Мне удается уснуть только под утро. Утром я звоню в клуб и отменяю все свои занятия. Поскольку я никогда еще этого не делала, меня прощают. Александр Иванович заботливо спрашивает:

– Стеша, ты заболела?

– Да, – вру я и краснею. Хорошо, что по телефону этого не видно.

– Ладно, лечись.

– Скажите, а…

Мне хочется спросить: «А вы не видели сегодня Воронцова?» Вдруг Андрей с утра решил позаниматься фитнесом? Мне очень хочется знать, где сейчас муж? Но я представляю себе, как это будет выглядеть, если я спрошу «где Воронцов?» у хозяина фитнес-клуба!

– …а кто меня заменит, Александр Иванович?

– Скорее всего, Вика.

– Это хорошо.

Весь день я лежу в постели, будто и в самом и деле больна. У меня ощущение, что я повисла на веревке между небом и землей или, скорее, между раем и адом. Причем рай, он очень земной. Это просто наша с Андреем квартира и жизнь в ней, как раньше. Я мечтаю, как было бы хорошо, если бы я не стала его выслеживать, не поехала бы домой к Людмиле, не стреляла бы в нее… Почему до сих пор не изобрели машину времени? Хотя бы радиусом действия в одни сутки. Всего одни. И я бы успела. Я бы вернулась во вчерашний день, позвонила Вадику и сказала:

– Да, я передумала.

И все.

Входная дверь хлопнула неожиданно, хотя я весь день этого ждала. У меня еще оставалась надежда, что это Степан Андреевич, у которого есть ключи. А что? Маму решил проведать. Хотя он этого никогда не делает без предварительного звонка.

Муж стоит на пороге нашей спальни. Я невольно сжимаюсь в комок и натягиваю на голову одеяло. Сейчас Андрей будет орать и бить меня. Но он молчит. Просто стоит и молчит.

– Андрей? – Я робко выглядываю из-под одеяла.

У него такой вид, будто он видит меня впервые.

– Где ты взяла пистолет?

– У тебя в сейфе.

– Так. А куда ты его дела после того, как… – он недоговаривает фразу и невольно морщится.

– Бросила в воду.

– Значит, правда.

– Прости меня. Я не хотела.

– Не хотела?! – Он впервые повышает голос. – Да ты… – он вдруг пятится назад.

Я вскакиваю с постели.

– Не подходи… – он смотрит на меня с ненавистью.

– Андрей, я виновата, но…

– Я сказал: не подходи.

– Ты, наверное, есть хочешь?

– Что?

– Я разогрею.

– Я ничего не хочу.

У меня ступор. Воронцов не орет. Не матерится. Не хочет есть.

– Ты разговаривал с Вадиком, да?

– Еще и Вадик? – Он брезгливо морщится. – Я вижу, ты с мужчинами на «ты». Со всеми.

– Нет. Просто мы…

Я не знаю, что сказать. Выслеживали тебя? Прятали вместе оружие? Удирали с места преступления и потому теперь на «ты»?

– Ты ведь тоже виноват, – нахожу я наконец нужную фразу.

– Что?!

– Эта твоя Света. Другие женщины.

– Ты ревнуешь, что ли? Так это твоя ревность – причина того, что вчера случилось? И не только вчера?

– Да.

– А пистолет-то зачем? Хотя… После того, как ты меня ударила… Я не понимаю: с кем я жил все эти годы? Ты притворялась, что ли? Овцу из себя изображала. Хорошую такую девочку. Глупенькую, наивную, влюбленную в своего мужа. А я ведь верил! Вот дурак!

– Я и в самом деле тебя…

– Замолчи! – обрывает меня муж и уходит на кухню.

Я стою в огромном холле, переминаясь с ноги на ногу. Ноги мои босы, но я не чувствую холода. На стене, прямо передо мной висит картина. Я ее все-таки повесила. Второе сверло оказалось прочнее. Это абстракция, я купила ее на выставке в краеведческом музее, у себя на родине. Раз я буржуйка недорезанная, мне надо поддерживать малоимущие таланты. Я частенько принимаю участие в благотворительных аукционах, жертвую деньги в разные фонды и помогаю больным детям. Материально, но и в больнице могу подежурить, если что. И это не притворство. Можно сказать, что я впервые оступилась. И то: я ведь не хотела ее убивать! На курок я нажала в пылу борьбы. Неужели Андрей этого не знает?

Я упорно смотрю на стену, где рукой провинциального художника изображены какие-то спиральки, завитушки и завихрения. Картина называется «Любовь». Не знаю, что меня в ней так зацепило, раз я именно ее купила? Увидела свою судьбу? Меня и в самом деле подхватил какой-то вихрь. И несет, несет…

– Иди сюда, поговорим, – раздается из кухни голос мужа.

Я опрометью бросаюсь туда. Андрей сидит за столом, выложив на него свои тяжелые кулаки. «Может быть, все-таки ударит?» – думаю я с надеждой. Бьет – значит, любит. Это значит, что наши с ним отношения сдвинулись с мертвой точки. Я опять овца, которую надо учить, а не притворщица, о которую даже руки марать неохота.

