Мечта Ульяны

В детстве она мечтала выйти замуж по любви. Как и все девочки, воображала себя Принцессой и плакала, когда в советском еще мультике «Золушка» принц надевал на крошечную ножку своей избранницы волшебную туфельку, отчего замарашка на глазах преображалась. Нет, только по любви! И чтобы на всю жизнь, до самой смерти…

Ульяне хватило двух месяцев, которые она прожила в столице, чтобы понять: Принц обязательно должен быть с московской пропиской. У девчонок, с которыми она жила в общежитии, впрочем, как и у всех провинциалок, приехавших покорять Москву, это была идея-фикс. Если подружка знакомилась с парнем, у нее в первую очередь спрашивали:

– Москвич или нет?

В зависимости от ответа либо начинали завидовать, либо сочувствовать:

– Не расстраивайся. Может быть, еще повезет?

Уля Антонова была красивой и знала это. Красота ее сразу в глаза не бросалась, не обжигала, не поражала воображение, зато распределилась равномерно, начиная с головы, которую украшали хоть и тонкие, но зато пышные белокурые волосы, и заканчивая ногами, не слишком длинными, зато стройными. Не маленькая и не высокая, не анорексичка, но и не пышка, все складненько, или, как с откровенной завистью сказала одна из подружек Ульяны, «косточка к косточке». Единственная претензия к матери была: почему Ульяна, а не Юлия? Юлия Антонова звучало бы гораздо лучше.

Поэтому, представляясь, она мямлила, говорила тихо, и получалось нечто среднее между «У» и «Ю», так что некоторые, не расслышав, звали ее Юлей. Ульяну это устраивало.

Парней у нее было много, но все почему-то не москвичи. Ульяна не могла это объяснить: знакомились с ней часто, на дискотеке, на улице, в метро, в автобусе, да где только угодно, но почему-то только приезжие или такая же лимита. Студенты и командировочные. Еще так называемые «гости столицы». И все они почему-то принимали ее за москвичку. Нет, они не прекращали отношения, когда Ульяна говорила, что сама лимитчица, но мелькнувшее во взгляде (да хоть на секунду!) сожаление, она не забывала никогда. И не прощала, разрывала отношения сама.

На третьем курсе она все же влюбилась. В такого же студента, провинциала. Парень был из простой семьи, родители без высшего образования, не начальники, не торгаши, сидящие на заветном дефиците, но зато они изо всех сил трудились над своей мечтой: чтобы у Максима оно, это образование, было. Регулярно переводили сыну деньги, отправляли посылки со здоровой деревенской едой, часто звонили и писали заботливые письма. И Максим старался изо всех сил. От природы он был очень способным, легко освоил английский, всерьез занялся наукой. Он говорил Ульяне, что собирается поступать в аспирантуру.

Их любовь была взаимной. Максиму даже имя ее нравилось. Он называл ее «моя золотая пчелка» и гладил по волосам, которые и в самом деле были медового оттенка. Узнав же, что она не москвичка, он только обрадовался.

– Здорово! Ну их, этих москвичек! Носятся со своей пропиской, как с каким-нибудь сокровищем! Сами всего добьемся, и прописки тоже.

Ульяна видела, что он сказал это искренне, без всякой задней мысли. Максим никогда не искал выгоды, он был на удивление чистым и честным.

У Ульяны было ощущение, будто Максим – ее вторая половинка. Одна только проблема: не москвич.

«Аспирантура, ну что аспирантура? Времена наступают смутные, эта наука никому не нужна. Будет получать гроши, даже на съемную квартиру не хватит. И где мы будем жить? На что?»

Воодушевленный любовью Максим обещал подарить ей весь мир.

