Книга от начала и до конца лишь вымысел автора,

любые совпадения имен и событий случайны.

В раю

…За полчаса до того как умереть, я уже была на месте. Хотелось посмотреть, как все это будет. Я готовилась к событию тщательно: за две недели сходила в салон красоты, сделала маникюр, элегантную стрижку, с утра знаменательного дня наложила полный макияж, надела лучшее свое платье…

– Куда это ты так вырядилась? – уставился на меня муж. – Нашла повод!

Его лицо было недовольным: губы скривились, словно он жевал ломтик лимона, глаза стали похожими на щелочки. Как и всегда, когда он на меня смотрел. Но он стиснул зубы и удержался – не закатил скандал. Я все поняла правильно: скорей бы ты убралась!

И кинулась собирать чемодан. Это наше с ним последнее утро. Прощай, любимый! Мы с тобой сегодня одни. Сын уехал с друзьями в Питер. Он ученик выпускного класса, сейчас конец первого полугодия, каникулы. Последний год детства, они спешат насладиться. Мы одни, и я все пытаюсь заглянуть тебе в глаза, любимый. Может быть, еще не поздно? Сколько лет мы с тобой прожили вместе? Восемнадцать? А сколько знакомы? Двадцать? Неужели все вот так бездарно закончится? Один из нас должен уйти, чтобы другой не страдал.

Чемодан собираю я. Ты думаешь, что через каких-нибудь полтора часа я сяду в поезд и поеду к маме. Замужняя женщина одна едет к маме. То есть все так плохо, что хуже и быть не может. Хуже только смерть. Поэтому выбирать не приходится. Я собираю чемодан. А ты у телефона. Я прекрасно знаю, кому ты звонишь. Последнее время ты даже не скрываешь, что у тебя есть любовница. Полгода я следила за вами – пока не поняла, что это бессмысленно. Мне стоило только открыть рот, чтобы разразиться обвинительной речью, как ты пожал плечами и буркнул:

– Да, я тебе изменяю. Ну и что?

Мой рот тут же закрылся. Да, ты мне изменяешь. Ну и что? Что в этом странного? Я живу у тебя на содержании. За все платишь ты, следовательно, ты хозяин положения. Мой господин. У меня нет денег и нет права голоса. Не нравится – уходи. Никто не держит. Я тоже не могу тебя удержать, любимый. Нечем. Мы двадцать лет знакомы, восемнадцать женаты, последний раз занимались любовью лет этак… В общем, если я скажу, что беременна, у тебя будет истерика. От хохота. Вариант, что у меня тоже есть любовник, ты не рассматриваешь. Ты слишком хорошо меня знаешь. Поэтому я собираю чемодан. Неужели все так бездарно закончится?

Единственное, что меня на сегодняшний момент удовлетворяет, это мое отражение в зеркале. Я – молодец! За последние полгода хорошо поработала. Когда поняла, что муж изменяет, взяла себя в руки. Надеялась все исправить, склеить разбитую чашку, но пока собирала осколки, поранилась в кровь. И теперь собираю чемодан…

Полгода бешеной гонки. Полгода нервов, слез, тайных истерик, беготни по магазинам. Бесконечные часы в салонах красоты. Теперь я стройная, интересная женщина тридцати восьми лет с пышными каштановыми волосами, в которых мелькают серебристые и медные пряди. Модное мелирование. Такую прическу мне сделали в салоне. Когда муж меня увидел, то в прямом смысле слова взбесился. Слюна пенилась, так он орал! Но мне было наплевать. Потому что я уже поняла: мои усилия пропали даром. К черту диету! Массажиста и мастера маникюра! Фитнесс и бассейн! К черту психологов и модные книги: «Как заставить себя полюбить?» или «Как удержать мужа?». К черту гадалок и приворотное зелье. Карты обещают победу тебе, а плоды каждый раз пожинает соперница. Долой! Курс кулинарии вкупе с занятиями по ускоренной программе кройки и шитья – туда же. Всех – в сад. Дело вовсе не в этом. Не в том, как я выгляжу. Как готовлю, как занимаюсь любовью. Как хорошо я вяжу и вышиваю крестиком. А в том, что я такое. Ноль. Ничтожество.

И я собираю чемодан.