– Садись, – он кивает на стул напротив.

Раньше бы он сказал:

– Ты почему босиком? Простудиться хочешь? А ну немедленно марш за тапками!

Но теперь он этого словно не замечает. Он больше обо мне не заботится. Я уныло бреду к стулу и сажусь на него, поджимая ноги. Хотя полы у нас на кухне с подогревом. Но меня со вчерашнего дня знобит.

– Надо поговорить. Говорить буду я, мне твои оправдания не нужны. Я видел и слышал достаточно. Женщина, которая столько лет виртуозно врала, легко выдержит часовую очную ставку. Я тебе опять поверю, поэтому молчи. – Я согласно киваю. – Я принял решение. Ты моя жена. Даже если ты кого-то убила, я буду тебя защищать. Потому что я твой муж. Жить мы отныне будем раздельно. После того, как я разгребу то дерьмо, в которое ты вляпалась, – он морщится. – Во время этого процесса мне, скорее всего, понадобится твоя помощь. – Я опять киваю. – Послушная, молодец, – усмехается муж. – Эта-то твоя покорность и сбила меня с толку. Кто бы мог подумать, что я пригрел на груди змею?

У меня с языка чуть не срывается «а сам-то?», но мне велено молчать.

– Как я понял, у нас команда. Я, ты и… – он передергивается. – Этот хмырь, который изображает из себя крутого детектива. На самом деле он м… Думаешь, так трудно найти пистолет?

– Тебе виднее.

– Вот именно, – многозначительно говорит супруг. – Что против тебя? Насколько я понял, свидетель?

– Да. Женщина с собакой. Она меня видела, когда я стояла под фонарем.

– Надеюсь, собака?

– Нет. Обе. Ее хозяйка тоже видела. Я даже с ней разговаривала.

– Очень жаль. Какого черта ты торчала под фонарем? Берешься убивать – хотя бы не светись при этом.

– Я не хотела ее убивать.

– Так получилось, да? – язвит супруг. Теперь он более или менее на себя похож, и я невольно улыбаюсь. – Хватит лыбиться! И сказки мне не рассказывай! Со свидетелем надо что-то решать.

Я пугаюсь.

– Надеюсь, ты ее не…

– Хочешь навязать мне свой метод решать проблемы? В этом ты преуспела. Есть и другие способы. Деньги. Это первое. Но особняки там солидные. Не думаю, что она будет молчать за деньги.

– Собака?

– Хватит дуру из себя строить! Можно сыграть на ее неприязни к полиции. Богатые погоны не любят, если, конечно, сами не такие. Это мы выясним. В конце концов, есть женская солидарность.

– Так я ведь женщину убила! – напоминаю я.

– Плохо! – ругает меня муж. – А может, они по-соседски не ладили? Надо это тоже выяснить. Потом: можно запугать, – он по привычке расправляет плечи.

– Так у нее же собака! Большая, между прочим.

– Плохо, – он тяжело вздыхает. – Собака – это не кошка.

– Вот именно, – поддакиваю я.

– Можешь ты помолчать?

– Молчу.

– Другая проблема, более серьезная, сама полиция. Надо бы криминальные новости почитать.

– А если тебя вычислят?

– Кто?

– По паспорту. Ты ведь планшет на себя оформлял. И с него полезешь в Инет.

– Ты совсем дура?

– Что, не с него?

– Ну, полезу, и что? У нас криминальные сводки читать запрещается?

– А я вот не буду их читать.

– Зачем тебе? Ты у нас ньюс-мейкер!

– Что ж? Молчу.

– Вот и молчи. С полицией надо что-то решать.

– У Вадика жена в пресс-службе работает. И сам он бывший мент.

– Я догадался. – Муж почему-то матерится. Хотя должен бы порадоваться. – У меня в полиции тоже есть связи. Третье – машина. На которой ты туда приехала.

– А что машина?

– Надо с ней разобраться.

– Так ты скажи Вадику – он разберется.

– Вадик у нас на все руки? – злится Андрей. – Ну и как он трахается?

– Я не знаю.

– Сама невинность! То-то он кинулся вытаскивать тебя из дерьма. Я так понимаю, бескорыстно.

– Почему? За деньги.

– А они у тебя есть?

– У тебя есть.

– У меня-то есть, – Андрей смотрит на меня как-то странно. – В общем, проблем не счесть. Да еще моя работа. Там завал.

– Венгры приедут? Или в Белоруссию смотаться?

– Предлагаешь свои услуги?

– А чем я хуже Светы?

– Да, к счастью, есть Света. Которая меня прикроет.

– Ты на ней женишься, да? Когда мы разведемся?

– С чего ты взяла? – удивленно смотрит на меня Андрей. – Я вообще больше не женюсь. Никогда. И потом я сказал: официально мы с тобой не разведемся. У нас Степан Андреевич.

– Он уже взрослый. Сам в состоянии развестись.

– Не лезь в мои отношения с сыном! Или ты замуж хочешь? Спать я тебе, кстати, с Вадиком не запрещаю. Или с кем другим… Ах да! Есть еще ее муж! Как это я забыл про главное действующее лицо? Как у вас с ним?

