Михаил нехотя оторвался от изучения травмы Лёлика, и посмотрел на неё. Дородная дама заикнулась, открыв и закрыв рот, но всё-таки мужественно взяла себя в руки, кое-как выдержав этот его взгляд, и решила во что бы то ни стало продолжить нравоучения: кто ж ещё молодежь-то направит?

«За животиной правильный уход нужен, ну! Прививки, обработка, осмотры регулярно, – женщина принялась наставительно загибать пальцы на руке. – А уж в квартире держать такую-то зверюгу – безответственно просто! Не его, так соседей бы пожалели!»

Молодой маг, ничего ей не отвечая, поднялся на ноги, размеренно отряхнув длинные полы пальто. Что удивительно, ненадлежащий уход за питомцем нашу «наставницу» всерьёз смущал, а вот то, что минуту назад пёс нецензурно ругался – нисколечко. Впрочем, черти тоже умеют глаза отводить. Не я же один такой особенный. И хорошо, – мысленно решил я, – а то ещё бы за недостаток воспитания домашнего любимца нам высказала.

Тем временем Михаил на диво серьёзно выслушал тираду по уходу за крупными собаками, не перебивая. Со стороны могло показаться даже, что ему это действительно интересно. Лёлик тоже был весь во внимании: замечание про сбалансированный рацион и парную говяжью вырезку ему очень понравилось, а вот про прививки и таблетки от глистов – гораздо меньше. Ну а когда дошло до чистотела и мазей на его основе, чертёнок так и вообще почти по-человечески сморщился, недовольно помотав головой. Однако, увлечённая монологом нравоучительница не обратила на это никакого внимания. Несмотря на всю свою эрудированность, она так ни разу и не назвала породу нашего питомца, что и не мудрено. Видно было, что про себя она примеряет на чертёнка разные описанья, сочтя в итоге, что это просто какая-то нелепая помесь.

А ведь Мигель мог бы.. особо не утруждаясь, заставить её молчать. Но, видимо, не посчитал нужным разбазаривать магию на всяких там напыщенных тёток. Недозволительное расточительство. Лучше немного потерпеть и дать человеку высказаться всласть. Я ещё больше проникся к начинающему колдуну уважением. Многие ведь, дай им такую-то силу в руки, немедленно пожелали бы самоутвердиться на первом встречном-поперечном. А он вот нет. Чужую свободу воли Михаил уважал и без крайней надобности не злоупотреблял своей властью над людьми.

Вдохновенно отчитав нас и тем самым подняв себе настроение впрок, женщина окликнула свою карманную собачонку, которая благоразумно держалась от сомнительной компании поодаль. Но та и не думала бежать на зов хозяйки, боязливо поджимая хвост и поскуливая. Однако, будучи вполне удовлетворённой своей разъяснительно-воспитательной работой, та сама пошла за любимицей, углубившись в парк.

Молодой маг лишь тихо выдохнул, глядя ей вслед: «Вот и погуляли. Как всегда, не без приключений».

Он с укором посмотрел на Лёлика, и тот виновато прижал уши. Как я сообразил, в такого рода переделки чертёнок попадает не впервые.

«Терпи теперь до дома», – назидательно сказал Михаил. Лёлик тоскливо заскулил и, прихрамывая, покорно поплёлся за нами.

Глава

XII

. Ворон.

На обратной дороге Мигель тихонько отчитывал подопечного, без особой на то надежды уча его хорошим манерам. Чертёнок, видя, что набедокурил, только виновато подвывал: разочаровывать хозяина ему не хотелось, но природная вертлявость и ребяческая беспечность порой играли с ним злую шутку.

На самом выходе из парка, когда до калитки оставалось буквально каких-то там несколько метров, на сухую ветку дерева перед нами приземлилась крупная чёрная птица. Это был ворон. Таких в городе я ещё не встречал. Серые алчные ворóны, с ворчливым карканьем разоряющие мусорные баки, не шли ни в какое сравнение с этим горделивым созданьем. Удивительно, что они из одного семейства. Я невольно залюбовался чёрными атласными перьями и блестящими глазками-бусинками. Всё-таки красота – вещица с заковыркой. Её понимание доставалось мне урывками и то не всегда. Ворон же, не одарив меня ни толикой того вниманья, которым одарил его я, в свой черёд вальяжно переступил с ноги на ногу.

