела». Людмила видела, и старалась не подворачиваться мужу под горячую руку. Или, если уж подвернулась, смолчать и дать ему проораться. Что поделаешь, работа у него такая, нервная, сплошные стрессы после этих клиентов и разборок в судах.

Вот и теперь она молчала, чувствуя, как улетучиваются покой и умиротворение, которыми она наполнилась за один день и две ночи жизни в Луговой. Там было хорошо. Там был птичий гомон, запахи цветов и мяты, шершавый малинник, куда Анна Николаевна пустила её попастись на только что созревшей малине. Там были рыжий петух и пёстрые куры, гулявшие на соседнем участке, и толстый щенок, которого таскали ребятишки, подхватив под коричневые лапы. И он висел у них в руках покорно, болтая этими своими лапами и показывая розовый круглый живот. А потом они отпустили его на землю, и щенок, тявкая, стал бегать за детьми, будто играя в пятнашки. А малина, крупная и прохладная, переспело сыпалась ей в подставленную ладонь, и нужно было заглядывать в серединку каждой ягоды, потому что иногда там сидели какие-то мелкие козявки, и их нужно было сдувать. А петух был похож на султана, который важничал среди своего гарема. А куры-жёны не обращали на него никакого внимания, им было интереснее рыться в траве и склёвывать добычу.

Время там шло совсем по-другому, и Людмила даже не удивилась, когда и вечером Аркадий не отозвался на звонки на домашний и мобильный номер. Она приняла как дополнительный подарок ещё одну ночёвку в «мансандре» под стрёкот сверчков, ещё одно утро с птичьим гомоном и криком соседского «султана». В десять часов утра Людмила дозвонилась, наконец, до Аркадия, сообщила, что у неё неприятности и чтобы он её дождался дома – рассказывать подробности по чужому мобильнику и за чужой счёт ей было неловко. Взяла у Анны Николаевны тысячу рублей, которую ей, оказывается, оставил Игорь. И сначала на электричке, а потом, от Савёловского вокзала, на такси, потому что войти в метро ей было равносильно смертной казни, добралась, наконец, до дома.

– И почему ты мне сразу же не позвонила? – бушевал муж.

– Потому что не хотела тебя зря беспокоить. И потом, у меня всё украли: и мобильник, и документы, и деньги, и ключи.

– Так, теперь нам ещё и дверь менять, – сделал вывод муж. – А ночевала ты эти две ночи под каким забором?

Объяснять мужу про Игоря и дачу на Луговой было опасно. Он и так невзлюбил этого мастера и в тот раз, когда Игорь чинил им смеситель, минут пять выговаривал ей за дверью злым шёпотом, что надо быть последней идиоткой, чтобы привести в дом проходимца, нанятого по объявлению в метро.

– Я у сослуживицы ночевала, у Лидуши, – соврала Людмила.

– У к-какой Лидуши? – поперхнулся Аркадий.

– У Епифанцевой, ты её не знаешь.

Незнакомая Лидуша Епифанцева показалась Аркадию достаточным аргументом, чтобы успокоиться, и он сменил гнев на милость

– Ладно, корми меня.

– Ой, Аркаш, а я ничего купить не успела! – спохватилась Людмила. – Ты подождёшь, я быстренько в магазин сбегаю?

– Подожду, – смилостивился муж и пошёл к себе в кабинет к компьютеру.

Бродя меж полок ближайшего к дому супермаркета и планируя прикупить для ужина курицу с горошком, Людмила вдруг поняла, что обижена. Обижена на Аркадия, обижена впервые за весь срок их семейной жизни! Это чувство было для неё внове. Она всегда знала, что с мужем ей повезло. Что он лучше неё знает, как их семье жить. Он привёз её в Москву, он уберёг от слишком ранних родов, убедив прервать беременность, последствие их той, самой первой, ночи. Он помог ей перевестись в московский вуз, он советовал, что читать, смотреть и где бывать, чтобы поскорее превратиться в москвичку.

