– Ничего не понимаю! – Жанна секунду помолчала и продолжила несколько тише: – Ты мне можешь объяснить, что происходит?

– Нет, это ты мне объясни – что происходит! – Катерина, наоборот, повысила голос. – Ты мне звонишь… то есть это я тебе звоню, а ты мне велишь срочно ехать к памятнику «Стерегущему»…

– На Петроградской?

– Ну да! А что – есть еще один памятник? Я приехала, здесь какой-то тип смотрит на часы, отдает мне кейс и тут же уезжает… и после этого ты требуешь у меня объяснений?

– Катька, – проговорила Жанна после продолжительной паузы, – я тебя никуда не посылала.

– То есть как – не посылала?

– Я с тобой не разговаривала по телефону! Ты попала куда-то не туда! Катька, во что ты снова вляпалась?

– То есть как – не разговаривала? – Катя растерянно огляделась по сторонам. – Ты уверена?

– Абсолютно!

Обманчивое апрельское солнышко спряталось за тучу, и в сквере снова похолодало. Катя уставилась на чемоданчик.

– И что же мне теперь делать? – проговорила она еле слышно. Уголки губ опустились, как у театральной маски, символизирующей горе.

– Ты меня слышишь? – надрывалась в трубке Жанна.

– Нет… то есть да… – выдавила Катя, поднеся трубку к уху.

– Неизвестно, что тебе подсунули! – горячилась Жанна. – Может быть, в этом кейсе наркотики! А может быть, бомба! Избавься от него как можно скорее!

– Да-да, конечно… – испуганно пискнула Катерина, оглядываясь по сторонам.

Неподалеку от нее стоял угрюмый человек с граблями. Вместо того чтобы скрести газон, очищая его от зимних наслоений, он очень подозрительно поглядывал на Катерину.

«Если поставить кейс около памятника и сбежать, – думала Катя, медленно отступая от памятника, – он наверняка подумает, что я террористка… что я хочу взорвать этого «Стерегущего»… догонит меня, вызовет милицию… и как я потом оправдаюсь? Вдруг в этом чемодане действительно бомба?»

Человек с граблями медленно двинулся в ее сторону.

«Ну почему мне так не везет? – подумала Катя, поспешно отступая. – Сначала сумку украли, теперь еще этот дурацкий кейс… Ну за что мне такие неприятности?»

Она отошла от памятника и пересекла сквер. На другой стороне Каменноостровского красовалась вывеска кафе. Решение пришло мгновенно: чашечка кофе и два-три пирожных – это то, что ей сейчас нужно, чтобы справиться со стрессом и заодно поразмыслить, что же делать с несчастным кейсом.

Кафе было полупустым. Официантка, крупная блондинка бальзаковского возраста, оживленно разговаривала с кем-то по мобильному телефону.

– А он? – восклицала она грудным голосом. – А она? У-ужас! А она? А он? Кошма-ар!

Катерина уселась за угловой столик и поставила злополучный кейс возле ног. Потом вытащила свою заначку из потайного кармана и пересчитала под столом. Подсчеты не то чтобы сильно порадовали, но и не разочаровали.

За стойкой бара стоял включенный телевизор, по которому передавали городские новости.

– Поступила дополнительная информация по поводу аварии в городском метрополитене, – тараторила молоденькая дикторша. – В результате повреждения рельсов приостановлено движение на московско-петроградской линии. Один поезд застрял на перегоне между станциями «Сенная площадь» и «Технологический институт». В нашей студии находится сотрудник управления метрополитена Иван Иванович Петровский…

Камера сместилась, показав мрачного мужчину с обвислыми щеками, в темно-синем, хорошо отглаженном костюме.

– Иван Иванович, – прощебетала дикторша, – что вы можете сообщить нашим зрителям по поводу этой аварии? Каковы ее причины? Когда будет восстановлено движение?

Представитель метрополитена нервно сглотнул, покосился на дикторшу и проговорил голосом старательного ученика, отвечающего хорошо выученный урок:

– По моим данным, авария уже устранена, движение будет восстановлено в ближайшее время. Жертв нет.

– А какова судьба пассажиров того поезда, который застрял на перегоне?