Я обернулся к Мигелю, собираясь поделиться впечатленьем, но так и замер с полуоткрытым ртом. Мой ученик был бледен, губы его плотно сжаты, взгляд устремлён на иссиня-чёрную птицу, которая так же неотрывно смотрела на него.

«Это его не касается, – вполголоса проговорил молодой маг, обращаясь вовсе не ко мне с Лёликом. – Так и передай».

Ворон, не оспаривая тезис, а только издав низкое гортанное карканье, сорвался с места и, тяжело расправив крылья немалого размаха, взвился ввысь.

«Ггг.. голосовое сообщение», – с нервным подхихикиваньем хрюкнул чертёнок, сжавшийся за ногами хозяина в огромный чёрный комок.

Тот полушёпотом шикнул на него: «Ну ты и болтун, Лёля, что в лоб, что по лбу! Хоть рот зашей».

Я недоумённо посмотрел на спутников. Мне одному ничего не понятно? Так я могу влезть в чью-то голову за разъяснениями: с меня ведь станется.

Будто прочтя мои мысли, Мигель, выдохнув, проговорил: «Не обращайте внимания, это так.. небольшое напоминание о прошлой жизни».

Я, отчего-то зябко поёжившись и растерев плечи, покорно кивнул. У всех у нас свои тайны. Даже и от себя самих. А всё-таки предчувствие какое-то нехорошее осталось.

Видимо, решив слегка разрядить обстановку, Михаил попытался разговорить меня на отвлечённые темы. Благо, сделать это было нетрудно: мне только дай рот раскрыть, укажи направленье и всё… Прошло двенадцать часов. Я так искренне увлекался ещё и потому, что за нашими мирными беседами напрочь забывал, в каком незавидном положенье нахожусь.

«Такой странный выбор.. наша горемычная планета», – задумчиво проговорил Мигель, как бы между прочим.

«..Почему Земля? – тотчас встрепенулся я. – О, ничего такого. Просто.. она в некотором роде особенная: эдакое перекрестье миров. Как таверна на обочине торгового тракта. Сюда разные существа вхожи, которые мало где ещё пересекаются, да взять хотя бы ангелов с демонами! Ну каково? Чудные дела… Да и сами люди… Сложновато тут подобрать аналогии. Это.. как высота звука. Только здесь так уж заведено, что правила игры одинаковы для всех без разбора, невзирая на твоё.. звучанье. Святой отец или маньяк – все ровнёхонько вписаны в общий нотный стан. Приевшееся понятие «серая масса» – просто абсурд какой-то, не знаю, с чего вы это взяли вообще? Скорее уж, пёстрая мозаика, а кажущаяся серость – не иначе эффект утомления глаз – когда долго глядишь на пестрящую рябь, все начинает сливаться, так ведь?»

«Пожалуй». – Мигель сдержанно усмехнулся.

«Я приметил это местечко исходя из соображения, что тут меня не так-то просто будет найти, в аккурат как на шумном восточном базаре, – продолжил я. – А вот добраться сюда – да запросто, особенно если ты заблаговременно здесь побывал и хорошо запомнил дорогу со всеми её виражами и ухабами».

Натянуто улыбнувшись, я досказал после небольшой паузы: «Ну меня это не спасёт: я сам дал Хранителям подсказку, заполучив назад своё тело, всё равно что маяк зажёг. Вселенная, конечно, огромна, да Они хорошо её знают. Всю. По вертикали, диагонали, горизонтали, куда не глянь. И меня знают. Тоже. Увы, но по-другому-то, в смысле без тела, никак: в своём существе мы едины, и чем дольше расщеплены на слои, тем труднее собрать себя обратно. Без корешка книга мигом распадается на страницы, стоит взять её в руки. Это я уже ощутил вполне. Я.. не могу предугадать, когда именно Они явятся: через считанные минуты, пару-тройку дней или же через сотню лет. Кто знает? Ну.. я всё же склоняюсь к дням, так как о минутах думать совсем не хочется, а претендовать на столетие – чересчур смело».

Я притих, прицениваясь к отведённому мне времени под этим небом. Никогда его не считал, и вот, цепляюсь за мгновенья. Мой собеседник молчал, отрешённо глядя себе под ноги. Он многое знал и умел, да, но вот помочь мне не мог и при всём желании. Да и никто в принципе, возьмись по глупости за это гиблое дело, не смог бы.

«Вот кроме меня, пожалуй», – прозвучало невесть откуда, обдав меня притом жгучим холодом.

