Глазов понял, что исчезать Аким Шевалье не собирался. У него все было. Абсолютно все! И, судя по впечатлениям матери, Акиша был вполне доволен своей жизнью. Хотя нежное отношение сына к своей жене Маргарита Эдуардовна не понимала и осуждала. Но это уже материнская ревность. Как же! Отняли единственного сына, в которого столько вложено!

Итак, Аким Шевалье любил жену. Он любил дочь. Любил свою работу. И вдруг исчез. Что же с писателем произошло?

О последних днях сына Маргарита Эдуардовна упоминала скупо. Все, как обычно. Закончил новую книгу, купил подарки всем членам семьи, собирался отдохнуть где-нибудь за границей. Уехал в загородный дом – прийти в себя после напряженной работы. Семья писателя жила вместе с его матерью, поэтому жена, не ладившая со свекровью, выстроила на даче хорошую печь, чтобы после скандалов уезжать туда и зимой. Скандалы были столь частыми, что загородная резиденция Шевалье редко пустовала. Итак, он закончил книгу и уехал на дачу. Жена последовала за ним вместе с шестилетней Зайкой. Если при муже они со свекровью как-то ладили (особенно если он работал), то, оставшись вдвоем, немедленно затевали ссору. А писалось Акиму только в Москве. Он не мог работать, не видя людей, и ежедневно совершал обязательные прогулки по улицам города.

Как раз в ту зиму Маргарита Эдуардовна приболела и, когда почувствовала себя совсем плохо, вызвала сына к себе. По дороге домой и случилась эта автокатастрофа. Писатель, видимо, задремал за рулем и врезался в тяжело груженую встречную машину. Дорога ранним зимним утром была пустынной, свидетелей трагедии оказалось двое: сам водитель КамАЗа и люди, ехавшие следом на «Жигулях». Глазов подумал, что хорошо было бы почитать протокол, составленный инспекторами ГАИ. Но раз никакого уголовного дела не возбудили, значит, виноватым был признан водитель иномарки, заснувший за рулем. Странно было только, что он так обгорел, особенно лицо. Возгорание машины – вещь достаточно редкая, это случается чаще всего, когда бак полон бензина. Но писатель ехал с дачи, и находился где-то на полпути к Москве. Скорее всего, Аким Шевалье нигде не заправлялся. Так откуда такое пламя? Откуда взрыв? Аким Шевалье оказался изуродованным. Просто до неузнаваемости. Маргарита Эдуардовна писала, что не смогла опознать сына. Это сделала невестка, признавшая портсигар с инициалами, который сама положила в карман мужа перед отъездом. И еще упоминала о том, что последние две ночи Аким Шевалье не спал, обдумывая какой-то очередной сюжет. Доводы вдовы показались следователю убедительными. Было признано, что Аким Федорович Шевалье погиб в результате несчастного случая.

Глазов задумался. Так-то оно так, но, похоже, Аким Шевалье жив! Единственной зацепкой был любовник вдовы. Глазов знал, что автокатастрофа – дело темное. Учитывая уголовное прошлое гражданина, тот вполне мог убрать соперника. Тогда почему же писатель остался в живых?

Глазов вздохнул и решил позвонить Мельникову на домашний телефон. Был глубокий вечер, Аркаша уже был дома, но не преминул пожаловаться на загруженность.

– А ты, старик, свободен как ветер! Завидую. Когда зайдешь? Обещал!

– А в чем проблема?

– Барахтаюсь, как муха в паутине. Влип.

– Разве Шумова заявление не забрала?

– Приходила. Как подменили дамочку. Говорит разумно, никакой истерики. Как это у тебя получается?

– Ты мне должен, старик. Не находишь?

– Слушай, Димка, я бы рад. Но есть другая проблема.

– Баш на баш, – Глазов теперь умел торговаться.

– А что, собственно, тебе нужно? – слегка насторожился Мельников.