– Уже готова? – Он выглядывает из кухни, лицо довольное. Я не принимаю это на свой счет. Он только что договорился со своей любовницей. О свидании. Прямо с вокзала, посадив меня в поезд, он отправится за ней. А я… Я собираю чемодан.

– Да, готова.

Не только готова, но и спокойна. Ты не оставил мне выбора, любимый. Пора.

– Не стоит ли тебе переодеться?

– Во что?

Я смотрю на него в упор. Он отводит глаза и мямлит:

– Я думаю, что в джинсах тебе будет удобнее. И новая норковая шубка… Неужели ты хочешь надеть ее в дорогу?

– Да! – с вызовом отвечаю я. Хочу в последний раз пройтись с ним рука об руку при полном параде.

– Галя, это глупо!

– Тебе шубки жалко?

– Не то, – морщится он. – Все, что ты делаешь последнее время, – глупо.

– Я знаю. Да, я дура. И не только в последнее время. Ты двадцать лет повторяешь беспрестанно, что я дура. Тебе не надоело?

– А разве это не правда? – Он начинает злиться. – Я двадцать лет вкалываю, зарабатываю деньги, и заметь: деньги немалые! Обеспечиваю семью. А что делаешь ты? Бездельничаешь! Была бы умная, нашла бы себе занятие. И мне бы не приходилось тянуть семью в одиночку. Здесь все куплено на мои деньги. И это, и это. И это тоже!

Его палец упирается в норковую шубку.

– Не начинай, – вздыхаю я. Сказал бы на прощанье что-нибудь новенькое. А эту песню мы уже слышали. Пластинка заезжена. Пора ее выкинуть.

– Ты права, – неожиданно легко соглашается он. – На поезд опоздаем.

Он не устраивает на прощанье скандала, я тоже иду на компромисс:

– Хорошо. Я надену джинсы, но все-таки поеду в шубке. Потому что холодно.

Он согласно кивает. Шубка – это жертва. В любом случае он выиграет больше.

– Присядем на дорожку, – говорит муж и плюхается на пуфик в прихожей. Он старше на десять лет, грузный, лицо обрюзгло, под глазами мешки. Больные почки. Неужели мой муж всерьез полагает, что любовницу интересует он, а не его деньги? Ведь это не она ночей не спала, когда к нему на фирму нагрянул ОБЭП. Не болталась вместе с ним между небом и землей, когда склады опечатали. Или когда огромная партия товара застряла на таможне. Не к ней он прибежал бледный, с трясущимися руками и дрожащими губами. Которые не сразу смогли выговорить:

– М-м-м… М-м-м… Меня п-пытались убить…

Не она сидела у постели его сына, когда тот заболел воспалением легких. Не лежала с ним в больнице с диагнозом, который и выговорить-то страшно. Да, обошлось. И в первый раз, и во второй, и в третий. Обошлось затем, чтобы сейчас взрослый сын уехал с друзьями в Питер весело проводить время, муж с любовницей планировали, как будут жить вместе, а я собирала чемодан? Но разве это справедливо? Что она делала все те годы, когда я обеспечивала его надежный тыл? А ведь мы с ней почти ровесницы! Она вела свободный образ жизни, развлекалась, набиралась жизненного опыта, при помощи которого и заполучила моего мужа. И, разумеется, не рожала детей. Она вкладывала деньги и силы в себя. Потому и победила.

Во мне говорит обиженная женщина. Я вовсе не так глупа, как думает мой муж. Я вижу во всем случившемся и свою вину. Я не росла. Выражение как раз из его лексикона. Все его сотрудники либо растут, либо рано или поздно оказываются на улице. Все должно расти. Люди его окружения, прибыль его фирмы, оборот капитала, счет в банке. Я никак не могу понять смысла этой гонки.

– Зачем тебе столько денег?

– Ну ты скажешь!

Можно подумать, что это очень умно! При том, что муж так богат, он скупее любого бедняка. Это похоже на историю со слоном и муравьем. Кто из них сильнее? На первый взгляд слон. Ведь он поднимает бревно, в то время как муравьишка тащит соломинку. Но если сравнить поднятую ими тяжесть с их собственным весом, получается, что слону далеко до муравья. Так же и с деньгами. Бедняк тратит все до копейки. А мой супруг постоянно жмется, большую часть денег, поступающую на его счет, замораживает. Его расходы не составляют и половины доходов! Так кто он после этого?