Я нехотя обернулся, словно кто-то помимо воли повернул мою голову, бесцеремонно сжав её руками. Взгляд застыл на припаркованной у обочины машине, в грязном боковом стекле которой я снова увидел своё отраженье. То, другое. С чего я вообще решил, что он похож на меня? – в следующую секунду изумился я, с замираньем разглядывая его. – Да, всё те же черты, но.. выражение лица, глаз и, поглядите только, причёска! Надо же, моя его, значит, не устроила? Я рассеянно пригладил волосы рукой. А что, вроде даже идёт. Так.. по-людски. Ну это ему идёт. А мне вот.. не очень-то. Но вместо того, чтобы повторить мой рассеянный жест, как положено уважающему себя отраженью, двойник лишь насмешливо приложил когтистый палец к губам.

Справившись с оцепененьем, я резко отвернулся. Чувство, что чьи-то цепкие холодные пальцы копошатся в моём разуме, мне ох, как не понравилось, хотя я сам виртуозно проделывал это с другими, пускай прибегал к своему прикладному уменью всё реже и реже: зачастую слишком уж неприглядные вещи попадались мне в моих изысканьях. Но больше всего меня поразило то, что тот, второй, не просто хаотично шарил впотьмах моего сознанья, подбирая отмычки к опечатанным картотекам, а знал наверняка, что и где нужно искать. Как у себя дома, ей богу, распоряжался!

Меня легонько тронули за локоть. От теплоты человеческого прикосновенья по контрасту с этим нездешним холодом прошиб озноб. Я как сомнамбула обернулся. Михаил встревоженно глядел на меня. А глаза у него всё-таки… Но я так и не смог завершить ненароком скользнувшую, было, мысль.

Уютный прежде парк вдруг сделался каким-то тёмным и угрюмым. А неестественно сильный порыв ветра при полном штиле, зло срывающий последнюю жухлую листву, на секунду отвлёк Мигеля. Когда же он вновь обернулся, меня рядом не было. Я издали, сквозь скомканную протяжённость перехода, наблюдал, как обеспокоенно он озирается по сторонам, слушал шорох запылившегося от городской копоти пальто и то, как мой ученик окликнул меня по имени. В тот момент, безнадёжно цепляясь за соломинку состыкованных звуков, я ощутил себя почти что живым. Ведь у меня теперь было название и тот, кто способен его произнести. Пускай тело моё, твёрдое и холодное, более подходило на изваяние из камня, вот разве что с неприсущей минералам змеиной гибкостью. Но то, что люди зовут жизнью – это ведь не только ток крови за эластичными стенками сосудов, не планомерные систола и диастола, не предписанные редокс-реакциями выдох и вдох. Это…

Вдруг нить размышления нежданно-негаданно оборвалась: меня захватило странное, повергающее в дрожь ощущение. Медленно, с душераздирающим скрипом отворялись старые заржавленные врата, которые некогда я собственноручно и запер на тяжёлый засов: память для меня стала и невыносимой пыткой, и недозволенной роскошью заодно. Но если существует дверь, рано или поздно она должна отвориться. Ведь для какой ещё цели она задумывалась вместо стены? Вот и нашёлся тот, кто, не побрезговав, её открыл, притом нимало не утруждаясь, и наплевав заодно на меня…

«Ну и что тут у нас, а? Красотища! – цинично усмехнулся он. – Давай-ка поглядим – повспоминаем.. ммм.. почти что школьный фотоальбом! Эх, молодо-зелено!»

Глава

XIII

. Наперегонки.

Мешаясь с начинающим накрапывать дождём хмурых, каких-то неправдоподобно тёмных улиц, чёрными щупальцами ползло наружу то, что было предано забвенью без малейшего сожаленья. Хищными гарпиями кружились перед глазами разрозненные кадры. Некоторые вещи лучше забыть, душевного спокойствия ради. Да вот, на беду, не всегда получается, – рассеянно думал я, отмахиваясь от этих ужасных настырных птиц. Фрагментов прошлого, с виду так почти невозможного, и вместе с тем неопровержимого, такого, что, даже и пытаясь сомневаться в нём изо всех сил, я не мог.

«Нравится? Мне вот очень даже, – прошипел мне прямо в ухо двойник. – Я тебе ещё и не такое покажу да расскажу, дай только срок».

Это вкрадчивое обещание ничего хорошего явно не сулило.