Она очень старалась и расти, чтобы соответствовать, и приспосабливаться к его характеру, потому что с детских лет точно знала: первая задача жены – поддерживать мир в доме. Старалась, совмещая учёбу в институте с уходом за супругом. Впрочем, тогда за Аркадием ухаживали сразу три женщины из их московской коммуналки на Пятницкой: Людмила, свекровь и Варвара. Одной бы ей тогда с обслуживанием мужа, требовавшим каждый день свежую сорочку, выглаженные брюки и что-нибудь вкусненькое на ужин, было не справиться. Аркадий уже тогда вовсю показывал характер, вопя по любому поводу так, что было слышно соседям в коридоре. Вопли пережидались всеми троими: Людмила терпела, потому что жена, свекровь – потому что сын удался весь в покойного мужа, Варвара – чтобы не нарываться.

Через шесть лет, Людмила как раз окончила институт и учила своих первых первоклашек, свекровь серьёзно заболела, а ещё через полгода – померла. Но за эти полгода их коммуналкой в центре Москвы успела заинтересоваться риэлторская компания, которая расселила всех по отдельным квартирам. Варваре досталась однокомнатная квартира на улице Лобачевского, им с Аркадием – «двушка» в Новых Черёмушках, где и началась их отдельная семейная жизнь. Теперь Людмиле уже одной приходилось справляться с обиходом. Впрочем, какое-то время им помогали её родители. Отец приезжал на новоселье и довёл до ума их новую квартиру. Тогда жильё ещё сдавали с отделкой, сразу пригодным для заселения, но всё равно в новостройке находилась уйма поводов приложить руки: форточку разбухшую подтесать, плинтус щелястый подбить, розетки, которые в первую же неделю вывалились из панельных стен, укрепить, балкон застеклить, чтобы сквозняков не было. Между делом отец помогал и по хозяйству – на рынок мог сбегать за продуктами или полы помыть. И Людмила была ему за эту помощь благодарна: сама она просто разрывалась между школой и домом, уставая до тошноты и головокружения.

К третьему месяцу тошноты выяснилось, что она беременна. Аркадий опять попытался её уговорить избавиться от ребёнка, – мол, молодые ещё, только жить начинаем, давай подождём. Но Людмила заартачилась – слишком тяжёлыми были воспоминания о первом аборте, да и врачиха в консультации предупредила, что ей лучше рожать, если не хочет остаться бесплодной. Так у них появилась Сонька.

Имя для дочки выбирала Людмила – Аркадию было всё равно, он вообще первые полгода будто брезговал ребёнком, даже в комнату, где спали Людмила с дочерью и приехавшая на подмогу тёща, старался не заходить. А Людмила, зная уже, что у неё будет девочка – УЗИ тогда всем подряд не делали, но по всем приметам (живот дынькой, лицо пятнами) так выходило – несколько вечеров перебирала женские имена, пока не остановилась на имени Софья. Так звали мамину тётушку, легендарную личность, которая работала в их ставропольской школе учительницей французского, необъяснимым чудом получила путёвку в Париж, там познакомилась с французом и вышла за него замуж. Эта история превратилась в семейную легенду, и маленькая Люда слушала её перед сном, словно сказку. Француз оказался натуральным принцем, с дворянским титулом, кучей денег и дворцами по всей Европе. Ну, или не по всей, но штук пять точно у него было. Тётушка была старшей сестрой бабушки, мама была единственным и поздним ребёнком, одним на обеих сестёр, да к тому же умудрилась родиться копией тётки. Поэтому вполне объяснимо, что когда тётка овдовела, она решила сделать племянницу своей наследницей. О чём и передала с оказией письмо – по почте не решилась, уверенная, что все письма из-за границы просматривает КГБ. А в письме написала, что если Галочка прямо сейчас всё бросит и уедет к ней жить во Францию – визу, билеты и разрешение на выезд тётка бралась организовать – то станет прямой и единственной наследницей графини д'Аржансон, в девичестве Софьи Козиной. И отдельным списком – что именно унаследует племянница.