– Вот смотри, – говорил он, раскручивая глобус. – Вот здесь мы будем жить… А вот сюда ездить отдыхать, – его палец упирался в Атлантику. – На эти сказочные острова…

Ульяна тяжело вздыхала: это всего лишь мечты. Если они с Максимом все же поженятся, им придется уехать назад, в провинцию, либо к ее родителям, либо к его. Обе семьи готовы принять молодоженов, потенциальные свекор со свекровью ничего не имеют против выбора сына. Они очень добрые люди. Добрые и отзывчивые. Жаль, что не москвичи.

С Максимом Ульяна встречалась два года. Она все никак не могла решиться. Уезжать обратно в родной город ей ох как не хотелось. Ульяна знала, что ничего хорошего ее там не ждет, достойной работы нет, придется соглашаться на любую, а жить с родителями. Даже с такими хорошими это все равно не сахар, хочется иметь свое гнездо, а квартиры больше не дают, на жилье теперь надо будет заработать. А где? Как? Максим помается годок-другой на ненавистной работе, которая гораздо ниже его возможностей, да и сопьется, как многие неудачники. А что тогда будет с ней?

– Когда мы поженимся? – настаивал Максим. – Я хочу, чтобы мы жили вместе! Ну, сколько можно просить подружек сходить на пару часиков в кино?

– Фу! Он же не москвич! – презрительно говорили эти подружки. – Нищеброд! Могла бы себе получше найти! Уж ты-то! Вся такая… – и они многозначительно разводили руками.

Лишь совершив главную в своей жизни ошибку, расставшись с Максимом, Ульяна дала себе слово отныне не слушать ничьих советов, жить собственным умом. Но главное подружкам удалось: жизнь Ульяне они сломали.

На последнем курсе ей подвернулся Жорик Схованский. Он и тогда уже выпивал, но зато москвич!

– Смотри, не упусти! – подмигивали подружки.

Жениться Жорик не очень-то и хотел. Ульяне пришлось приложить все силы, чтобы добиться этого. Буквально за месяц до получения диплома она забеременела. Жорик, который всегда был трусом, растерялся.

– Надо у мамы спросить, – со вздохом сожаления сказал он: не повезло, мол, девка залетела! И повез Ульяну знакомиться с родительницей. Его отец ушел в другую семью, но алименты платил исправно и взрослому сыну продолжал помогать, регулярно давая деньги.

Жорик вообще был везучим, деньги сыпались на него, как из ведра, хотя он не прилагал к этому ни малейших усилий. И так было всю его жизнь.

Встречи с его матерью Ульяна боялась так, что дрожали колени, а во рту было сухо. Ее постоянно тошнило: начался токсикоз. Ульяна опасалась, что ее унизят, начнут оскорблять, откажут в прописке. Они ведь с Жориком еще не женаты. Все зависит от его матери: признает ли она Ульяну? А вдруг на примете уже есть невеста, москвичка?

Войдя в прихожую двухкомнатной хрущобы, Ульяна еле разглядела маленькую, сухонькую женщину, пока та не кинулась ей навстречу. А потом вдруг обняла и, крепко прижавшись, прошептала:

– Дочка…

Ульяна растерялась и… заплакала.

Вот так и начались ее несчастья. Ибо с Жориком она бы рассталась легко, но только не с его матерью. Та была на седьмом небе от счастья. Сноха! Внук! СЕМЬЯ! И это после того, как ушел муж, после двух месяцев в больнице, после всех страданий!

– Я уж и не рассчитывала его пристроить, – разоткровенничалась как-то Мария Федоровна, рассказывая о единственном сыне. – Непутевый он. Ты уж, дочка, его не бросай.

В первый раз Ульяна захотела развестись сразу после свадьбы. Жорик бурно отмечал потерю свободы со своими друзьями, а их у него было великое множество. Сначала Ульяна презрительно называла их собутыльниками. Но потом поняла, что ошиблась. Потому что именно эти люди помогли Жорику Схованскому поднять бизнес.

