– А мий ты сынку! То ж я ниц нэ знаю! Я ж стара, я вжэ тут помыраты буду,[28] – она плаксиво скривилась.
– Баашка, я же тебе все объяснял! От ведь старуха, толкую-толкую ей, да толку чуть, – Иван Митрич повернулся к нам. – Тяжко со стариками. Хочешь им добра, стараешься, как лучше, а они ерепенятся, ей-богу! Вот люди, – он кивнул на обитателей соседнего двора, которые все как один, повернувшись, пристально смотрели в нашу сторону, – нормальные, вменяемые, с ними мы сразу договорились.
Венеролог, все это время следивший за нами со своего двора, видно, принял жест Ивана Митрича как приглашение подойти и заспешил к нам.
– Дело вот в чем: я покупаю всю эту землю, – голос Митрича зазвучал по-деловому, и он широко повел рукою. – С холмом, криницами, дубравой. Плачу хорошую цену. Иди, я сейчас приду, – отослал он назад венеролога, и тот послушно повернул. – Я построю здесь дом отдыха. Какая будет цена за ваш участок с домом?
– Не будет даже разговора ни о какой цене. Наш дом не продается, – удивленно ответила Ульянка.
– А ты что скажешь? – спросил он меня.
– Попрошу обращаться ко мне на «вы».
– Я заплачу очень хорошо, можешь спросить вот у них, – и он снова показал на дом с сурфинией на стене. – Сто тысяч. Ну, договорились?
Лялька-молодая не выдержала, достала из тарелки котлету и принялась есть; она закрыла глаза и стала напоминать растение, которую поливают в засуху.
– Ты в уме? – спросила Ульяна, обращаясь к Митричу.
– Я деловой человек. Мне нужна эта земля. Сто десять. Подумай, какие деньги, – он оценивающе окинул взглядом Ульяну, – ты столько за всю жизнь не получишь. Представляешь, что за них купить можно? Это же богатство, наследство для детей.
Куколь говорил спокойно, вежливо, хоть и на «ты», однако Ульянка, я видела, стала закипать.
– Мои дети – не твоя забота. Дом не продается, я же сказала.
– Послушай, ну эта старуха выжила из ума, но ты же соображаешь? Считать умеешь, ведь высшее образование у тебя, правда? Чего упрямиться? Купишь себе намного лучший дом в другом месте.
– Сам купи себе дом в другом месте.
Иван приподнял бровь. Из машины тут же материализовались двое крепких молодых людей в черном, с бритыми начисто головами, как в плохом фильме, ей-богу. Но голос Куколя пока оставался ровным. Движением уставшего человека он вытер лоб.
– Подумайте. Ну, останетесь вы здесь… Какая вам польза будет сидеть под забором дома отдыха? Отдыхающие, то да се, шум, гам… Подумайте, это же просто шикарное предложение. Здесь будет большой комплекс. Вот там, – он махнул рукой, – главный корпус, здесь – бар, а вон там оборудуем криницу как следует, расчистим, купол надстроим, лавочки поставим… Это будет райское место. Я уже приобрел стройматериалы. Здесь хорошие грунты, легко будет оборудовать водопровод, канализацию.
Не зная, что сказать, я молча слушала речь Митрича.
Немного дальше за холмом – дом отца Толика. Старый Евык давно умер, Толик жил в Страдичах, но держал здесь огород и часто наведывался. Вероятно, услышав разговор, он выглянул из хлева, где возился, и поспешил к нам, как был, с вилами в руках.
– Что же, давайте так договоримся, – подвел черту Куколь. – Я дам вам на раздумья день-другой, но не тяните, мне время дорого. Не забывайте, деньги – они всеобщий эквивалент, а с домом всякое может быть… Он стареет, рассыпается, сгореть может, мало ли что…
Он неспешно повернулся и, так и не подойдя к венерологам, больше не взглянув ни на нас, ни в их сторону, сел в машину, и мерседес укатил.