– Сделай для меня доброе дело. Лет пять назад был расстрелян в своей машине директор издательства, владелец нескольких книжных магазинов Василий Мелешев. С женой. Фамилия его жены Шевалье. Редкая фамилия и запоминающаяся, не думаю, что женщина стала ее менять. Вдовы знаменитых писателей хотят оставаться ими вечно. Вдова знаменитости – это профессия, которой можно неплохо на жизнь зарабатывать. Так что найдешь. Да и дело было громкое. Я хотел бы узнать, чем закончилось следствие. Можно взглянуть на дело?

– С чего это вдруг? Слушай, ты не частным сыском решил подработать?

– Да. Именно.

– И много платят? – тут же поинтересовался Мельников.

– Неплохо.

– В баксах? – откровенная жадность в Аркашином голосе. Глазов усмехнулся.

– В них самых, – не стал скрывать он.

– Елки! А? Всегда говорил, что тебе везет больше, чем мне! А зачем тебе дело?

– В интересах клиента не могу сказать, – уклончиво ответил Дмитрий. – Так сделаешь?

– Старик… – задумчиво протянул Мельников. – Ты знаешь правила. Ты теперь не наш. И… Видишь ли, работы полно, – тонко намекнул он. – Глухарь, а повесили на меня, то есть на новенького. Убили парня двадцати восьми лет. Застрелили возле собственного дома. Прямо у подъезда. Я думал, быстро все раскопаю, а там полная труба.

– Когда убили? – насторожился Глазов.

– Четыре дня назад. Ну, я метнулся по горячим следам. Пусто. У него было столько баб, что сам черт ногу сломит! Типичный альфонс. Видели только машину возле дома, да и то никто толком не может сказать, какого она цвета. То ли черная, то ли темно-вишневая. Номера, конечно, никто не видел. Вроде бы женщина была за рулем. В темных очках. Брюнетка. Не удивлюсь, если на ней был парик. Выстрелила, не выходя из машины. Опустила стекло и пальнула. Потом на газ и – ищи ветра в поле! Прямо боевик! Сейчас проверяю его знакомых. Одна в Канаду слиняла, другая на курорт. Ты бы прикинул, что и как. У тебя чутье.

Глазов чуть не рассмеялся. Поистине мир тесен! Если бы его взяли на мельниковскую должность, он искал бы того же человека, что и сейчас. Только безуспешно. Потому что не имел бы той информации, которой сейчас обладает. А поторговаться стоит.

– Ладно, Мельник, – сказал он. – Ты мне – я тебе. Так, что ли?

– Ты что, старик? А дружба?

– Дружба, как и любовь, бывает и за деньги. А за большие деньги бывает большая дружба.

– Ну, ты, старик, напрасно…

– Извини. Когда встретимся?

– Приходи завтра на Петровку, я тебе пропуск выпишу. Свидетелем будешь проходить.

А это он в самую точку! Сам того не подозревая!..

…Видно, Мельникова приперло. Глазов уже понял: начинать карьеру надо с раскрытия громкого дела. Он бы и сам так поступил на Аркашином месте. Но дело попалось такое, что раскрыть его практически невозможно. Маньяков ловить тяжелее всего. А если не знаешь, что действует маньяк, тем более. Пока Аркаша сообразит, что это серийный убийца… Если вообще сообразит. А уж соотнести сей факт с гибелью известного писателя… Глазову даже стало немного жаль бывшего коллегу.

Мельников тоже был не глуп. Понял, что без Глазова здесь не обойтись, и решился на должностное преступление. Добыл в архиве дело и принес в кабинет. Чтобы показать приятелю. Но сделал это в то время, когда коллеги ушли на обеденный перерыв. И сам собрался обедать. Глазову же сказал:

– Извини, старик. Инструкция. Сам понимаешь, теперь ты не наш. У тебя ровно час. Я тебя запру на ключ. Но ты посмотришь и мое дело, а потом расскажешь то, что знаешь. О’кей?

Дмитрий согласно кивнул. Ключ в замке повернулся, и он остался один с двумя папками. В одну даже не стал заглядывать: с убитым парнем и так все было ясно. Глянул только на фотографию, отметил, что тот смахивает на смазливую девчонку. Такие нравятся дамочкам бальзаковского возраста со средствами. Нежный цыпленочек, которого хочется съесть.

