«Это ничего, что тут самообслуживание, – говорила мама, – и к нам не бросается десять продавщиц. Мы люди не гордые. Зато тут подешевле».

Но в последний день мама повела Лену в дорогой магазин «Макс и Спенсер».

«Выбирай что хочешь в подарок, – сказала мама и добавила, смеясь: – Разумеется, в разумных пределах».

Лена выбрала белую шелковую пижаму. Абсолютно бесполезная вещь, но подарок есть подарок. Она редко надевала пижаму, берегла как память. И вот сегодня черт дернул ее положить пижаму в стиральную машину! Но она ведь поставила щадящий режим и всего тридцать градусов.

Вытащив из машины разползшуюся пижаму, Лена почувствовала, что терпение ее лопнуло. Она вышла в коридор, где племянник гонял французскую инерционную машинку. Увидев ее лицо, он заорал, хотя Лена даже не сделала попытки к нему подойти. Тут же выскочила Ангелина и стала причитать над ним фальшивым голосом. Лена молча смотрела на них и внушала себе, что это сын ее родного брата и внук родителей, что в них есть общая кровь. Ничего не помогало.

Наверное, Медея убила своих детей за что-либо подобное, а не потому, что хотела отомстить Ясону!

Ребенок замолчал, Ангелина тоже. Лена выбросила в мусоропровод остатки пижамы, отправила туда же капусту вместе с кастрюлей, не слушая протестов Ангелины, потом ушла в свою комнату и стала собирать вещи, глотая слезы.

Что-то сегодня ей было совсем плохо. Может, потому что пресловутые критические дни все не наступали, уже была задержка на полторы недели? Лена чувствовала себя плохо и уже почти уверилась, что беременна. Она знала, что стоит ей только сказать об этом Вовчику, как жизнь ее волшебно изменится. Тетя Валя будет ходить с ней по врачам, закармливать фруктами и витаминами, устроят пышную свадьбу, все девять месяцев станут сдувать с нее пылинки…

Лена набрала номер Вовчика, там было занято. Его мобильник был отключен. Лена прислушалась. Вернулся брат, все семейство ужинало на кухне. Она тихонько проскользнула в ванную, привела себя в порядок и вышла подышать свежим воздухом. Нужно было заниматься, но болела голова, да и настроение хуже некуда. Если она выйдет за Вовчика, то зачем ей вообще институт? Она купила в ларьке два банана и съела их прямо на улице. На сегодня вопрос с питанием решен, можно не появляться на кухне. Поздно вечером она опять позвонила Вовчику. Тетя Валя извиняющимся тоном сказала, что он не приходил. Лена поняла – Вовчик снова загулял. Рано утром она поняла, что критические дни все же наступили. Лена приободрилась, задвинула подальше недособранную сумку и побежала в институт, с облегчением выбросив из головы мысли о замужестве. Она не любит Вовчика и никогда не полюбит. Жаль тетю Валю, была бы у Лены изумительная свекровь! Но не судьба. «Сам виноват, – злорадно подумала Лена про Вовчика, – если бы он был вчера дома, я бы вышла за него замуж».

А через месяц в институт приехал Александр Васильевич Строганов.

Заведующий их профильной кафедрой был моложавый профессор Георгий Валентинович. Хотя лет ему было прилично за сорок, но как он сам про себя говорил, для мужчины это не возраст, к тому же выглядел он очень молодо. Он был деловит, уважал сам себя за то, что в свое время выбрал специальность, которая теперь приносит немалый доход, а то преподавал бы какую-нибудь техническую науку и прозябал бы сейчас на нищенскую зарплату. Институт процветал, его кафедра тем более. Все обеспеченные люди хотели дать своим детям экономическое образование, хотя, положа руку на сердце, Георгий Валентинович мог сказать, что оно поможет богатым деткам как мертвому припарки. И дело даже не в том, что детки совершенно не хотели постигать азы науки, а в том, что банковское дело в нашей стране совершенно неразвито, да и о какой науке может идти речь, если вообще неясно, по какому пути страна пойдет – может, через несколько лет, при следующем президенте, пошлют весь этот псевдокапитализм подальше и выдумают совершенно новый строй в одной отдельно взятой стране, как утверждал когда-то великий вождь и учитель. Но мысли эти Георгий Валентинович держал пока что при себе. Хотят люди обучать детей экономике и финансам – пожалуйста, но, видит бог, для какого беса нужно столько специалистов, никто не знает. И если не может чадо учиться как следует – папа окажет институту спонсорскую помощь, и ничего в этом плохого нет. А уж на платном отделении деньги текут рекой совершенно официально. Словом, Георгий Валентинович жил замечательно. Он был всегда весел, приветлив, в хорошо сидящем дорогом костюме. Кроме того, Георгий Валентинович любил бывать в окружении молодежи, особенно хорошеньких студенток. Этого в институте было много – девочки из обеспеченных семей, одеты, ухожены, посмотреть приятно.