– По моим данным, – с той же заученной интонацией ответил сотрудник метрополитена, – пассажиры этого поезда в ближайшее время будут доставлены на станцию «Технологический институт». Среди них жертв тоже нет.

– Спасибо, Иван Иванович! – пропела дикторша жизнерадостным пионерским голосом. – А теперь новости из зоопарка! В семье жирафов снова прибавление!

Официантка с сожалением закончила волнующий разговор и подошла к посетительнице.

Неожиданно у Кати возникло то неприятное чувство, которое бывает, когда кто-то смотрит в затылок.

Она обернулась.

За спиной у нее было окно кафе, и за этим окном стоял очень странный человек. Он был весь какой-то потертый, помятый, обвислые, как у бульдога, щеки покрывала трехдневная щетина, но не это было самым неприятным в его внешности. Глаза незнакомца смотрели в разные стороны и даже с разным выражением, как будто это были два независимых и враждебных друг другу существа. Один глаз странного человека смотрел на припаркованные неподалеку машины, а второй с неприязненным любопытством наблюдал за Катериной.

Заметив, что она повернулась, незнакомец криво усмехнулся и неторопливо отошел от окна.

– Будем что-нибудь заказывать? – прервала официантка Катины наблюдения.

– Будем. – Катерина решительно потянулась к меню. – Пирожные у вас какие есть?

– Вам с кремом или диетические? – осведомилась официантка.

– А диетические – это как?

– Диетические – это диетические. На фруктозе и без крема.

Катя тяжело вздохнула. Диетические пирожные – это то же самое, что безалкогольная водка. Она решила, что подруги ничего не узнают, и заказала «Наполеон».

Катерина не стремилась похудеть. Она искренне считала, что хорошего человека должно быть много, и не сомневалась, что большинство мужчин предпочитают полных женщин. Но вредные подруги постоянно пилили ее и призывали к здоровому образу жизни. Но как же тогда снимать стресс? Этого Катя решительно не понимала.

Через полчаса, когда она допила маленькую чашечку кофе и прикончила третье пирожное (или, кажется, четвертое), на душе у нее стало гораздо легче. Все сегодняшние неприятности куда-то отступили и забылись. Жизнь снова была прекрасна и удивительна. Катерина расплатилась, поднялась из-за столика и уверенной походкой направилась к дверям.

– Женщина! – окликнула ее официантка. – Вы свой чемоданчик забыли!

Катя помрачнела: она действительно напрочь забыла об этом чертовом чемоданчике.

С тяжелым вздохом она вернулась за кейсом и наконец покинула гостеприимное кафе.

Выйдя на улицу, она первым делом увидела того потертого мужчину, который заглядывал в окно.

Он стоял перед витриной соседнего обувного магазина, засунув руки в карманы едва ли не траченного молью плаща, и делал вид, что изучает женские босоножки со стразами.

«Наверняка маньяк, – опасливо подумала Катерина. – Вылитый Чикатило! И явно меня поджидает!»

Тут ее взгляд упал на уличные часы, и она вскрикнула: за кофе с пирожными она совсем забыла о Жанне и выставке!

Маньяк тут же вылетел у нее из головы: рассерженная Жанна страшнее любого Чикатило, а в том, что она раскалена до предела, можно не сомневаться.

В это время на Каменноостровском показалась маршрутка. Катя радостно взвизгнула, замахала руками и бросилась ей наперерез. Боковым зрением она заметила какое-то движение справа по курсу, но не обратила на него внимания. Только подбегая к затормозившей маршрутке, она увидела, что потертый тип бросил свое увлекательное занятие и устремился в том же направлении, что и она, – то ли пытаясь остановить Катерину, то ли рассчитывая сесть в ту же маршрутку. Траектории Кати и незнакомца пересеклись.

Катерина попыталась притормозить, но она набрала слишком большую скорость, да и ее избыточный вес сыграл свою роль. Короче, она налетела на мужчину и отбросила его с дороги, как скорый поезд отбрасывает пушинку. Незнакомец отлетел в сторону и забормотал что-то нечленораздельное. Катя не стала прислушиваться, она нырнула в маршрутку и захлопнула за собой дверь.

– Поезжайте скорее! – кинула она водителю, протягивая ему деньги. – Этот тип меня преследует!