«Бутылочная» дружба оказалась крепкой. Иной раз люди серьезные, не злоупотребляющие алкоголем и рассудительные не могут добиться того же, что и пьющие. Не употребляешь, а причина? Если болен, как с тобой иметь дело? Вдруг да в больницу загремишь в самый неподходящий момент? Не пьешь по убеждениям, значит, презираешь тех, кто пьет. Опять же, как с тобой иметь дело? Презираешь, значит, кинешь. Логика простая.

За накрытыми столами легко сходиться с нужными людьми, ведь считается позором не ответить на гостеприимство, проигнорировать хлебосольство. Причем Жорик закатывал пиры без всякой задней мысли, он, похоже, вообще ни о чем не думал. Но на первую же мойку Схованского все его друзья посылали своих друзей и родственников, грошовую рекламку Жорика никто не выбрасывал, все подсовывали кому-то, подмигивая:

– Мировой парень! Не пожалеешь!

В ту первую неделю свежеиспеченный супруг ночевал дома два раза. Ульяна все глаза проглядела, глядя в темное окно, на пустынную улицу, в круг тусклого света от одинокого фонаря.

– Не беспокойся, придет он, – утешала свекровь.

Именно она и остановила Ульяну, когда та собралась в загс, подавать заявление о разводе. Встала в дверях и расставила руки:

– Не пущу! – И еле слышно: – О ребенке подумай.

Отец из Жорика получился такой же плохой, как и муж. Нет, сыном Схованский гордился, но при первых же его криках, когда у ребенка начинались колики или резались зубы, стремился улизнуть из дома.

– Я деньги зарабатываю! – выкручивался он. – У меня бизнес!

А бизнес его процветал. Когда муж подсунул Ульяне первые финансовые документы, небрежно бросив «ты же умная, разберись», она поначалу испугалась.

– С Гришей я посижу, учись, – тут же поддержала ее свекровь.

Ульяна пошла на бухгалтерские курсы. Потом заочно окончила юридический институт. Почти в совершенстве выучила английский. На эти курсы она ходила вместе с подросшим Гришей, даже не подозревая, ЧЕМ все это для нее закончится.

За всеми этими хлопотами – учеба, сын, болезни свекрови – Ульяна проморгала главное. Она не стала собственницей, позволила мужу все оформить на себя: новую квартиру, бизнес, загородный дом… Сам бы Жорик до этого не додумался, но друзья… Ох уж эти друзья с их советами! Сначала жизнь Ульяне сломали подружки со своим «надо выходить только за москвича». А доделали начатое друзья Жорика, которые его постоянно науськивали: «Какая-то она не такая. Никогда с нами не посидит. Не любит тебя, сразу видно. Все равно разведешься, записывай все на себя. Сын захочет – позаботится о ней».

Ульяна так и думала: все равно все достанется их сыну. Поэтому и не сопротивлялась. Гриша был для нее всем, так же, как и для свекрови. Свет в окошке. И пошел парень характером не в отца, а в мать. Вдумчивый, серьезный, легко усваивающий науки. Особенно давались ему математика и языки.

Денег становилось все больше и больше, и на семейном совете было решено, что сын будет учиться в колледже, за границей. Английский он знал прекрасно, да и учиться любил. Ульяна так гордилась сыном, что опять-таки проморгала подстерегающую ее опасность.

Гриша уехал. Сначала он, как и положено, скучал. Потом у него появились друзья, девушка. То, что она иностранка, Ульяну не беспокоило. Напротив, она страшно гордилась. Сын-то! Не в отца пошел, который техникум еле одолел! Вон как старается! Гриша по-английски говорит лучше, чем по-русски! И спиртного в рот ни капли не берет!

Беда грянула, когда Гриша окончил колледж. То есть никакая не беда для любого другого человека: Григорий Схованский решил продолжить свое образование в Америке. Вместе со своей девушкой, которую европейские дипломы почему-то не привлекали. Ни Сорбонна там, ни даже Кембридж. И они уехали. В Америку. Но для Ульяны это был удар. Свет в ее окне погас, и наступил мрак. Она и Жорик Схованский вдвоем, под одной крышей.