Вдруг острым лезвием секиры полоснув испуганно сжавшееся в комок сознание, тем самым со звоном расколов его, восстал из небытия холодный насмешливый взгляд, некогда перевернувший все мои представления о действительности, да и о себе самом в придачу. Такой суровой была кара, чтоб мне не показалось мало, за неподобающее любопытство и недопустимую ни в коем разе попытку усомниться. В Нём.

«Зачем?.. Зачем ты так?!» – спрашивал я доппельгангера, тщетно пытаясь отстраниться от увиденного. Но он лишь презрительно молчал. Ткнул мне в лицо таким-то откровением, а дальше разбирайся, мол, сам, коли сдюжишь.

Страшное виденье. Наш.. Создатель. Даже и зная теперь, я.. не смел судить Его. Он.. казалось бы.. так похож.. на нас всех. Да вот только мы на Него совсем не похожи. То ли дело люди: Творец мира едва ли подобен им, зато в них самих заключено это божественное подобие. Горчичное зернышко Вечности. А нас.. обделили.

Подражать другим – до чего незавидная стезя. Ну зеркалу ли жаловаться на свою-то горькую долю? Мы – тысяча таких вот зеркальных осколков, в которых отражается мир. Мы – просто-напросто Его проворные пальцы, вскрывающие замки запертых дверей. Просто пальцы.. на тысячах простёртых в пустоте рук.

Да уж.. жаль, выяснить, всё до конца мне тогда так и не удалось. Ну, по крайней мере, теперь понятно, что за беспощадное откровение я выкрал из-за неприступно высоких стен Цитадели себе же в ущерб.

Я устало закрыл глаза руками. Бессмысленные человеческие жесты прижились, как влитые, сопровождаемые такими же бестолковыми эмоциями. Хотя едва ли они были проблемой сейчас.

Ах.. когда-то по наивности своей я думал, будто поверженные кумиры, сброшенные со своего позолоченного пьедестала, немеют, скованные молчанием постыдной развенчанности. Но Он.. другое дело. Едва ли Его вообще занимало чьё-либо мнение в принципе. А уж моё и подавно. Кто я такой, в конце-то концов, чтобы перечить божеству, древнему, как сам мир?

«Ты? – расхохотался вдруг двойник. – Ты – ангел Его. Забыл? Ведь кто такой ангел, ну? Посланник. Послание, правда, не очень, а-ха-ха. Вот уж поверь – я-то знаю, о чём говорю. Да и сам ты.. бескрылый да облезлый весь, смотреть противно. Птичий грипп какой-то, что ли. Ну что уж имеем – то и разумеем».

Несмотря на по-злому шутливый тон двойника, черты моего лица непроизвольно исказило страдание. Сжав голову руками, словно она внезапно до ужаса разболелась, я снова и снова переживал внутри себя эту изощрённую пытку. Не может быть. Не может быть, потому как не может быть никогда!

Мне померещилось, что прежде покойная твердь под моими ногами пришла в движенье, будто хтонический змей Ёрмуганд, до того мирно дремавший на собственных обвивающих землю кольцах, вдруг растревожено заворочался, предвкушая скорое пробужденье. Почуяв напряжённую вибрацию мирового чрева, не разбирая дороги, я бросился прочь, казалось, пытаясь оторваться от неустанной погони собственной тени, преследующей меня по пятам, Вёльвы, мерно нашёптывающей свои страшные предсказанья.

Я бежал, стараясь не размышлять ни о змеях, ни о пророчествах, отбросив всякого рода эсхатологию на задворки ума. Но разве возможно обогнать память, намертво прикованную к твоим стопам? Я бежал, не отдавая отчёта, что делаю, не видя смысла и не задумываясь о нём. Одинокий и чужой в шумном, переполненном транспортом и людьми мегаполисе, я убегал от прошлого.

Двойник только ехидно посмеивался, мелькая в размытых отраженьях по сторонам: «Давай, давай! Беги, Форест, беги! Поднажми! А-ха-ха! И так забрался дальше некуда, на самые задворки мирозданья, а всё одно – от себя не спрячешься, дурья твоя башка!»