Георгий Валентинович был человеком общительным, при его работе иначе и нельзя, имел множество знакомых и старых друзей тоже не забывал, мало ли кто пригодится! Среди бывших одноклассников и сокурсников были разные люди, кто-то устроился в жизни хорошо, кто-то – не очень. Георгий Валентинович очень обрадовался, когда позвонил ему старый приятель, бывший одноклассник Сашка Строганов, и попросил встретиться. Александр Строганов стал большим человеком, заместителем управляющего крупным банком, это была хорошая карьера, поэтому Георгий Валентинович назначил встречу как можно скорее. Очень полезно оказать услугу такому человеку, мало ли как потом жизнь сложится, придется, может быть, и к нему обратиться.

Они посидели немного в кабинете Георгия Валентиновича одни, выпили коньячку, вспомнили молодость.

– Вот что, Георгий, – сказал Александр, – подбери мне девчушку какую-нибудь скромненькую, хочу ее в банк взять.

– С чего это ты благотворительностью решил заняться? – неподдельно удивился Георгий Валентинович.

– Да так. Понимаешь, и те давят, и эти, все хотят своих племянниц да любовниц устроить, а мне это надо? А так возьму кого-то со стороны и скажу, что место уже занято, чтобы никому не обидно было.

Георгий Валентинович удивился, с чего это заместителю управляющего заниматься такими пустяками, дел у него больше нет, что ли? Но потом он решил, что действительно, в банке свои интриги, а ему ведь не трудно подобрать девочку.

– Тебе какую – блондинку, брюнетку? – рассмеялся он.

– Да все равно! – с досадой махнул рукой Строганов. – Не в этом дело! Только чтобы поскромнее была, не из этих, крутых.

– У нас ты поскромнее не очень-то найдешь, хотя… есть тут одна, Леночка Барташова, такая бедненькая-бледненькая, у нее вообще родителей нет.

– Как она к вам попала?

– Как все, а потом, два года назад, родители у нее погибли, оба. В Париже, от взрыва террористической бомбы.

– Не повезло девочке.

– Да уж. А слушай, – оживился Георгий Валентинович, – сделай доброе дело, устрой девчонку на приличное место. Она вообще-то с головой и старательная, учится хорошо.

– Разве в вашем институте это имеет значение? – удивился Строганов.

– Я же все-таки преподаватель, я научить их чему-то хочу. Меня иногда, не поверишь, тошнит от дур этих безмозглых!

– Понимаю, – согласился Строганов. – Мы вот что сделаем, ты мне дай дела их личные почитать, выбери человек пять-шесть подходящих. А потом я приеду, и мы устроим собеседование, чтобы все вроде как по-настоящему. Навешай им лапши на уши, чтобы все официально было, а то начнутся расспросы, за что взяли да почему? А я уж выберу, кто понравится, может, и эту возьму, как ее – Лена?

Георгий Валентинович собрал их, пятерых, в кабинете.

– Вот что, мои дорогие девочки. Завтра приедет к нам в гости мой приятель, заместитель управляющего банком. Ему нужны кадры, так что предстаньте перед ним во всей красе. Все, что от меня зависело, я сделал, а теперь вы уж сами постарайтесь, в грязь лицом не ударьте.

