Явился официант, принес счет.

Марина потянулась за кошельком, и тут глаза ее полезли на лоб.

– Сколько? – спросила она в изумлении. – Такая сумма за порцию мяса и картошки?

Официант пробормотал что-то про то, что блюдо это особенное, специальное, что для него заранее нужно покупать пять сортов мяса и заказывать за два дня…

– Ты за кого меня держишь? – очень тихо спросила Марина по-русски. – За полную дуру?

Официант моргнул и отвел глаза, но Марина все-таки поняла, что именно за такую они все ее и держат тут.

Она глубоко вдохнула, а потом медленно выпустила воздух через сжатые зубы. Официант переступил с ноги на ногу, потом поглядел ей в глаза и понял, надо думать, что номер не пройдет.

– Ах, извините, – засуетился он, – это я случайно чек перепутал. Вот ваш.

Сумма была вполовину меньше.

«Все равно много, но черт с ними», – подумала Марина.

Руки ее дрожали от злости, поэтому, убирая кошелек, она слишком сильно дернула застежку, сумка выскочила у нее из рук, и ее содержимое высыпалось на каменные плиты пола.

Официант, сообразивший, что чаевых не дождется, уже ушел, Марина присела на корточки, чтобы собрать мелочь, и едва не столкнулась лбами с мужчиной.

– Простите! – они сказали это хором, и она узнала того типа, с которым виделась утром на берегу, когда там нашли труп женщины, упавшей из окна отеля.

Тогда он был в форме охранника гостиницы, сейчас же на нем были шорты и светлая рубашка с короткими рукавами, однако эти рыжеватые усы щеточкой и уныло провисший нос запомнились ей. Кажется, его звали Феликс. У нее всегда была хорошая память на имена.

Феликс подал ей мобильник, помаду и пачку салфеток, Марина в это время подняла раковину, которую нашла в старом отеле и всегда носила с собой.

Что еще? Кошелек, косметичка, пилка для ногтей… детская розовая заколка, которую она купила, чтобы закалывать волосы перед купанием. А вот там еще…

Феликс потянулся за небольшим камушком, который откатился под соседний столик, но Марина коршуном метнулась вперед и успела схватить камень раньше него, не отдавая себе отчета, зачем она это сделала. Просто Феликс, или как там его зовут, еще утром ей не понравился, и ей не хотелось, чтобы он прикасался к ее вещам.

– Спасибо вам! – сказала она, запихнув сумку под мышку.

Феликс посмотрел на нее как-то странно, вдруг развернулся и пошел из кафе, бросив на стол деньги за недопитую чашку кофе. Марина пожала плечами и тоже пошла в гостиницу.

Корабль проскрипел днищем по песку и остановился, немного накренившись.

Одиссей спрыгнул в воду, погрузился по пояс, пошел к берегу.

От его ног в прозрачно-зеленой воде прыснула стайка мелких серебристых рыбешек.

Одиссей прошел по прибрежной песчаной отмели, вышел на берег и огляделся.

Перед ним была широкая полоса выглаженного прибоем песка, за которой начинались заросли темно-зеленого кустарника, расцвеченного крупными пунцовыми цветами. Чуть правее того места, где он вышел на берег, журчал ручей, впадающий в море.

Одиссей почувствовал невыносимую жажду и поспешил к этому ручью.

В какой-то момент ему показалось, что из прибрежных кустов кто-то на него смотрит. Он остановился, прищурился, ладонью заслонив глаза от солнца, вгляделся в заросли, но никого не увидел.

Тогда он обернулся на свой корабль.

Его спутники сворачивали парус, двое уже спрыгнули в воду и брели к берегу по мелководью.

Одиссей подошел к ручью, опустился на колени, зачерпнул ладонями прозрачную, холодную воду и жадно выпил ее.

От ледяной воды заломило зубы.

Вода…

Как давно он не пил холодной, чистой родниковой воды! С тех пор прошло много, много дней…

Уже больше года как кончилась Троянская война, и победители греки отправились по домам.

Многие уже вернулись и предавались мирному труду и семейным радостям, а Одиссей и его спутники никак не могли доплыть до родной Итаки…

Бог моря Посейдон разгневался на Одиссея, и вызванный им бурный ветер разбросал их корабли и унес в незнакомые места, далеко от прекрасной Эллады. Далеко от знакомых, изученных мест.

Корабль, на котором находился сам Одиссей, уже месяц плыл вдали от обитаемых берегов, запасы еды кончились, остатки пресной воды в последнем бочонке испортились на солнце, и люди страдали от мучительной жажды.

И вот наконец они увидели этот остров…

Одиссей утолил жажду, выпрямился.