Другую папку Дмитрий листал с интересом. Разумеется, исполнителей не нашли. Что толку, если убийц находят в дырявых от пуль машинах? Типичнейший случай: группа лихих парней на «Жигулях» с заляпанными грязью номерами. Пара «калашей» превратила тела в решето. Глазов испытал разочарование, потому что это было не похоже на почерк благородного убийцы. На бандитскую разборку – да. Права была Маргарита Эдуардовна. Конечно, преступник мог сводить личные счеты и послать все свое благородство к чертям собачьим. То есть привлечь к делу наемных убийц.

Но Аким Шевалье? Способен ли он нанять лихих парней с автоматами? Как все это странно!

Нет, похоже, что свою бывшую жену убил не Аким Шевалье. Глазов вздохнул. Неужели он ошибся? Значит, писатель мертв? А кто же тогда этот Андре Никольски?

Дмитрий не заметил, как время, отпущенное ему, пролетело. Ключ в замке повернулся, вошел улыбающийся Мельников:

– Давай-ка я, старик, на свое место. А ты на стульчик, во избежание. Ну, что скажешь? – спросил он, удобно расположившись за столом.

Глазов зевнул. Подарить ему Акима Шевалье? Ну уж дудки! Со вздохом сказал:

– Знаешь, Мельник, я думаю, тут не в бабе дело. Кто-то хочет, чтобы ты думал, что убила женщина. Сколько, говоришь, было у него любовниц?

– А черт их знает! Подружка у него постоянная имелась, это точно. Эх и деваха! Я с ней три часа недавно беседовал. В этом кабинете. Жаль, что только беседовал, но такие девочки даром не дают. А кто-то же с ними спит, а? Все врет, конечно. Но хороша! Одно слово: блондинка.

– Блондинок, значит, любишь?

– А кто ж их не любит? Жениться надо на красивых, чтобы потом обидно не было. А то попадется какая-нибудь стерва, и не будет тебе ни жизни, ни удовольствия… И кто же, по-твоему, шлепнул парнишку?

– Парнишку! Он мой ровесник, между прочим! Погоди немного. Возможно, это дело за собой другие потянет.

– Да ты что?! Серийный убийца?! Нет, не похоже. Типичная бытовуха.

– Типичная бытовуха – это когда зять тещу сковородкой по голове треснет. А если тщательно подготовились и дождались, пока свидетелей не будет, значит, за этим может стоять все, что угодно. Ты это запомни, прежде чем типичные случаи коллекционировать. Ладно, спасибо за помощь. Я пошел.

– Темнишь ты, Дима. Я, значит, тебе помог, а ты… Обманул, выходит?

– А ты меня? Я тебе точно говорю: ищи маньяка.

– Да где ж я его найду! – развел руками Аркаша. – Ты мне хоть зацепку дай!

– Вот тебе зацепка, – Глазов кивнул на дело из архива. – Действуй!

– Издеваешься? Как действовать? Они ж все давно покойники! Дим, а ты обратно вернуться не хочешь?

– Куда?

– Да хоть сюда. Здесь классные мужики. Я тут мосты наведу. И все устрою.

– Спасибо, Аркаша. Ты настоящий друг. Действуй.

А если Мельников привлечет коллег и возьмет его в оборот? Э, нет! С Дмитрия Глазова взятки гладки, он чист как стеклышко. С ним можно только по-хорошему. А по-хорошему – надо вернуть в родные пенаты. Аркаша не дурак, все понял.

Теперь Глазову срочно надо было увидеть Юлию. Если бы его спросили, зачем, он начал бы нести околесицу. Сам себе бы не признался, что дело тут вовсе не в маньяке, которого он ищет. Просто соскучился.