Девчонки засуетились, ах, как интересно, только Лена была спокойна – ей ничего не светило. Вика Королева, которая считалась первой красоткой на курсе, хотя, по мнению Лены, если бы не косметика и безумно дорогие шмотки, от Викиной внешности ничего бы не осталось, нахально сказала, что эта работа считай что у нее в кармане. На вопрос девчонок, почему она так уверена, Вика загадочно улыбнулась и ответила, что у нее свои источники информации. Как будто для кого-то являлось секретом, что у нее с Георгием Валентиновичем были свои особые отношения. Она сама трепалась, как он возил ее на дачу и как там какие-то бабы, не то соседи, не то знакомые, громко говорили, так, чтобы все слышали, что они в первый раз видят у Георгия любовницу-брюнетку. Дальше Вика переходила на шепот и хихиканье.

Лена в таких разговорах участия не принимала, ей было неинтересно.

Банкир приехал, он был ужасно интересный, как заметила Вика, и тут Лена не могла с ней не согласиться. От него исходило чувство уверенности и силы, он был спокоен, вежлив и приветлив. Он поговорил с каждой из них. Лене он задал вопросы про учебу, она стеснялась, отвечала тихо.

– Не надо меня бояться, я не кусаюсь! – рассмеялся он.

Лена посмотрела на него и увидела, как он хорош. Он был высокий, крупный, вальяжный, волосы, чуть тронутые сединой, лежали свободной волной. Они поговорили еще немного, он спросил ее, где она живет, будет ли ей удобно ездить. Она посмотрела на него удивленно.

– Да-да, я думаю, вы нам подойдете. Вам сколько еще учиться?

– Месяца два, – ответила Лена чуть ли не шепотом, она не могла поверить своему счастью.

– Значит, вот вам номер моего мобильника, звоните лично мне, как только будете готовы. Но я советую вам не тянуть.

– Конечно!

– До свидания, Лена.

Немного обалдевшая, Лена вышла из кабинета. Строганов уехал, девчонки все узнали от Георгия Валентиновича, он сказал, что банкир выбрал Лену за отличную учебу и знания. Фыркнув на Лену, они удалились, потом толстая добродушная Света Новикова вернулась и поздравила ее.

– Вообще-то, если за учебу, то все правильно, не зря же ты корпела!

– Георгий Валентинович! – Вика проскочила в кабинет. – Как же так?

– Вот так, киска. – Он успокаивающе похлопал ее по попке. – Говорил же я тебе, что знания никогда не помешают, а ты сопротивлялась, не хотела загружать свою хорошенькую головку, вот банкир и взял умницу Леночку.

– Мымра! Целый год ходит в одной юбке!

– Вот она станет работать в банке и оденется как следует, – поддразнивал он Вику, – а ты не завидуй. У тебя папа с мамой есть, а ей помочь некому.

Лена до последнего момента не верила, что ей досталась такая работа, пока после получения диплома не позвонила Строганову с замирающим сердцем и он не пригласил ее прийти.

Лене очень нравилось в банке. Ее окружали независимые решительные люди. Казалось, у них не было мелких бытовых проблем, так портящих других людей, прежних Лениных знакомых. Ей нравилась ее работа, хотя пока она была только исполнителем – старательным и аккуратным, но она чувствовала важность, ценность своего труда, ее волновало ощущение мощи протекающих через ее компьютер огромных финансовых потоков, как бы аккумулирующих человеческий труд, время, судьбы.

Только много позже она почувствовала скрытую жизнь банка, царящие в нем интриги, игры интересов и влияний, страсти и амбиции, скрывающиеся за уверенными лицами и широкими улыбками этих на первый взгляд свободных, сильных, решительных людей. Много позже она узнала, в чем крылась причина радушного отношения к ней окружающих: ее привел в банк Строганов, о ней ничего не знали, считали его человеком и гадали: почему он ее привел – то ли за ней кто-то стоит, у нее есть мощные связи, нужные Строганову, то ли Строганову необходим свой, надежный человек в отделе ценных бумаг, потому что он копает под начальника отдела, то ли просто постельные дела, – короче, считали ее темной лошадкой, от которой всего можно ожидать, и поэтому старались на всякий случай не портить с ней отношения.