Если бы не его жадность, у него было бы гораздо меньше проблем. И не было бы того покушения, после которого он чудом остался жив. Надо было заплатить. Поделиться…

– Галя?

– Что? – Я невольно вздрагиваю.

– Пойдем, что ли?

Ох, как не хочется! Но – пора. В последний путь. Он, страдая одышкой, несет чемодан. Вахтерша высовывается из окошечка, сияя улыбкой:

– Доброе утро, Михаил Евгеньевич! Далеко собрались, да еще так рано, Галина Ивановна?

– На вокзал, – бурчит муж. Он вносит за эту улыбку ежемесячные взносы. Вахтеры собирают мзду с каждого жильца. – Галя уезжает к маме. Как бы на поезд не опоздать. Опять долго копалась. Вы же знаете этих женщин! – жалуется он. Будто вахтерша не женщина! Но за те деньги, что получает, она готова это забыть.

– Ничего, успеете!

– Пробки, – недовольно говорит муж.

Да, пробки. Он, как всегда, прав. В машине мы молчим. У каждого из нас свои планы, и мы напряженно их обдумываем. Лично мне не по себе. А он, похоже, чувствует себя прекрасно. Ближе к вокзалу заметно повеселел. Это потому, что мы не опоздали к поезду.

– Надеюсь, ты не заставишь меня ждать на перроне?

Это не входит в мои планы. Даже если бы и входило, что это изменит? Он очень торопится, а потому сует мне чемодан со словами:

– Дальше ты сама. У меня дела.

Чемодан оттягивает мне руку. Зачем я его взяла? По инерции. Ведь это символ. Переезд – чемодан. Я знаю, что у него в багажнике лежит точно такой же. Крупные покупки муж делает сам. Исключение – норковая шубка. Я копила на нее много лет. То есть не на нее конкретно, просто откладывала на черный день. Я всегда была уверена, что этот день наступит. Деньги мне пригодились. Так вот, что касается чемоданов… Их покупал муж. Марка известной фирмы, отличное качество, запах новой кожи. И цвет примечательный. Они – красные! Да-да! Красные! Я бы такие никогда не купила, но ему пообещали солидную скидку. При слове «скидка» с моим супругом начинает твориться что-то странное. Порой я думаю, что он болен. Услышав или увидев слово «скидка», он меняется совершенно! Не думайте, что он сразу кидается к товару с заветным ценником, желтым или красным. Вовсе нет! Муж подходит к нему осторожно, нарезая круги. И всем своим видом показывая, что дешевка ему неинтересна. Ну, разве только посмотреть на «это барахло».

Он так и говорит, тыча пальцем отчего-то в ценник:

– Барахло!

Менеджер тут же начинает доказывать, что это не так. Супруг вступает в дискуссию. Спорить он может до хрипоты. И вплоть до приглашения сначала управляющего торговым залом, а потом и директора магазина. Если уличит менеджера во лжи. В итоге он получает не просто скидку, а СКИДКУ. И на выходе говорит мне, потирая руки:

– Вот видишь, как надо вести дела! Поэтому я такой богатый! А ты – транжира!

Любая его речь вот уже восемнадцать лет заканчивается обвинениями в мой адрес. Сначала о том, какой он, а под конец о том, какая я. Разумеется, он верх совершенства, а я дура. Иногда я думаю, что он женился только за этим. На ничтожестве, чтобы еще больше его изничтожить. Втоптать в грязь. Он не мог соединить свою жизнь с женщиной-совершенством. Его любовница – не исключение. Я ее видела. Если вы думаете, что это юная блондинка модельной внешности с ногами от ушей, то сильно ошибаетесь. Мы одного роста. Среднего. И примерно одного возраста. Ей немногим больше тридцати, а мне хорошо за. Должно быть, она не такая дура. Или же, напротив, еще глупее, чем я.

В итоге я остаюсь у входа в вокзал с красным чемоданом в руке, а он садится в свою машину. Это джип с тонированными стеклами. Я стою и смотрю, как он садится в машину. На глазах у меня слезы. Ну вот и все. Прощай, любимый! Я не могу объяснить, почему ты мне до сих пор небезразличен. Любовь – это загадка. Я вижу все твои недостатки, я знаю, как громко ты храпишь по ночам, как, пыхтя, завязываешь шнурки на ботинках, как оглушительно чихаешь – басом, словно какой-нибудь тюлень, и нос у тебя при этом такой же мокрый и скользкий, а брызги летят во все стороны. Но черт меня возьми! Должен же кто-то тебя любить! Не за твои деньги. Аминь.