Машины резко тормозили в считанных сантиметрах передо мной, грубо взрывая тонкий осенний воздух воем клаксонов и совокупно с тем громкой бранью водителей. Случайные прохожие с руганью шарахались прочь, замечая меня в самый последний момент, точно выраставшего из-под земли призрака. Узкие переулки, проходные дворы, подворотни слились воедино. Внезапной преградой на моём пути вдруг выросла стена невысокого дома в тупиковом дворике. Недолго думая, а, точнее, не раздумывая вовсе, я взобрался наверх, только б не останавливаться ни на миг: когти на руках и ногах сослужили мне немалую службу, да и тело, гибкое и безукоризненно точное в движениях, не подвело. Вероятно, уж тогда-то я мало походил на антропоморфное существо, которое прилежно изображал во всё остальное время, а напоминал, скорее, проворную химеру – жутковатую смесь человеческого с потусторонним. Вёрткую ящерицу, безусильно скользящую по камням.

«Уже интересней! – хохотнул доппельгангер, подначивая меня. – Рождённый летать ползает, как таракан по стенке, вот это номер! Тебе бы в цирке выступать!»

Я старался не слушать. Вовлечённость в движение, словно глубокая динамическая медитация, положительно отвлекала меня от навьюченных с три короба мыслей, и потому я с упоением продолжал сумасшедший марш-бросок, уже не обращая внимания на язвительные комментарии, раздававшиеся в моей собственной голове. Боже, как по-человечески они звучали с одной стороны, а с другой – вещи он зачастую говорил крайне бесчеловечные.

Мой дальнейший маршрут пролегал исключительно по подогнанным одна к одной, как змеиная чешуя, крышам. Разгоняя уютно примостившихся на отвесах голубей и неприкаянные души, замешкавшиеся на распутье, я наблюдал, как реальный мир выворачивает на изнанку и обратно. Навьи, впрочем, шарахались от меня ровно так же, как и люди. Не ставя подобной задачи, я всполошил всех. Вслед мне неслись злое шипение, бульканье и клёкот вперемешку с самой обычной базарной руганью, когда я невзначай в очередной раз задевал плечом какую-нибудь диковинную тварь. Я то бежал по громыхающей кровле, то, хрустя пеплом под ногами, стремительно проваливался в чёрную пустоту и, снова обретая твердь, скользил по мокрой от дождя черепице. Из Нави в Явь и обратно. У любого другого, могу поспорить, от таких-то спонтанных и частых переходов развилась бы транспространственная декомпрессия. Но только не у меня, снующего как челнок туда и сюда, меж волокнами бытия. И эта вящая неуязвимость, по правде говоря, даже пугала. Зачем Он сотворил нас такими?.. Едва ли пустой прихоти ради: кто не имеет слабостей, не имеет и жалости. Не способен сострадать. Бог – самое бессердечное из созданий. Придуманная людьми любовь всевышнего – просто…

«Чушь, – заботливо подсказал мне доппельгангер. – Ты гляди, сам догадался!»

Я зажал руками уши. Это было глупо и смешно, но я не знал, что ещё мне оставалось делать. Как заставить его замолчать?!

«Да утешься ты, Федорино горе, – любой Творец такой, – хмыкнул незваный собеседник. – Работает на результат, а как ещё? Глянь хотя бы на этих твоих…»

В голосе двойника зазвучала откровенная неприязнь. Люди ему явно не нравились, хотя навскидку он знал их куда лучше моего, и походил на них гораздо больше. Отличный подражатель. Меня переплюнул на раз-два.

«Думаешь, мало они мыкаются?»

Нет, так я точно не думал.

«Тоже вон на результат ишачат как проклятые. Ну и нам досталось, конечно же. Наш-то ничем не лучше, хотя Он и не совсем…»

Двойник вдруг замолчал, словно о чём-то размышляя. Я же, вдосталь наслушавшись всякого о себе, о людях, о Том, кто сотворил нас, доппельгангера почти что ненавидел, если б мне не было отчего-то так пронзительно его.. жаль. А, может, жалел я себя? Не знаю. Странные, странные ощущения! Все до единого.

Бессовестным способом ныряя в полыньи реальности и выныривая вновь, будто нарочно игнорируя физическую ограниченность собственным нефизическим свойством, я достиг набережной, где благополучно спрыгнул на тротуар с высоты пятого этажа. Я сознавал, что могу бежать хоть вечно, опоясывая Землю кругами, испещрив тропами всю Навь вдоль, поперёк и ещё раз вдоль, и не устану. Разве что энергия подрастратится. Именно понимание этого наглядного факта заставило меня, в конечном итоге, прервать увлекательный кросс.