Что-то его беспокоило…

Он все время чувствовал на себе чей-то пристальный, неотступный взгляд.

Словно сам остров внимательно, настороженно и недоверчиво наблюдал за ним.

Одиссей снова вгляделся в заросли – и ему показалось, что он увидел там чьи-то глаза…

Нужно набрать свежей воды, найти какой-нибудь еды и плыть дальше, нужно вернуться наконец к знакомым берегам, вернуться на свою милую Итаку…

То ли от этих мыслей, то ли от тихого ласкового ветерка, то ли от усталости Одиссея внезапно сморил сон.

Он опустил голову на песок, смежил глаза… и увидел, как из леса выходит юная зеленоглазая дева со светлыми кудрями. Она подошла к нему и проговорила нежным певучим голосом:

– Здравствуй, Одиссей! Я давно ждала тебя!

– Кто ты и откуда знаешь мое имя?

– Я Нимфея, дочь морского бога Посейдона. Так, по крайней мере, вы называете его. На самом деле и мой отец, и я принадлежим к древнему великому племени атлантов, населявшему землю много веков назад. Наше время прошло, лишь немногие из нашего племени уцелели, и вы называете этих уцелевших атлантов богами. Ты разгневал моего отца, за это он сбил твои корабли с курса, чтобы ты долго не мог вернуться на свою родную Итаку. Я же полюбила тебя и хотела помешать отцовской мести. В наказание за это отец заключил меня в раковину, и волны выбросили на этот остров…

– Заключил в раковину? – переспросил Одиссей удивленно.

– Да, вот в эту раковину! – и дева показала Одиссею морскую раковину с нежной перламутровой изнанкой.

– Но ты же не заключена в раковину… ты стоишь передо мной, свободная и прекрасная!

– Ты спишь, Одиссей, и потому видишь меня свободной. И я в твоем сне пришла к тебе, чтобы предупредить о грозящей тебе и твоим спутникам опасности.

– О какой опасности ты говоришь?

– Этим островом владеет злая волшебница Цирцея. Всех, кто попадает на этот остров, она превращает в свиней. Если ты не будешь осторожен, она околдует и тебя, и твоих спутников.

– Что же мне делать?

– Делай, что я скажу тебе, – и я постараюсь тебе помочь…

Одиссей хотел еще что-то спросить у морской девы, но та уже исчезла. Он окликнул ее… и проснулся.

«Какой странный сон мне приснился! – подумал он. – Но это только сон…»

И тут он увидел на песке, рядом с тем местом, где лежал, красивую раковину. Розоватую морскую раковину с нежной перламутровой изнанкой. Точно такую же, как та, которую он видел во сне.

Одиссей поднял эту раковину, поднес ее к уху – и услышал доносящийся оттуда шум моря. Такой, какой можно услышать в любой раковине.

Но вдруг этот шум прервался, сменившись нежным, таинственным пением на незнакомом языке.

Он узнал этот голос – голос Нимфеи, морской девы, дочери Посейдона, которую он видел во сне.

И, едва он узнал этот голос, Нимфея проговорила отчетливо те же слова, что во сне:

– Делай, что я скажу тебе, и я постараюсь тебе помочь. И береги эту раковину как зеницу ока.

Одиссей спрятал раковину в складки своей одежды, поднялся, оглядел берег.

В номере работал кондиционер, было свежо и чисто. Марина постояла под прохладным душем, чтобы смыть жар и пот. И это вместо того, чтобы плавать в море.

Настроение упало до нуля. Снова она задавала себе вопрос: что она делает тут, одна как перст, за что ей это все?

Как была, в полотенце, она упала на кровать и уставилась в экран мобильника. От Глеба по-прежнему ничего. Да что там случилось-то, в конце концов, можно же выкроить пять минут, чтобы написать сообщение! А что, если… если позвонить ему на работу? Может, там что-то знают, куда он подевался?

Естественно, Марина не собирается представляться собственным именем и блеять, что Глеб срочно нужен ей по личному делу. Она никогда не звонила ему на работу, это Глеб запретил ей с самого начала.

– Ни домой, ни на работу! На все есть мобильник! – тогда он даже повысил голос, так что Марина даже обиделась – уж не дура она, все понимает.

Однако номер его отдела она знает, подсмотрела как-то в его мобильнике, когда он принимал душ. Это вышло случайно, она не хотела, но так получилось. Его телефон был почему-то разблокирован, и она просмотрела список контактов и даже успела записать домашний и рабочий номера.

Она вовсе не собиралась ему звонить, и хватило ума не признаться потом, что трогала его телефон. И вообще было стыдно. Она же решила с самого начала их романа, что не будет портить ему жизнь недоверием. Они же договорились, что будут доверять друг другу.