Сам Строганов какое-то время как будто не проявлял к ней интереса, в отдел не заходил и случайно с ней в коридорах банка не сталкивался. Лену это немного задевало, ей казалось естественным, чтобы он заглянул как-нибудь к своей «крестнице», поинтересовался, хорошо ли ей на новом месте; но сама она, разумеется, инициативы не проявляла. Один-два раза заметив его издали, она не могла не сказать себе, как он красив и уместен в банке, словно та финансовая мощь, что циркулировала в этих стенах, наполняла его силой, энергией, уверенностью, и, наоборот, его энергия перетекала в финансовые артерии банка. Он и банк составляли единое целое, единый живой организм, казалось, он говорит, как персонаж известного рекламного ролика: «Это мой банк!»

И это ощущение исходящей от Строганова силы и уверенности странно волновало Лену.

Однажды, возвращаясь с работы, она решила немного пройтись. Отойдя от банка на два-три квартала, Лена услышала рядом с собой вкрадчивый шорох шин тормозящей машины. Оглянувшись, она увидела черную «БМВ». Дверца распахнулась, и мягкий бархатный баритон Строганова произнес:

– Садитесь, Леночка, я вас подвезу.

Позже девушка с удивлением думала: почему она ему подчинилась? И что было бы, если бы она тогда вежливо отказалась? Изменилась бы ее жизнь или судьба всегда находит способ настоять на своем? Скорее всего, Лена уже тогда была заражена его обаянием, обаянием силы и власти. Во всяком случае, не раздумывая, не колеблясь, она села в черную машину, тем самым предопределив свою судьбу – а может быть, не только свою.

Он расспрашивал ее о работе, о том, как отнеслись к ней сотрудники, о том, хватает ли ей полученных в институте знаний, а она ему отвечала, но то, что происходило в это время между ними, было за словами и над словами: ее завораживал сам его глубокий бархатный голос, уверенные мужественные интонации. Она чувствовала, как тело ее сладко слабеет.

Он привез ее в известное кафе на Измайловском проспекте. Поздними вечерами и ночью это кафе с самым знаменитым в городе стриптиз-шоу всегда наполнялось людьми, но сейчас было еще рано, зал почти пуст. Он что-то заказал, она ела, не чувствуя вкуса того, что ела и пила: она только слушала музыку его голоса. Он взял ее за руку, поцеловал тонкие пальцы, и ее словно пронзило высоковольтным разрядом.

Почувствовав ее состояние, он расплатился, они вышли из зала. В машине он позвонил какому-то другу – он назвал его Юрием, скоро она узнала, кто этот друг – и попросил разрешения воспользоваться его квартирой.

Они подъехали к дому на набережной Карповки. В холле сидел охранник, Строганов поздоровался с ним, и охранник протянул ему ключ. «Юрий Николаевич просил вам передать», – сказал он вполголоса, при этом не позволяя себе каких-нибудь улыбочек или заговорщицкого тона, и тем не менее Лена почувствовала себя невероятно неловко, ей показалось, что охранник, демонстративно ее не замечая, только подчеркивает свое презрение, а сам готов раздеть ее взглядом, но она отбросила эти мысли. В состоянии все того же сладкого гипноза она поднялась со Строгановым на третий этаж, вошла в большую, прекрасно отделанную квартиру – опять-таки лишь позже она разглядела эту квартиру, а тогда в первый раз она ничего вокруг себя не замечала.

Он полностью взял на себя инициативу, быстро и уверенно раздел ее – его руки, казалось, сами сделали это, прошли многократно хоженую, хорошо знакомую дорогу, в то время как его голос продолжал обволакивать, окутывать, гипнотизировать ее…

Он овладел ею уверенно, но нежно. Ей не было в тот раз особенно хорошо, но это даже показалось ей неважным: важно было чувство его власти, чувство подчиненности его рукам, его телу, его желаниям. Она была как мягкий воск в его сильных руках, и это опьянило ее больше физического наслаждения. Она могла позволить себе стать слабой, и это было прекрасно.