Мать рассказывала, как у неё, в ту пору двадцатилетней комсомолки и отличницы, голова закружилась. Но не от открывающихся перспектив – на неё вдруг дыхнуло тлетворным влиянием Запада. Ей прямым текстом предлагали продать Родину. Пусть очень задорого, но – продать. А советские люди, строители коммунизма, так не поступают. И вообще, что значит – всё бросить и уехать? А Мишка Романов, с которым они вчера впервые поцеловались? А практика в школе, которая начнётся через неделю? А мама, в конце концов, с кем тут останется? Одна, с пьющим отцом? Мало ей неприятностей от сестры-иностранки, вон, в каждой анкете заставляют писать, позор – не отмоешься, теперь ещё из-за дочки краснеть? И Галочка отнесла тётушкино письмо в комитет комсомола. Комсорг, вспоминала мать, похвалил её «за бдительность» и сказал, что дети за родителей, в смысле, племянницы за тёток, не отвечают, и что он передаст документ куда следует. Видимо передал, потому что вторым и последним письмом от тётки-графини было короткое «Как знаешь».

Больше тётка ей не писала – как видно, обиделась. И какое-то время Галочка, а впоследствии – Галина Андреевна – думала, что оно и к лучшему. Тёткино наследство было нереальным, как мираж. А реальная жизнь была здесь: школа, где она преподавала в начальных классах, любимый муж Миша, дочка Людочка. Какая графиня, о чём вы! Хотя заноза в душе явно осталась. Иначе, зачем мать сохранила второй лист из письма, с перечнем графского имущества? И почему рассказывала маленькой дочке историю про девочку Соню, которая хорошо себя вела, выросла большая, уехала в сказочную страну и вышла замуж за принца, у которого было несколько прекраснейших дворцов? Видимо, что-то из детства в Людмиле и отозвалось, когда она решила назвать свою дочь Соней.

А страницу из тёткиного письма с оценкой наследства в полтора миллиона фунтов стерлингов мать ей показала, когда Соньке было полтора года, в один из их приездов в Ставрополь. Сказка оказалась былью. Людмила поняла, что в своё время двигало матерью, а вот Аркадий, когда жена пересказала ему семейную историю об упущенном наследстве, не понял. И назвал тёщу «совковой идиоткой, свернувшей шею собственной птице счастья».

Ну так вот, до сих пор Людмила на Аркадия не обижалась, ни разу. К дочке не подходит? Так все мужчины младенцев бояться! Маму её недолюбливает? Так все мужья тёщ не переносят! С отцом поссорился в его последний приезд в Москву? Так папа сам виноват: зачем было говорить, что настоящий мужик должен уметь руками работать, а не языком молоть. Ох, и разругались они тогда с Аркадием! Отец даже сказал, что если бы знал, каким никчёмным мужиком окажется муж его дочери, ни за что бы на свадьбу не согласился. А муж сказал, что он и не напрашивался и никого тут, у себя в доме, не держит.

Даже тогда Людмила на него не обиделась. А сегодня – проняло. Слишком уж всё было неправильно: она едва не погибла, а Аркадий бесится. Получается, чужой случайный мужчина её пожалел, а родной муж – обругал.

Курица уже подрумянивалась в духовке, когда зазвонил телефон, и Людмила сняла трубку в прихожей.

– Людмила? Здравствуйте, это Игорь Захаров. Как вы там?

– А, здравствуйте! Спасибо, всё в порядке, – она отчего-то обрадовалась его звонку. Но говорить старалась негромко, чтобы из комнаты не услышал Аркадий и не начал выяснять, что за мужики ей названивают.

– Вижу, что в порядке, раз до дому добрались. Больше никаких приключений с вами не случилось?

– Ой, нет, хватит уже приключений, – замахала ладонью Людмила, как будто он мог её видеть. – Кстати, спасибо за деньги, они меня очень выручили. Скажите, как их вам вернуть?

– А вот когда вызовете меня раковину менять, тогда и сочтёмся, – в его голосе слышалась улыбка. – Визитка моя не пропала?

– Нет, – вздохнула Людмила – только она и не пропала. Пойду сейчас какой-нибудь дешёвенький мобильник покупать и «симку» восстанавливать.

– Слушайте, у меня идея, – воодушевился Игорь. – Мне нужно свой старый мобильник продать. Может быть, вы купите?

– А… сколько стоит? – опешила Людмила.

– Недорого, договоримся. Ну, так во сколько и где встречаемся?