К тому времени свекровь умерла, и Ульяне даже некому было пожаловаться. Ведь отныне она была обречена на одиночество. Жорик лишь отмахнулся:

– О! Подумаешь! Вавка, это же класс! Мой Гришка станет американцем! – и он заржал.

Теперь Ульяна видела сына только по скайпу. Она дала себе слово не плакать. От мечты ее отделял океан. Потому что теперь у нее в Америке был не только сын.

Как-то, зайдя на Одноклассники, Ульяна решила поискать там Максима, свою первую любовь. А вдруг? К ее удивлению и радости, нашелся он быстро.

Максим теперь жил в Америке, работал при Массачусетском Университете. Наука, которой он занимался, в России не получила ни признания, ни финансовой поддержки, зато в США Максима просто с руками оторвали. Он получил все, что хотел: лабораторию, гранты, прекрасный дом.

«Он ведь обещал подарить мне весь мир, – с грустью думала Ульяна, рассматривая фотографии. – И он бы слово свое сдержал. А я, дура, не поверила!»

Ей хотелось выть от тоски. Как же она прогадала! Столько лет прожила с нелюбимым мужем, с алкоголиком, терпела унижения, мучилась, страдала. Хотя могла бы быть счастлива, послушай она тогда свое сердце, а не подружек. Она хотела было написать Максиму, но потом одумалась. И с чем она объявится? Замужняя, а если разведется с Схованским, то почти нищая. Подаяние пришла просить: милый, хочу к тебе в Америку! А ведь уже не первой молодости, одной красотой не заманишь, она, красота, далеко уже не та. Волосы потемнели, глаза потускнели. И смеяться Ульяна давно уже разучилась. А ведь Максим так любил ее смех! Что будет, когда он увидит ее такой?

Ульяна решила подождать. У Максима на страничке видно, кто заходил. Ульяну трудно не узнать, одно имя чего стоит. Имя редкое. Захочет – сам напишет. Но Максим молчал. Ульяна меж тем не увидела у него фотографий жены и детей. Ее мучило любопытство: неужели он так и не женился? Или не хочет показывать семью? Но причина должна быть? Вдруг он развелся?

Часами Ульяна сидела, обхватив голову руками: ну, почему?! За что?! Самой развестись смелости не хватило? Уж сколько раз она порывалась пойти в загс!

– Ради Гриши, – умоляла свекровь. И тихо добавляла: – И ради меня… Если ты уйдешь, я умру.

Это была правда: Мария Федоровна тяжело болела. Жорику на это было наплевать, едва почувствовав тревогу за мать, он шел в кабак или к своим многочисленным друзьям, а те утешали так, как они могли утешить: выпивкой.

Смерть подошла к Марии Федоровне совсем близко, когда уехал Гриша.

– Теперь ты его бросишь, моего Жорика, – говорила она, и в голосе ее была безнадежность.

Ульяна, стиснув зубы, молчала.

«Вот если бы он умер, – думала она о муже. – Как бы нам было хорошо вдвоем! Он, а не мама. Так нет же! Хорошие люди умирают, а таким, как Схованский, ничего не делается! Ну и где, спрашивается, справедливость?»

Свекрови было так плохо, что Ульяна и помыслить не могла о разводе. Ведь эта женщина, вторая мама, столько для нее сделала! Вместе они держались, и держались неплохо, не давали Жорику скатиться в пропасть. Да, он пил, но на работу ходил исправно, когда требовалось, мог собраться, да и себя не запускал.

Когда мать умирала, Жорик был со своими друзьями, что-то там отмечал. Праздников у него было столько, что он не успевал просыхать. У постели умирающей сидела лишь Ульяна. И тут она почувствовала, как последним усилием свекровь сжала ее руку и прошептала:

– Прости меня, дочка…

Господи, она все понимала! Понимала, на какие муки обрекает ту, которую искренне любила, можно сказать, боготворила! Но все же материнская любовь оказалась сильнее. Пока была жива, Мария Федоровна семью для сына сохранила.