Потом они лежали, усталые и умиротворенные, и разговаривали. Они беседовали ни о чем, но она вдруг неожиданно для себя заговорила о своих родителях, она ни с кем о них не говорила, это причиняло ей боль, но вот сейчас, с ним, после ласк, слова полились, будто прорвало какой-то шлюз… и она почувствовала облегчение. Она взглянула на него – он внимательно слушал, и в глазах его Лена заметила сострадание.

– Бедная девочка. – Внезапно он встал, вышел из комнаты и вернулся с бутылкой шампанского и двумя бокалами.

– «Дом Периньон» восемьдесят шестого года, – сказал он, и в его голосе прозвучала гордость.

– Я не разбираюсь в таких дорогих винах, – ответила она смущенно, хотя это было не совсем так, отец в Париже прочитал ей краткую лекцию о французских винах, он вообще был человек очень увлекающийся, вина хорошие любил, а когда французский коллега пригласил его как-то к своим родителям в Бургундию на уборку винограда, отец поехал с удовольствием, подружился там с хозяином и вникал во все тонкости виноделия.

– Ты будешь в них разбираться, я тебя научу. Мы поедем с тобой в Париж, ты мне покажешь свой Париж – музеи, Латинский квартал, и это аббатство, как ты сказала, оно называется?

– Клюни.

– Вот-вот, Клюни. А то я в Париже был уже столько раз, и все в одних и тех же местах: Лидо, Мулен-Руж, в лучшем случае – галерея Лафайет…

Потом они собрались и ушли, он отвез Лену домой, а наутро ничем не показал, что помнит, где они с Леной были вчера и чем занимались.

На следующий день после катастрофы Лену вызвал к себе начальник службы безопасности банка Костромин.

– Присаживайтесь, Елена Юрьевна! – Костромин указал ей на глубокое кожаное кресло, а сам встал, вышел из-за стола и подошел к ней.

Рослый, плечистый мужчина, он тем самым еще больше увеличил их разницу в росте, навис над ней с какой-то невысказанной угрозой.

– Елена Юрьевна, я понимаю, вы переживаете смерть Строганова… Я тоже был его другом, но тем не менее есть моменты, которые мы с вами должны прояснить.

– Да, конечно… спрашивайте, я постараюсь помочь вам всем, чем могу.

– Елена Юрьевна, от сотрудников банка мне стало известно, что вы с покойным были… в близких отношениях.

Лена посмотрела на него с удивлением. Если кто-то из сотрудников банка и знал об их близких отношениях с Александром, то в первую очередь это был Костромин, его друг… Но если он сейчас так говорит – значит, это ему зачем-то надо. Лена примет его игру, потому что ей все равно.

– Допустим, это так.

– Я не собираюсь выяснять у вас подробности, но я хочу спросить, не заметили ли вы в последние две недели каких-либо странностей в поведении Александра Васильевича.

– Нет, ничего такого, – она пожала плечами, – все было как обычно.

– А не говорил ли он вам о каких-то своих планах, о возможности больших перемен, не собирался ли он куда-то уехать?

– Нет, ничего этого он мне не говорил.

– А не передавал ли он вам… – Костромин наклонился к ней, навис над ней, и голос его стал тихим и угрожающим: – А не передавал ли вам покойный какую-нибудь дискету или, может быть, компакт-диск?

– Нет, ничего он мне не передавал. – Лена попыталась отстраниться, но только вжалась в мягкую спинку кресла. – А в чем дело? Что происходит, Юрий Николаевич?

– Ничего. – Он выпрямился, посмотрел на нее тяжелым продолжительным взглядом близко посаженных глаз, затем отошел к окну, отвернулся. – Но если что-то вспомните, я надеюсь, что вы это мне сообщите.

И так же, не поворачиваясь, будто он разговаривал не с ней, а с кем-то невидимым за окном банка, он закончил разговор, холодно бросив:

– Вы свободны.