– Толстый снова насчет покупки дома приезжал? – поинтересовался Толик, подходя.
– Ты его знаешь? – спросила я.
– Видел. Видел, как он приезжал к вашей бабе, и она его отшила – помнишь, я говорил на поминках? Видел, как приезжал к бабе Ляльке – доброго здоровья, бабо! – слышал, как она прикидывалась дурочкой…
– Что за он?
– Дык бизнесмен. Крутой, – продолжал Толик. – У него магазины в Бресте, рестораны, места на рынке… Но говорят, что основной доход ему приносят наркотики и проституция. Он здесь у нас личность известная. Ну и чего-то ему стрельнуло прикупить тут землю.
– И к тебе приходил?
– Нет, наш участок ему не нужен. Вот здесь, на холме, возле криниц он хочет строиться. Говорят, какой-то дом отдыха, но на самом деле – ребята на работе говорили – бордель.
– Что-о-о? – возмутилась я.
– Бордель. Блядюшник.
Нет слов, молчание.
– А что же милиция, власти? – спросила я неуверенно.
Толик только пожал плечами.
Лялька молодая выудила из миски кусочек окорока и с наслаждением откусила.
– Знаешь, – сказала Ульянка, когда мы возвращались домой. – А вот у этого Ивана был мотив желать бабушкиной смерти. Могу себе представить их разговор с бабушкой. И, кажется, он из тех, кого сомнения и совесть не мучают.
– А сегодня у него, как я понимаю, появился мотив желать и нашей смерти. И это взаимно.
Взаимно? Я кривила душой, правду некуда деть. Я кривила душой перед моей проницательной сестрой, желая скрыть истину: Иван Дмитрич мне понравился, и даже очень.
На лице Ивана запечатлены тайные символы. Есть лица пустые. Есть лица, полные тяжелого семени. А есть лица, на которых тайные символы. Эти – самые привлекательные. Вот такое лицо у Ивана. Лицо, осанка, непустые глаза – я всегда составляла свое мнение о людях с первого взгляда. Мало кто с первого взгляда понравился мне так, как Иван. Конечно, мы не продадим ему дом, но зачем Ульяна говорила с ним так резко?
«В человека с таким лицом можно влюбиться, более того, его можно любить», – думала я, замужняя и верная жена, молча дефилируя долиной рядом с сестрой. Не верю в то, что про него болтал Толик. Просто ему завидуют.
Когда мы пришли домой, забытый Ульянин мобильник, надрываясь, аж прыгал по кухне, а к забору подруливал Ленкин автобусик.
Ульянка, поговорив по телефону, вернулась к нам задумчивая, объяснила:
– Мне нужно завтра на денек в Минск, срочно вызывают.
– Ну так что ты киснешь? – спросила я. – Съезди, раз нужно.
– Не очень хочется здесь вас оставлять.
– А что, есть какие-то новости? – поинтересовалась Ленка. – Как у вас здесь вообще обстоят дела?
– Да без особых перемен, – пожала я плечами, – можно сказать.
– Ох, надо поговорить, – Ленка взглянула на часики, – у меня есть десять минут. Прежде всего, Алка, ты больше неопознанных летающих объектов не видела? Ну там смерти или еще какой женщины в белом?
– Иди ты к черту! Можете считать меня ненормальной, но, пожалуйста, не в глаза! Это не глюки! Я не была тогда пьяной, я потом выпила. И я, действительно, видела какую-то мумию за границей. И хватит уже, Ульяна, выставлять меня на посмешище и делать из меня дуру.
– Чего ты разошлась? Я передала Ленке то, что ты рассказывала, она спросила у тебя… Кто здесь делает из тебя дуру? Но к нам уже явился визитер похуже женщины в белом, – сестра повернулась к Зарницкой. – Этот уже и мне в глаза бросился.
– Буквально? – подняла брови Зарницкая.
– Пока нет, – и Ульянка рассказала про разговор с Иванам Миитричем.