Он честно признался, что женат, она это приняла как неизбежное, однако ждала, что он решит свои проблемы. Не то чтобы ей так хотелось замуж, нет, ей хотелось, чтобы Глеб был только ее мужчиной, чтобы не приходилось ни с кем его делить.

И вот, когда судьба, как она думала, подарила ей две недели, когда они будут только вдвоем и не придется делить его ни с кем, та же судьба делает все, чтобы снова его отнять!

Нет уж, Марина не может больше переносить эту неизвестность, надо что-то делать.

Значит, позвонить Глебу в офис.

Она поскорее набрала номер, боясь передумать. Ответил женский молодой голос, ясно, это Ирка, менеджер, Глеб про нее рассказывал – толстая такая деваха, вечно что-то ест, жуткая пофигистка, но невредная и добродушная.

– Фирма «Солярис», – невнятно проговорила Ирка, не иначе и теперь что-то жует.

– Мне, пожалуйста, Глеба Сазонова! – Марина постаралась, чтобы голос ее звучал ровно.

– Глеба-а? – протянула менеджер. – А по какому вопросу?

– Это из фирмы «Престиж» говорят, – про эту фирму Марина опять-таки знала от Глеба, точнее, он звонил туда пару раз, а она слышала разговоры, ей все было интересно про него.

– Из «Престижа»? – менеджер наконец прожевала и заговорила отчетливее. – Ты, что ли, Алка? Веретенникова?

– Веретенникова в отпуске, – соврала Марина, – а я новенькая. Тут с последним договором заказа какие-то непонятки.

– А Глеб сейчас в отпуске, только восемнадцатого мая будет, в понедельник.

– Восемнадцатого? – притворно ахнула Марина.

– Ага, с четвертого ушел, накануне в пятницу проставился, и мы его больше не видели. Так что ты уж подожди…

– А что делать? – вздохнула Марина и отсоединилась.

Ну что ж, все верно, подумала она, он и собирался в отпуск. Билеты у них были на третье мая, она прилетела, а он сказал, что нужно кое-что доделать на работе. Да, но на работе его точно не было, менеджер врать не стала бы. Ей это просто ни к чему. Значит, соврал ей Глеб. А если… если и потом он ей соврал? Насчет болезни ребенка?

«Не может быть, – тут же одернула себя Марина, – какой нормальный родитель станет такое наговаривать на собственного ребенка? Бабушка говорила, что это очень плохая примета и такое обязательно сбудется рано или поздно».

С другой стороны, та же бабушка говорила, что «единожды солгав, кто тебе поверит?». Марина помнит это выражение.

Так что она имеет полное право позвонить Глебу домой. Если ответит жена, сказать, что с работы. А вдруг та Марину узнает? Вдруг она так же подсмотрела у Глеба в мобильнике номер ее телефона?

Правда, Марина там записана как мастер по ремонту холодильников по фамилии Марков, но если приложить немного соображения, то догадаться можно. Ведь они с Глебом встречаются почти год, не может женщина не знать, что у мужа кто-то есть…

Это мать так всегда говорила, пересказывая разговор, который состоялся как-то у нее с женой ее любовника. Та вроде бы и ругаться не стала, спокойно так объяснила, что любовниц у мужчины может быть, ну, не много, а несколько, а жена одна. И с каждой новой любовницей он убеждается, что с женой ему лучше, комфортнее.

Мать говорила, что тогда была молодая, глупая и самоуверенная, опять же любила того типа до умопомрачения, так что готова была горы свернуть.

Горы остались на прежнем месте, а он все тянул да отговаривался, а в конце концов остался с женой, то есть все так и вышло, как жена говорила…

«Не повторяй моих ошибок, – твердила мать, – вот как поймаешь его на вранье, сразу его бросай, или хоть крепко задумайся», – но Марина только отмахивалась.

А теперь вот решила позвонить Глебу домой.

Ну, догадается жена, узнает ее номер, пошлет подальше, так не убьет же.

Марина взяла себя в руки и набрала номер квартиры Глеба.

Долго никто не брал трубку, потом ответил детский голос:

– Я слушаю…

– А кто это – я? – спросила Марина. – Это Андрюша?

– Ага, а ты кто?

– А я – тетя Ира с папиной работы, – брякнула Марина первое, что пришло в голову, в надежде, что на толстую Ирку жена Глеба не станет кричать. – А где твои родители?

– Никого нет дома, – отрапортовал ребенок, – мама пошла в магазин, а папа в командировке.

«Очень удобно, – подумала Марина, – на работе говорит, что в отпуске, а дома – что в командировке. Прямо по старому анекдоту».