– Конэчно, дорогая! – с сильным кавказским акцентом отозвался водитель, срывая машину с места. – Только я его очэнь понимаю: такая красивая жэнщина – и одна!

«Точно, худеть надо! – с грустью подумала Катерина. – А то мне скоро водители маршруток и ларечники проходу давать не будут!»

Маршрутка переехала мост, миновала Летний сад, Инженерный замок, свернула направо.

– Остановитесь на следующем светофоре! – попросила Катерина.

– Конэчно, дорогая! – Водитель притормозил и бросил ей вслед: – Тэлефон дай!

– Разбежался! – беззлобно отозвалась Катя и устремилась к цели своей поездки.

Известное арт-кафе «У бездомной кошки» располагалось в большом сводчатом подвале в самом что ни на есть историческом центре города – в двух шагах от Большого зала филармонии, рядом с Русским музеем и тремя театрами. По причине такого удачного расположения выставки и вечера, проходившие в этом подвальчике, пользовались большой популярностью среди художественной интеллигенции.

Обычно перед входом толпились какие-то творческие личности, легко опознаваемые по кудлатым бородам и художественному беспорядку в одежде. Но сейчас перед входом и на ступеньках подвальчика было совершенно пусто, если не считать той самой бездомной кошки, которая дала имя этому популярному заведению. Да и эта кошка была какой-то странной – она стояла совершенно неподвижно, выгнув спину верблюдом и задрав облезлый хвост.

Присмотревшись к кошке, Катерина поняла, что она не живая, а отлита из бронзы.

Дверь «Бездомной кошки» была заперта, и открыли ее только после робкого Катиного стука.

– У нас сегодня спецмероприятие, – сказал широкоплечий молодой человек с оловянными глазами, неприязненно окинув Катерину с головы до ног.

– А я как раз туда! – радостно сообщила она. – У меня и приглашение есть!

Поскольку в глазах стража дверей металла не убавилось, к тому же он слишком недоверчиво смотрел на ее куртку, Катя поставила чемоданчик на пол и стала рыться в карманах, подумав, что подруги ее ругают за то, что вечно все таскает в карманах, а вот ведь если бы приглашение было в сумке, его бы украли. И ключи. И мобильный телефон. А так все нужные вещи на месте.

Но для того чтобы все помещалось в карманах, нужно иметь большие карманы. Они, конечно, отвисают, и вид у куртки такой неприглядный… Это говорила Ирина, а Жанна, которая все вещи называла своими именами, прямо заявляла, что у Катерины вид в этой куртке цвета болотной жижи как у бомжихи. И что еще немного, и ей начнут подавать на бедность, запросто можно встать в людном месте и тянуть: «Поможите люди добрые, мы люди неме-естные, хата сгорела-а!»

И Катя хотела на встречу с Жанной надеть пальто и красивый шарф. Но отвлеклась, разбирая свои лоскутки, а когда спохватилась, то времени на сборы уже не осталось, пришлось натянуть что под руку попало, это и была любимая куртка.

Приглашение нашлось быстро, и молодой человек посторонился, пропуская Катю, но лицом не потеплел.

– Со мной еще подруга, она не приходила? – тараторила Катя, на ходу снимая куртку. – Такая женщина яркая, экстравагантная…

– Как вы? – Молодой человек позволил себе некоторый сарказм в голосе.

– Что вы! – Катерина никакого сарказма не услышала. – Гораздо интереснее!

– Ну-ну, – фыркнул парень и отвернулся, а Катя в это время сбросила куртку ему на руки.

То есть ей так показалось, потому что куртка свалилась на пол с оглушительным звоном – как уже говорилось, в карманах были ключи и еще много нужных вещей. Катерина обернулась и увидела, что молодой человек стоит, опустив руки по швам и глядя в сторону плаката, который извещал посетителей арт-кафе о том, что сегодня, двадцать третьего апреля, состоится открытие художественной выставки «Истинно материальное искусство».

– Ну хотя бы гардероб-то у вас есть? – упавшим голосом спросила Катя.

– Влево по коридору, – невозмутимо ответил он, глаза по-прежнему напоминали оловянные пуговицы.

Катя подхватила вещи и пошла по темному узкому коридорчику, который заканчивался тремя вешалками.