И чем она его так проняла? Конечно, на симпатичных девушек Глазов заглядывался, как всякий нормальный мужчина, но при этом лениво думал: «Да, красивая. Хорошо было бы с нее чего-то поиметь. Но я забыл, как все это делается. Надо знакомиться, потом ухаживать, после того как схлынет любовная горячка, привыкать друг к другу, притираться, обнаруживать у нее все новые и новые недостатки, видеть ее утром без макияжа. Б-р-р-р…» И, вспомнив, что давно женат и все эти неприятные, но обязательные мелочи давно уже позади, Глазов невольно испытывал облегчение. К тому же, как всякий застенчивый мужчина, он боялся нарваться на грубый отказ. Глазов был уверен, что женщинам он нравиться не может. Полностью усредненный вариант. Без вредных привычек, но и без видимых достоинств. Товар массового потребления, никак не штучный. Короче, надежный и недорогой отечественный товар.

Глазов никогда не был за границей. Он вырос в деревне под Москвой. Маленькая родина, дом на три окна, клекот кур в сарае, зимой снег по колено, осенью грязь. Другие скажут: дурак, оттуда бежать надо. Так и бегут. Только потом понимают, что потеряли – родину. Сердце может родиться только один раз. Потому и нет человеку покоя в местах, по которым не ходили его предки. Разочаровавшись в жизни, Дмитрий почувствовал, как его потянуло в деревню. К женщине, тоже разочаровавшейся в городской жизни и тоже ищущей там покоя.

Но это было другое. А что, он и сам пока не понимал. Но тем не менее ехал.

Альфа его признала, хотя долг свой выполнила, предупредив громким лаем хозяйку. Дмитрию показалось, что Юлия ему обрадовалась. Поначалу напряженная, она вздохнула с облегчением, когда узнала Глазова. И взгляд ее стал прозрачней и теплее, словно ко льду прикоснулись солнечные лучи. И почти согрели.

– Я уже поняла: ты боишься собак, – улыбнулась хозяйка, придерживая овчарку.

– Еще чего!

– Тогда, может, погладишь?

– Еще чего! – и он метнулся по ступенькам на веранду.

Потом они сидели пили чай, и Дмитрий рассказывал о своих похождениях.

– Ты был у матери Акима Шевалье? – удивилась Юлия. – Но зачем?

– Потому что мне кажется, что он и этот режиссер – один и тот же человек.

– Этого не может быть, – уверенно заявила она.

– Почему?

– Он давно умер. Я знала Акима Шевалье. Вернее, была на его похоронах.

– Тоже поклонница его творчества? Но тогда ты должна была почувствовать его стиль в просмотренных фильмах.

– Стиль тут ни при чем. Ты ошибаешься. Подожди пять минут.

Она ушла в комнату и вернулась с журналом в яркой обложке:

– Вот, смотри. Это Андре Никольски.

Глазов взял у нее журнал и внимательно стал читать маленькую заметку о режиссере. Всего-то несколько слов. Наш бывший соотечественник, Андре Никольски, принявший американское гражданство, снял новый фильм, который обязательно будет показан по российскому телевидению. И этот режиссер построил себе недавно шикарный дом, где в гордом одиночестве вынашивает новые идеи. И фотография этого дома и самого Никольски. Цветная фотография, небольшая, но достаточно четкая. Основное внимание на дом, конечно. Еще бы: три этажа, вокруг ухоженный парк, клумбы и фонтаны. Хозяин же старается держаться в тени. Но лицо его видно отчетливо. Можно сравнить.

Глазов достал свою фотографию, положил рядом. Ничего общего. Глаза у обоих светлые, но оттенок различить трудно. А цвет волос отличается. Режиссер-то почти седой! На вид ему лет пятьдесят, не меньше. Писатель – почти красавец, у режиссера внешность более чем средняя. И лицо какое-то неприятное. Несмотря на ретушь, через всю щеку прорисовывается большая вмятина, похожая на шрам, над которым тщательно работали пластические хирурги.

– Этот человек давно умер, – повторила Юлия, бережно взяв в руки фотографию Акима Шевалье.

– Но он мог сделать пластическую операцию, – неуверенно сказал Глазов.

– Зачем? Чтобы никто не заподозрил в нем знаменитого писателя? Аким Шевалье был очень тщеславным человеком. Он так долго добивался признания не для того, чтобы все потерять. И не стал бы Шевалье из своего запоминающегося лица делать такую серость, – Юлия кивнула на фотографию, потом, словно оправдываясь, сказала: – Я много о нем читала.