Вдруг ты вылезаешь из машины, и в моем сердце тоненькой свечечкой загорается надежда. Все еще можно исправить. До тебя наконец дошло: никто и никогда не будет любить тебя больше, чем я, если вообще будет.

– Галя!

– Что?!

– Ты там привет передавай. И вот еще что… – Какое-то время он сопит, собираясь с мыслями, потом с нажимом говорит:

– Ты бы отдала мне ключи от квартиры. Не дай бог потеряешь. Ты такая рассеянная.

Свечка в моем сердце тут же гаснет. Там снова мрак. За всю свою жизнь я не потеряла ни одной вещи. Не считая тех, что у меня «увели», а ему пришлось соврать. Муж не прощает кражу. Говорит, что воруют только у растяп. Я ни разу ничего не теряла, не забывала выключить свет, покидая санузел, не оставила на раскаленной плите ни одной кастрюли, и вилка утюга, когда я иду в магазин, всегда выдернута из розетки. Я уверена в этом на сто процентов. Как, впрочем, и он. Иначе не прожил бы со мной восемнадцать лет. Он не прощает небрежности. И тем не менее:

– Отдай мне ключи.

Значит, конец. Я лезу в карман норковой шубки и протягиваю ему ключи:

– Пожалуйста.

– В карманы дорогих шуб не кладут такие вещи, как кошельки, ключи, мобильные телефоны… – Лекция о том, что надо беречь вещи, заканчивается неожиданно: – Ну, вот и все.

– Вот и все, – эхом откликаюсь я. Мне очень интересно узнать его дальнейшие планы. Насчет меня. И насчет ключей, которые он опустил в карман роскошной дубленки. Но ему можно. Ведь это он за все платит.

– Пока. – Он небрежно кивает и лезет в машину.

Джип трогается с места. У мужа и в мыслях нет, что за последние полгода я изменилась не только внешне. Он уверен, что сейчас мы с красным чемоданом скроемся в дверях вокзала. И пойдем прямо на перрон. Потому что пора. До отправления поезда осталось полчаса, уже началась посадка. Но я думаю вовсе не о поезде. Хотя билет и в самом деле лежит у меня в сумочке. Точнее, два билета. Я думаю о смерти.

И с этими мыслями я с красным чемоданом иду на стоянку машин. За восемнадцать лет моего вынужденного безделья я окончила бог знает сколько курсов. Не только кройки и шитья. Вязания крючком. Вышивания крестиком. Среди них, к примеру, были курсы английского языка. И даже испанского. Бухгалтерские. И курсы вождения. И права у меня есть. Практика небольшая, но с горем пополам я доберусь туда, куда мне нужно. К месту трагедии. Которая произойдет скоро. Я даже знаю час икс. Я одна из немногих, кто об этом знает. Красный чемодан летит в багажник, я сажусь за руль. Аминь.

…Мы с мужем едем в разные стороны, а по сути в одну. Он на юго-запад, а я в центр. Но в итоге наши маршруты пересекутся в одной точке. Я успеваю к месту трагедии быстрее, хотя вожу машину плохо и всех пугаюсь и пропускаю. Да и машина у меня старенькая. Отечественного производства. И вообще: это не моя машина. Я вожу ее по доверенности. А принадлежит она одной из моих случайных знакомых. Мы встретились в салоне красоты и разговорились. Она ждала парикмахера, а я мастера маникюра. Оказалось, что у нас похожие проблемы. На этой почве мы и сошлись. Когда я попросила оформить на себя машину, она не возражала. Мой муж ничего не должен знать – это аргумент. И какой! Ведь он скупердяй.

Я ползу на стареньких «Жигулях» в центр, и всем на меня наплевать. К этому я давно уже привыкла. Одна из причин моего странного поступка. То есть двух билетов, которые лежат в моей сумочке, прически, новой шубки и всего, что из этого вытекает. Я догадываюсь о том, что муж прав. Что я непроходимая дура. Но поделать с собой ничего не могу. Есть вещи, которые сильнее нас. К примеру, ревность. Обида. Гнев. За восемнадцать лет нашего «счастливого» брака столько всего накопилось!