«Наверное, Жанна не дождалась меня и ушла, – печально думала она, – и теперь обиделась, и будет ругаться. Внутрь ее не пустил этот, с оловянными глазами, приглашение-то у меня. Ой, как нехорошо получилось…»

Приглашение на открытие выставки Катерине буквально всучил силой старый приятель еще по Академии художеств, Гриша Четверкин. Он позвонил накануне и долго упрашивал Катю пойти вместо него.

– А сам-то… – слабо сопротивлялась Катя.

– Да, понимаешь, у меня халтура срочная, никак нельзя отказаться, – туманно отговаривался Гриша, – а ты сходи, ознакомься. Там все прикладное, тебе как раз по теме. Опять же проветришься, а то все дома сидишь, нигде не бываешь…

– И то верно, – согласилась Катя, – у меня как раз муж в командировке…

– Ну вот видишь, значит, время свободное есть! – заметно повеселел Гришка и поскорее отключился, сказав, что попросит сына завезти Катерине приглашение сегодня же поздно вечером и бросить в почтовый ящик.

Возле вешалок никого не было видно, и Катя отважилась вполголоса спросить:

– Есть здесь кто-нибудь? Ау-у!

Поскольку никто не появился, пришлось повторить громче, и только после третьего вопля явилась наконец тетка в синем сатиновом халате и взяла Катину куртку.

– Мероприятие уж скоро кончится, – бубнила она, обтирая губы и стряхивая крошки с халата, – а они все идут. Время же указано, а они будто читать не умеют…

– Вот еще чемоданчик, пожалуйста, возьмите… – униженно попросила Катя, – уж будьте так добры…

– Да вы что? – Тетка возмущенно засопела. – Да где это видано? Еще сопрет кто – а мне отвечай!

– Так одежду ведь тоже спереть могут! – возразила Катя.

– Эту? – Тетка так выразительно посмотрела на злосчастную куртку, что Катерина решила, что выбросит ее сразу же по приходе домой – на радость Жанне. – Ладно, – неожиданно сказала тетка и убрала кейс под вешалку, – но в случае чего – с меня никакого спроса!

Катя сердечно поблагодарила ее и пожелала про себя, чтобы кейс непременно кто-нибудь украл, – тогда ей не надо будет думать, как от него избавиться.

Она прошла длинным полутемным коридором, по бокам которого были расставлены многочисленные кошки. Кошки представляли собой часть постоянного оформления кафе, оправдывая его название. Были они самые разные – отлитые из бронзы и кованные из железа, вылепленные из гипса и глины, составленные из деталей детского конструктора и сшитые из лоскутков. Лоскутная кошка вызвала у Катерины самый живой интерес, поскольку она сама творила свои высокохудожественные панно из такого же материала.

Из самого темного угла сверкали ярко-зеленые глаза. В первый момент Катерина подумала, что оттуда выглядывает настоящая живая кошка, но, подойдя ближе, она убедилась, что это – очередное изделие скульптора, которому вместо глаз вставили две зеленые лампочки от старого радиоприемника.

Коридор закончился, и Катя оказалась в первом из просторных подвалов, где размещалась сегодняшняя выставка.

Мероприятие было в самом разгаре. Это было видно по тому, что все присутствующие разбились уже на маленькие группки по три-четыре человека и разговаривали чрезвычайно громко, стараясь перекричать друг друга. Большинство посетителей выставки явно были чересчур оживлены – глаза у них блестели, как у той кошки в темном углу, жесты были слишком размашистыми, а голоса излишне громкими.

Причину этого оживления Катя поняла, увидев в сторонке стол, на котором красовались несколько початых бутылок водки, одноразовые стаканчики и почти нетронутая тарелка с бутербродами.

Катя вспомнила, как пару раз оказывалась на фуршетах за рубежом. Тамошняя публика в два счета расправлялась с закусками, а выпивка, как правило, оставалась. Наша же творческая интеллигенция (и не только она) быстро разделывается с выпивкой, а закуска может остаться почти нетронутой. По этому поводу есть даже две популярные присказки: «Мы сюда не жрать пришли» и «Когда заканчивается водка, закуска становится просто едой».

Однако сегодня отношение к закуске было подозрительно прохладным, и Катя заподозрила, что бутерброды оказались несвежими.