Именно в этот момент Ульяна твердо решила Жорика убить. Он этого давно заслужил: смерти. Да что там! Он заслужил публичной казни! Четвертования! Того, чтобы с него, живого, сдирали кожу!

Жорик постоянно ее попрекал:

– Дома сидишь, не работаешь.

Он словно не замечал того, что делает Ульяна для их бизнеса. Сначала она думала: просто помогу. Отвечу на звонки, переведу инструкцию, характеристики нового товара, сочиню рекламу. Со временем люди стали охотно покупать дорогущие машины, и обслуживание для них тоже требовалось элитное. Жорик давно уже облизывался на лакшери-сектор. Сам он машины менял постоянно, хотя за рулем все чаще была жена. Ульяна уже со счету сбилась в этих «лэндкрузерах», «таурегах» и «порше». Каждый год – новая тачка. Из салона, свеженькие, Жорик не брал, доставал любимые игрушки по каким-то там своим каналам, задешево, и так же продавал, едва машина успевала ему надоесть.

Схованский гонял жену по своим поручениям так, как не гоняют наемных работников. Жена ведь не откажет. Ульяна постоянно была на подхвате и с той же регулярностью подвергалась унижениям и оскорблениям.

«Я прекрасно справлюсь со всем и без Жорика, – думала она. – Или продам бизнес. И уеду в Америку».

Это приходило ей на ум все чаще и чаще. Уехать к сыну и к тому единственному, которого она действительно любила. К Максиму. Явиться перед ним не нищенкой, а состоятельной дамой. Успешной, свободной. И – ни слова о прошлом, о том, как несчастлива она была в предыдущем браке. Просто, мол, созрела для новых отношений. Ульяна не хотела, чтобы ее жалели. Только не Максим! Почему-то думалось, что, напиши она ему сейчас, он скажет: ну что, прогадала? Сколько раз пожалела, что мне отказала?

«Всю жизнь, – твердила про себя она. – Я жалела об этом всю жизнь…»

Америка… Это и была ее мечта. Страна, где жили Гриша и Максим, или Грег и Макс. Ибо сын давно уже именовал себя: Грегори Сховански. Она бы тоже не прочь стать Джулией.

Там, в Америке, можно все начать сначала, с чистого листа.

Ульяна стала часами просиживать в Инете, изучать сайты, где торговали заграничной недвижимостью. И даже написала в несколько агентств. Теперь ей регулярно присылали заманчивые предложения. Не хотели бы вы, госпожа Антонова, приехать посмотреть квартирку в Майами? А апартаменты? Фото оных прилагались. Ульяна намеренно вернула себе хотя бы в этой переписке девичью фамилию. Что сам Жорик, что фамилия, присвоенная Ульяне в законном браке, были ей одинаково противны.

Да будь ее воля, она полетела бы в Америку как на крыльях! Прямо сейчас! Но разве Жорик ее отпустит? Разве даст денег? Она как-то заикнулась о том, что неплохо было бы жить рядом с сыном.

– Чего?! Очумела, что ли? – вытаращил на нее глаза Схованский. – У меня здесь друзья, бизнес. Захочет – сам приедет.

Ульяна подозревала истинную причину: Жорик боится, что сын упрячет его в лечебницу для алкоголиков. Там, в Америке, сделать это будет гораздо проще. Гриша умный, и законы он знает, а Жорик по-английски, кроме «о’кей», ни слова. Разумеется, сын примет сторону матери, а на отца-скандалиста мигом найдет управу. Стоит только Жорику по своей давней привычке накричать на жену и начать ее оскорблять. Да никогда Жорик не поедет в эту Америку! Что он, дурак?

Оставалось одно: избавиться от мужа. И как можно скорее, пока она, Ульяна, еще не состарилась. Она ведь может родить ребенка и Максиму. Пока еще может. Но надо поспешить…