– Значит, это правда, – помрачнела Ленка. – Мне говорили, что Куколь хочет строить где-то центр отдыха, я даже видела проект… Честно говоря, даже слышала, что в Добратичах, но надеялась, что нас минет чаша сия…
– Так ты его знаешь? И у него собак лечишь?
– У него животных нет, но жить в Бресте и не знать Куколя невозможно, – ответила Ленка.
– Расскажи.
– Да особо и нечего рассказывать. Я с ним, Куколем, мало сталкивалась. Ну, богатый. Основал премию «Брестчанин года». Коттедж у него в Вычулках, кажется. Слухи про него ходят разные. Однажды в одной компании, в гостях, слышала, как один такой Куля доказывал, сидя в бане, что Куколь – главный здешний бандит, причем бандит, как говорится, вне закона.
– А Куля – это кто? – поинтересовалась Ульяна.
– Кулеев его фамилия. Тоже цаца еще та, – уточнила Ленка. – Он, видишь ли, тоже бандит, но в законе, развил там в бане целую теорию о том, что во все времена, значит, начиная от княжеских тиунов, существовали люди, более-менее приближенные к государству, помогающие ему регулировать финансовые отношения между людьми… И он, дескать, занимается этим, потому что это необходимо обществу.
– Так он, как это … крыша?
– Именно.
– И тебя крышует? – спросила я у Ленки.
– Нет, я ему не по зубам, но не об этом сейчас речь. Так вот, Куля вещал, что, дескать, Куколь совсем распоясался, срывает договоры, не держит слово… Что он подмял под себя – путем жестокого насилия и даже убийства – и рэкетиров на границе, и путан на минском шоссе, и наркоту во всей округе. Что в пригородных деревнях организовал разветвленную сеть притонов… Что именно от этого всего, а совсем не из ресторанов и не с рынка текут его основные доходы. Куля даже, понизив голос, рассказал, что именно Куколь – заказчик убийства Родионова. А, вы же не знаете! Прошлой весной у нас тут произошло жестокое убийство: начальника городской милиции Родионова нашли вместе с маленьким сыном убитыми в Льнянском лесу. Убийц, конечно, не отыскали, но после этого в местных газетах перестали появляться статьи о том, что вот таможенники снова нашли партию наркотиков, а милиция накрыла видеоцентр детской порнографии… Вот что я могу рассказать о Куколе.
Мы молчали. Шумели сосны. Что здесь будешь говорить? Что тут скажешь? Зло кипело; был ли Куколь его зачинщиком или не был, а зло бурлило и пировало, зло танцевало, зло скалилось, подбираясь к нашей земле, которую Куколь назвал грунтами. Я – чего тут скрывать – я бы отступила в сторону, но рядом со мной, на пути этого дикого танца, на пороге этого бального зала, стояла сестра, и я знала, что она-то как раз и не отойдет. А коль она не отойдет, то и я останусь с ней рядом.
– Нет, Куколь не стал бы подсыпать в кофе кардиостим, – уверенно отмела Ленка версию Ульяны. – Он попросту подослал бы кого-нибудь из своих охранников – а их у него предостаточно, уж поверь, – с ножом или пистолетом – и делу конец. Быстро и надежно. Здесь кто-то знакомый, кто знает особенности вашего здоровья…
– Но зачем? На кой дьявол?
– А это уже, девчата, не у меня спрашивайте, а у себя.
– Слышишь, а чего он так вцепился в Добратичи, этот Куколь? Почему ему именно здесь втемяшилось строиться? – спросила Ульяна.
– А я знаю? У богатых свои причуды: вот вздумалось, и все. Место возле границы, недалеко от международной трассы Берлин – Москва – на множество клиентов, видно, надеется. Дальнобойщики там разные, туристы… А может, месторождение здесь отыскалось какое-нибудь. Нефть, например. Ну и хочет купить землю, пока никто о нем не проведал…
О проекте
О подписке