– Я его еще не видела.

– Ну, понятно! Но этот будет молчать по известной причине. К тому же я с ним поговорю.

«А с Борисом я поговорю».

– Андрей! Не делай этого!

– Тебе что, его жалко?

– Все сразу догадаются!

– Ах, вот в чем причина! – Он сжимает кулаки. – Нет уж, милая. Вот в это ты не лезь. Это моя война. Ты свое дело сделала. Теперь будешь делать то, что я говорю.

– Но…

– Молчи! – рявкает он. – Последний вопрос: где ты будешь жить? Здесь или на даче?

– Может быть, мы пока вместе поживем?

– Да я тебя видеть не хочу после того, что ты натворила!

– Я не вожу машину. А мне надо ездить в клуб. Я там работаю.

– Кстати, где вы с ним познакомились?

Я поняла, что он имеет в виду Вадима.

– На работе.

– Понятно. Я так и думал.

– Вообще-то я ему сначала написала по Инету…

– Дурак я, что до сих пор не узнал адреса твоей электронной почты!

– Тебе сказать?

– Да уж поздно. Я даже не думал, что ты заходишь на такие сайты.

– Было-то всего один раз.

– Ой ли?

– Я четверть века всем была довольна.

– И чего на тебя нашло?

– Юля сказала.

– Так и знал! – Тяжелый кулак обрушивается на столешницу. Подпрыгнула вазочка с печеньем, жалобно задребезжали чашки. – Уж мне эти твои подруги! Вот где зло! Завистливое бабьё! Предупреждал ведь ее! Не лезь в мою семью! Не послушалась, сука! Мне надо перестать играть в благородство! Надо было ей вмазать, тогда бы до нее дошло! Нет же! Бить бабу?

– Меня бил, – напомнила я.

– Это когда?

– Когда я спросила о проститутках.

– А ты не поняла, за что?

– Нет.

– Ладно, проехали. Значит, план действий составлен. На дачу перееду я, поскольку у меня машина. Надо подумать о покупке второй квартиры.

– Мне можно маленькую.

– Любовник о тебе позаботится.

– Что, вообще не купишь мне квартиру?

– Подумаю. Я еще не до конца пришел в себя. Мне, определенно, надо бабу. Я же должен чем-то крыть?

– Может быть, лучше убьешь кого-нибудь?

– Мы еще шутим! Нет, милая. У меня будет любовница. Официальная. Я вас даже познакомлю.

– Я не буду с ней знакомиться!

– Куда ты денешься? Все. На этом точка. Иди собери мне вещи. – Я направилась было к двери. – Нет! Стой! – Я обрадовалась: неужели передумал? – Поскольку ты мне теперь не жена, то есть мы женаты чисто формально, то не утруждайся. Сам все сделаю.

Я пожала плечами: сам так сам. Воронцов сам даже готовые котлеты с картошкой разогреть не может. Через минуту он уже орет:

– Где мой чемодан?!

Я молча показала ему, где лежит самый большой чемодан. Мой, разумеется, маленький. Не прошло и минуты, как раздался вопль:

– Куда ты засунула все мои носки?!

– Они лежат там, где всегда лежали.

– Они всегда лежали у моей кровати!

– Одна пара, – спокойно сказала я. – Чистые, чтобы ты их надел. Но я так понимаю, что сейчас тебе надо семь пар? На всю неделю?

– Да!

– Трусы сразу давать или ты попробуешь поискать их там, где они всегда лежат?

– Замолчи! Давай!

Точно так же мы собирали и все остальные вещи Воронцова. Он может орать сколько угодно, но в быту он – ребенок. Это касается и картины. Воронцов, конечно, может ее повесить, как может починить кран и выкопать яму под мусор. Но моему мужу всегда некогда. Я воспринимаю это нормально: человек деньги делает. Но как он будет жить один на даче, не представляю. Если только тут же заведет любовницу.

– Будешь заводить любовницу, – на всякий случай сказала я, – проверь: хорошо ли она готовит.

– Мы в ресторане будем ужинать!

– А завтракать? И учти: там химчистки поблизости нет. Дом сторож топит, газоны садовник стрижет. Что же касается домработницы…

– Что, вторая Марина?! – в ужасе смотрит на меня Воронцов.

Я молчу.

– Понятно, – мрачно говорит супруг. – Ты это нарочно. Подсадила меня на свои котлеты. И избаловала прислугу.

Он берет битком набитый чемодан:

– Все, я пошел.

Я молчу.

– Пошел я, говорю.

– Иди.

– Если ты мне понадобишься…

– Я на телефоне.

Понадобилась я ему уже через минуту, потому что он позвонил из лифта:

– Слушай, а я бритвенный прибор взял?

– Я тебе положила опасные бритвы, целую пачку. На даче есть электробритва.

– Черт! Забыл! – Он дал отбой.

Я спокойно положила телефон рядом с собой. Это будет продолжаться бесконечно. Пока Воронцов не заведет заботливую любовницу, вторую меня. Он говорит, что такого добра – пруд пруди. Посмотрим.

Вот так мы развелись.

Во всяком случае, муж пообещал решить и мою проблему тоже.