– Давайте часов в семь. И где-нибудь в нашем районе – я не могу спускаться в метро.

– Понял. Тогда я вам позвоню вечером. До встречи.

– Да, всего хорошего, – сказала Людмила, поднимая глаза на вышедшего в прихожую мужа.

– С кем это ты? – поинтересовался он, принюхиваясь к запахам из кухни.

– Так, со сценаристом, – нашлась Людмила. – Пошли, я буду тебя кормить.

**

Игорь сам не мог себе объяснить, с какой стати он вылез с этим своим старым телефоном. Не было у него никакого старого мобильника. Вернее, был допотопный «Эриксон», но этого мастадонта величиной в полторы его ладони и с трещиной на дисплее не то что продавать – на бедность подать было бы стыдно. Валялся себе в столе, постепенно становясь ретро-раритетом. И выскочил внезапно из подсознания, пока Игорь лихорадочно искал повод увидеться с Людмилой. Почему-то ему казалось, что просто так, без повода она с ним встречаться не станет. Или, что ещё хуже, согласится и начнёт ему возвращать эту дурацкую тысячу рублей, как будто он жлоб какой. В общем, раз пообещал телефон – делай.

Подходящий аппаратик он присмотрел в ближайшем салоне связи. Маленькую чёрно-серебристую трубку-раскладушку за четыре тысячи рублей. Он прикинул в уме, сколько это получается от заработка от нынешней шабашки, которая пошла на удивление легко и закончилась уже к сегодняшнему обеду, и усмехнулся – десятина. Вроде налога с дохода, но не в дырявый карман государства, а на пользу конкретному человеку. Пусть уж будет Людмиле хоть какая-то компенсация за вчерашний ущерб!

– Ты чё, совсем тупая? Ты каким номером ордер закрыла? – спросили у него за спиной. Игорь оглянулся. Пигалица в жёлтой майке, уперев руки в бока, отчитывала напарницу, которая сидела за кассой.

– Так, как положено: одиннадцать дробь десять, – напряглась та.

– Ага, положено. Наложено! Сколько раз тебе можно повторять: эти ордера мы закрываем как одиннадцать дробь двенадцать. До тебя вообще что-нибудь может дойти, хотя бы с третьего раза? Или надо по десять раз повторять?

– Не надо десять раз, я всё поняла, – девушка за кассой была взрослее пигалицы, но та, видимо, была у них за старшую. И на правах начальницы самозабвенно елозила напарницу мордой об стол, не обращая внимания ни на парня, выдававшего банковские кредиты – тот от неловкости смотрел в стол – ни на посетителя. А может быть, и обращала, и именно для них закатила этот концерт, вдруг понял Игорь.

– А раз поняла, почему опять всё перепутала? Ну-ка, взяла и ещё раз всё переписала правильно! Тебе ясно?

– Эй, девушка, это кто же вас так лицом в грязь макал? – негромко спросил Игорь, попав в паузу, пока пигалица переводила дыхание.

– Это вы мне? – развернулась она, не меняя позы «руки в боки».

– Вам. Чтобы вот так унижать человека на публике, нужно сначала самому дерьма нахлебаться. Набраться, так сказать, опыта.

– Ой, да не вмешивайтесь вы! Не ваше дело! – затрепетала ноздрями скандалистка.

– Не моё, – согласился Игорь, – продолжайте, барышни.

И пошёл к выходу – покупать у них телефон ему расхотелось. Впрочем, точно такой же аппаратик он нашёл в салоне той же сети возле метро «Новые Черёмушки». И когда Людмила села к нему в машину, он и показал его первым делом

– Вот, нравится?

– Да… Слушайте, он почти такой, как у меня украли. Надо же, просто мистика какая-то! А сколько стоит?

– Э-э-э… Пятьсот рублей!

– Так дёшево? – изумилась Людмила.

– Берите, не сомневайтесь! Он хоть и поюзаный, но в очень хорошем состоянии. Я аккуратно им пользовался.

– Да я не поэтому, – смутилась Людмила и, решившись, протянула Захарову полторы тысячи. – Договорились! Вот, это с учётом моего долга. А зарядник к нему есть?