Кроме вышеупомянутого стола, в помещении имелось еще несколько столов, столиков и подставок, на которых, как в первый момент показалось Кате, тоже размещалась закуска. Правда, закуска эта была какая-то странная, кроме того, ее было чересчур много.

Только внимательно приглядевшись, Катя поняла, что то, что она приняла за закуску, на самом деле и было экспонатами выставки. Причем эти экспонаты отчетливо разделялись на три группы, явно выполненные в различной художественной манере.

Часть произведений была изготовлена из овощей. Это были человеческие фигуры и изображения животных, составленные из вареных картофелин, крупных морковок и свежих огурцов. Попадались также отдельные помидоры и баклажаны.

Вторая группа экспонатов была создана из хлеба и разнообразной выпечки. Несколько вполне реалистических скульптур, вылепленных из хлебного мякиша, замечательная композиция, составленная из круассанов и булочек для гамбургеров, абстрактная конструкция из бубликов и баранок. Особенно привлек Катино внимание симпатичный крокодил, изготовленный из длинного батона, с разинутой пастью и маленькими изюмными глазками.

Третья часть выставки представляла собой произведения из сосисок, сарделек и копченой колбасы. Некоторые скульптуры показались Кате просто неприличными.

Она огляделась по сторонам в поисках кого-нибудь знакомого, с кем можно было бы обсудить выставку, но ни одного знакомого лица ей на глаза не попадалось. Вообще присутствующие делились на две очень четко различаемые группы: это были или художники – с богемным видом, кудлатыми бородами, в драных свитерах и поношенных джинсах, – или галерейщики в дорогих костюмах, с великосветскими манерами и стрижками от модных парикмахеров.

Наконец Катя заметила в дальнем углу знакомого художника и двинулась к нему через толпу, но тут ее ухватил за локоть бородатый тип с горящими глазами и крупной бородавкой на носу.

– Привет, подруга боевая! – воскликнул он нараспев. – Ну как тебе наш славный труд?

– Вы что – один из участников выставки? – догадалась Катерина, пытаясь высвободить локоть.

– Догадлива же ты, подруга! – пропел художник, еще крепче вцепившись в круглый Катькин локоть. – Леонтий Хвощ зовут меня!

Катя вспомнила программу выставки. Там среди троих участников действительно упоминался некто Леонтий Хвощ. Его раздел выставки был озаглавлен «Хлеб – всему голова».

– Это вы из хлебобулочных изделий свои произведения создаете? – догадалась Катерина.

– Да, это так! Творю из хлеба искусство скорбное свое! – воскликнул Леонтий с театральным пафосом. – Хлеб – наше все! Лишь им мы живы! На нем культура вся стоит!

– А что это вы все стихами выражаетесь? – поинтересовалась Катя. – Это что – тоже элемент вашего творческого метода?

– Стихами я не выражаюсь, – обиженно ответил ей Хвощ. – Я по-простому говорю! Культура вышла из народа, она понятной быть должна! – Впрочем, лицо его тут же посветлело, обида исчезла, и он жизнерадостно предложил: – Давай с тобой выпьем водки, она ж из хлеба создана!

– Водки? – Катя поморщилась. – Я вообще-то водку не очень… может быть, лучше шампанского?

– Предмет культуры буржуазной сие шампанское вино! – строго провозгласил Леонтий. При этом он выразительно поднял палец и необдуманно выпустил Катину руку. Катерина не замедлила воспользоваться этим и вырвалась на свободу.

Юркнув в толпу, она тут же наткнулась на знакомого художника Севу Вострикова.

– Севка, привет! – радостно воскликнула она. – Ты сейчас что – в активной стадии?

Все знакомые Вострикова знали, что он попеременно находится то в запое, то в завязке. Запои сам Сева называл «периодами пассивного творчества» и утверждал, что в эти периоды он накапливает творческую энергию. Когда же запой прекращался, он создавал свои энергичные и выразительные холсты, поэтому это называлось «стадией активного творчества».

– В активной, в активной! – подтвердил Востриков. – В самой что ни на есть активной! – Затем он странно облизнулся и добавил: – Вовремя ты, Катерина, пришла, сейчас как раз это… ППИ начнется.

– Что начнется? – удивленно переспросила Катерина.