Я приезжаю на место за полчаса до своей смерти. Могла бы и раньше, но спешить мне некуда. Теперь уже точно некуда. Бешеная гонка, которая длится вот уже полгода, закончена. Аминь. Я собираю чемодан.

Зациклилась. На чемодане. Красный чемодан лежит у меня в багажнике. Если бы знать, какую роковую роль он сыграет в моей жизни! Какие мелочи порой путают нам карты! Я ведь забыла про него. А зря. Я на месте будущей трагедии за полчаса. Это наш двор. Ничего примечательного в нем нет, кроме того, что центр, а здесь тихо. На улице зима. Январь месяц. У школьников каникулы. Мой сын уехал с друзьями в Питер. Погода премерзкая. Оттепель, с неба сыплется какая-то липкая гадость. На голову я повязала платочек, чтобы сохранить прическу. Мое замечательное мелирование скрыто от посторонних глаз. Я жду смерти.

Сижу в машине. Справа от меня – подъезд, в котором находится наша квартира. Слева – детская площадка. Мне так и не довелось посидеть там на лавочке, глядя, как мой ребенок копается в песочнице либо бешено вращается вместе с такими же карапузами на карусели. Когда мы сюда переехали, сын уже вышел из этого возраста. И не нуждался в сопровождающих во время прогулок. Поневоле я вспоминаю всю свою жизнь. За полчаса. Глядя на детскую площадку. Утро, но для владельцев собак уже поздно, а для маленьких детей слишком рано, да и погода неподходящая. Сыро, противно. На горке сражаются двое мальчишек, девочка в красной куртке лепит в сторонке снежную бабу под наблюдением няни. Но вот и она ушла. Деревянные домики пусты. Теремки, беседки. Обычно там разворачиваются снежные баталии, визг, детский смех, а порою и рев. Но сейчас тихо. Утро.

Я уже вижу убийцу. Мне не нравится этот человек. С первой секунды, как я его увидела. Внешне он непривлекателен. Высокого роста, сутулится, носит контактные линзы. Необщителен. Его движения нервные, суетливые. Все, что он делает, отвратительно. Взгляд у него пустой. Губы узкие, нос похож на клюв. Отталкивающая внешность. Не удивительно, что он – неудачник. И еще он патологически завистлив. Я знаю, что ему нужны деньги. Иначе он бы этого не делал.

Пистолет у него за пазухой. Сам он притаился под аркой. Слился с серой стеной. Выжидает. Меня он, разумеется, не видит. Я в машине, в платке. Смотрю на него – и мне не по себе. Еще не поздно все это остановить. Или уже поздно? Время идет медленно. Я все никак не могу принять решение. Это дается мне тяжело. За двадцать лет знакомства муж отучил меня от этой скверной привычки: принимать решения. Я колеблюсь вплоть до того момента, когда во двор въезжает джип с тонированными стеклами. Уже и мальчишки скатились с горки и убежали домой – греться. Двор пуст. Быть может, это судьба? Ведь никаких свидетелей. Или нет. Бабушка с хозяйственной сумкой в руке идет в ближайший магазин за хлебом и молоком. Не может так быть, чтобы совсем без свидетелей. Но все равно: это Судьба! Джип остановился напротив нашего подъезда.

Я тоже открываю дверцу и выхожу из машины. И в этот момент раздается выстрел…

В аду

– Осточертело все, а? Отпуск, говорю, когда?

Оперуполномоченный Хлынов широко зевает. За его спиной на стекле надпись: «Дежурная часть». С той стороны, у окошечка: «Клиент». Ждет, когда выдадут письменное подтверждение, что его заявление принято. «Клиент» нервничает, дежурный, напротив, не торопится. И не суетится.

– Праздники кончились, – бурчит Хлынов, имея в виду майские. – А лето еще не началось. Вторая половина мая – сущий ад. Не знаешь, куда себя девать.

– Точно, ад, – охотно откликается дежурный, выдвигая лоток, в котором лежит квиток, так трепетно ожидаемый «клиентом». – На улице пекло. Будет, как в прошлом году: в мае жара, а потом все лето дожди. Я уж приметил: чем жарче весна, тем холоднее лето. – И «клиенту»: – Документ возьмите, гражданин.

Тот хватает бумажку и радостно кричит:

– Спасибо!

Мужчина выбегает за дверь, дежурный озадаченно смотрит ему вслед:

– Чего это он?