– Есть! – Игорь чуть не полез за коробкой с зарядником, да вовремя спохватился. – Где-то тут, в бардачке валяется, потом найду. Слушайте, я хочу пригласить вас поужинать.

– Меня? – она удивилась так, как будто её никогда не приглашали в ресторан. – А где?

– Выбирайте.

Женщина молчала в растерянности, и тогда предложил он

– Как вам «Старина Клаус»?

– Не знаю, я там не была.

– Рекомендую. Вам понравится.

– Да? Ну хорошо… Только давайте сначала съездим «симку» восстановим, пока время есть.

Офис компании мобильной связи ещё работал, и они довольно быстро успели восстановить номер, уговорив ребят-служащих сделать это по ксерокопии её паспорта. Первым в список новой телефонной книжки попал номер Игоря.

«Старина Клаус» Людмиле понравился. Попали они удачно: для них нашлось место в переполненном зале, где по случаю выходного дня звучала живая музыка. Музыка была под стать антуражу – какие-то бюргерские мелодии. Игорю даже на минуту показалось, что официанты – девушки в голубых пышных юбках, белых кофтах и чёрных жилетках со шнуровкой а-ля «Гретхен» и парни в шортах на лямках и мелкоклетчатых рубашках с коротким рукавом – бросят свои подносы и пивные кружки и закружатся в танце с притопами и прихлопами. Но нет, не закружились, продолжали разносить заказы, пританцовывая в такт музыке.

– Игорь, а мы что-то празднуем? – спросила Людмила, когда он сделал заказ: гуся с черносливом, свинину с капустой, две «Крушевицы» и «солёную тарелку».

– Нет, а почему вы так решили?

– Ну, мы так гуляем, с размахом, – обвела она рукой стол, где уже появились две полулитровые кружки тёмного пива и тарелка с орешками, сушками и ржаными подсоленными сухариками.

– Ну, что вы, гуляют не так, – улыбнулся Игорь.

– А как? – она попробовала пиво и кивнула – понравилось.

– Ну, минимум по пятьсот баксов на человека оставляют. И не в пивных ресторанах, а в каких-нибудь итальянских. Или французских.

– Да, – подхватила тему Людмила. Пиво оказалось неожиданно крепким, и залпом выпитые полкружки уже отдавались гулом в голове. – Если бы моя мама была чуть смелее, я бы сейчас так и гуляла – во французском ресторане. Хотя, что это я несу! – она рассмеялась, – совсем забыла! Если бы мама послушалась тётю Соню, то меня бы просто не было. Она бы меня не родила.

– Почему? – спросил Игорь, наблюдая, как официант расставляет еду: гуся – Людмиле, свинину – ему.

– Ну, потому что она не вышла бы замуж за папу. А вышла бы за какого-нибудь французского барона. И родила бы не меня, а барончика!

– Я рад, что она этого не сделала, – сказал Игорь. – Не хотел бы я сейчас сидеть за столом с каким-нибудь французом, не исключено, что – голубым!

Людмила фыркнула, чуть не подавившись черносливиной, и, отхохотавшись, стала рассказывать их семейную легенду про то, как её мать отказалась стать миллионершей. Игорь слушал, хмыкал, поднимал брови – удивлялся.

– Вы тоже думаете, что моя мама – идиотка, упустившая свой шанс? – спросила она, рассказав.

– Нет, конечно, – мотнул головой Игорь. – Просто это был не её шанс.

– Почему? – удивилась Людмила.

– Потому что иначе бы она его не упустила. Перемены случаются, когда человек к ним готов. Ваша мама не была готова. И потом, вы уверены, что тётушкины миллионы сделали бы её счастливой?

– Да бог его знает, – задумалась Людмила. – И потом, какая теперь разница, тётка уже померла давно. Ей в то время, мама рассказывала, лет шестьдесят было, а с тех пор ещё почти сорок лет прошло. И её миллионы достались каким-нибудь дальним родственникам её мужа-барона.

– Тогда у меня тост, – поднял Игорь свою кружку. – Предлагаю выпить за наши способности по нашим возможностям!

Людмила согласно выпила и подумала, что впервые в жизни ей так легко с мужчиной.