– А о жене его ты что-нибудь знаешь?

– При чем здесь жена?

– Ее убили лет пять назад. Вместе с новым мужем.

– Ах да! Было. Петя знал Василия. Бизнесмены такого масштаба все друг друга знают. Они пересекались по некоторым делам. Василий Мелешев у нас как-то даже обедал. У них с Петей была общая «крыша». Так это, кажется, называется? Впрочем, Василий и сам был связан с личностями криминальными. И за это его убили. Сферы влияния не поделили. Так сказал Петя. Типичные бандитские разборки.

– Ты точно знаешь?

– Я знакома с человеком, который и сейчас владеет этой «крышей». И Петя, и Василий умерли, а он остался. Непотопляемый. Он точно знает, кто и за что разделался с Мелешевым.

– А поговорить с этим человеком нельзя?

– Зачем?

– Услышать историю бандитских разборок.

– Это неинтересно. Но к убийству своей жены Аким Шевалье не может иметь отношения. Его похоронили значительно раньше.

– Хорошо. Если хочешь меня в этом убедить, давай поедем к твоему непотопляемому.

– Наивный! – рассмеялась Юлия. – Как будто это так просто! Он с кем попало не разговаривает. К нему не прорвешься.

– Значит, не получится?

– Только ради тебя. – Она взяла со стола сотовый телефон. – Он за мной когда-то ухаживал. Старый поклонник.

– Вот как? – невольно приревновал Глазов.

– Если бы не это, послали бы нас с тобой к черту или еще куда подальше. Посиди здесь.

Она ушла в комнату и долго с кем-то разговаривала. Глазов сидел и нервничал. Он не имел на Юлию никаких прав, да и не собирался их иметь, но к нежному воркованию за стенкой прислушивался настороженно. Ему даже расхотелось ехать с Юлией к этому таинственному поклоннику. Они будут вздыхать, глядя друг на друга, нежничать и вспоминать прошлое. А он, Глазов, чувствовать себя при этом полным идиотом. Наконец Юлия вернулась.

– Завтра тебя устроит? Выходной день, и погода хорошая. Нас приглашают провести субботний отдых на природе.

– А здесь что? – проворчал Глазов.

– Здесь – скромное прибежище всеми забытой женщины, – Юлия явно кокетничала.

– Слушай, я всю свою зарплату прокатаю, пользуясь каждый день тремя видами транспорта, чтобы сюда добраться, – неловко пошутил Дмитрий.

– Напрашиваешься на ночлег? – быстро среагировала она.

– Нет, что ты! – Он тут же испугался. Еще догадается, что нравится ему! И тут же заговорил о жене: – Светлана у меня ревнивая. А вообще, она замечательная женщина: красавица, умница, готовит прекрасно, особенно хорошо у нее получается варенье.

Дмитрий плел всю эту чушь в духе Мельникова, чувствуя, как туман в Юлиных глазах становится гуще. Самому стало противно, но Глазов просто защищался. От себя.

– А дети у вас есть? – нежно спросила Юлия.

– Нет, детей нет. Светлана работает. Она еще очень молодая…

Глазов вздрогнул. Вот идиот! Сказать это женщине, которая столько думает о своем возрасте! И тут же добавил:

– Извини.

Она ладонями провела по лицу, словно снимая с него невидимую паутину. Растирала пальцами мелкие морщинки и старела при этом на глазах. Дмитрию было ее ужасно жалко. Он чувствовал, как пуста ее жизнь.

– А почему у вас не было детей? – ляпнул он.

Юлия разрыдалась. Вот это была уже настоящая истерика.

Он бегал за водой, гладил ее по голове, бормотал глупости, – словом, делал все, что положено мужчине в том случае, если женщина при нем начинает горько рыдать. А если эта женщина очень ему нравится? Тогда и слезы эти, и вода, и глупые слова, и дружеские объятия – все это сближает против воли, и все, что должно случиться – неизбежно.

Надо только дождаться подходящего случая.