Значит, дома он не сказал, что едет с ней в отпуск. Ну, разумеется, не сказал. А Марине он сказал, что поговорил обо всем с женой откровенно. И тут наврал.

– А ты почему не в садике? – спросила она. – Ты не заболел?

– Нет, просто горло болит, мама сказала, что дома нужно посидеть пару дней.

«Еще одно вранье, но хоть ребенок не так болен…»

– Тебе скучно, да… – она прикидывала, как бы половчее закончить разговор.

Ясно только, что в городе Глеба нет, он в отъезде. А вот где, если тут, с Мариной, его тоже нету?

– Да, есть немножко, но папа сказал, что, если я буду хорошо себя вести, он привезет мне козлотура.

– Кого? – удивилась Марина.

– Козлотура, это такое животное… Только папа не живого привезет, потому что живой очень большой, а его копию игрушечную, вот! Ой, мама пришла…

Марина поскорее нажала кнопку отключения. Она и так чувствовала себя не слишком хорошо, потому что обманом пыталась что-то выведать у ребенка.

Значит, Глеб врал всем, а не только ей. Не то чтобы это радовало, но Марине почему-то стало легче. Пора перестать зарывать голову в песок и посмотреть правде в глаза. Он врет, придумывает отговорки, похоже, что она, Марина, совсем ему не нужна.

Вряд ли он к ней прилетит, а если и прилетит, то не завтра и не послезавтра. Так что ей нужно взять себя в руки и использовать это время для того, чтобы отдохнуть. Но сначала избавиться от этого слова, которое назойливо вертится в голове: козлотур, козлотур…

Она подумала, что ребенок придумал это странное слово или же Глеб придумал его для сына.

Но нет, определенно, она слышала его раньше…

Нет, так можно рехнуться, если сидеть в номере. Как раз обед, можно выйти.

Марина заставила себя переодеться, расчесала волосы и даже нанесла легкий макияж.

Народу за обедом было много – на пляже слишком жарко, все спрятались в помещении под кондиционер. Она заставила себя съесть что-то легкое и выпила два стакана сока.

Люди вокруг шумели, смеялись, оживленно разговаривали, ели много и с аппетитом. На Марину никто не смотрел, она сама увидела себя в зеркале – одинокая унылая фигура, и на лице такое мрачное выражение, как будто у нее украли все деньги или… или бросил любовник. Да, пожалуй, что так и есть.

Она скрипнула зубами. Нет, так жить нельзя. Нужно отвлечься. Но куда пойти? Ага, она знает, она пойдет в тот самый отель, посмотрит на него при свете дня. В парке тенисто, прохладно…

Марина прошла через гостиничный парк, вышла на знакомую тропинку, выложенную гравием.

По сторонам тропинки росли густые кусты, усыпанные крупными темно-красными цветами. В памяти Марины всплыло название этих цветов – гибискус. Ну да, гибискус, его еще прежде называли, кажется, китайской розой…

У бабушки рос такой цветок в большом горшке, бабушка называла его «аленький цветочек». Только он раз в полгода выдавал один большой махровый цветок, а тут их много.

В кустах монотонно щебетала какая-то птица, словно раз за разом повторяла по-английски – «ай лав ю», «ай лав ю»…

Марина шла, задумавшись, – и вдруг увидела перед собой полуразрушенную каменную стену, а за ней – высокое здание с башенками по углам.

Ну да, это же отель «Далмация»!

Тот самый заброшенный отель, куда она забрела ночью. И сейчас ноги сами привели ее сюда…

Марина вспомнила дверь, распахнутую в пустоту, и бушующее внизу море… раскиданные по берегу обломки скал, похожие на зубы дракона… вспомнила мертвую женщину на носилках…

При этом воспоминании ее невольно охватил озноб. Может, зря она сюда пришла?

Но ноги сами несли ее через пролом в стене, несли в сторону отеля…

Она поняла, что должна взглянуть на этот отель при свете дня, должна убедиться, что ночные приключения не привиделись ей.

Сейчас, при свете, отель не выглядел такой внушительной таинственной громадой.

Это было обычное трехэтажное кирпичное здание с обшарпанными стенами и выбитыми окнами, вокруг него был заросший сорняками запущенный сад.

Марина подошла к крыльцу, поднялась на него, хотела открыть дверь…

Но дверь отеля была заперта.

Как же так? Ведь ночью она без проблем вошла сюда! Или у Ариадны, или как ее там, был ключ?

Марина не помнит, она была как в тумане. Но вообще-то дверь была только прикрыта, Ариадна не возилась с замком.

Тут ей послышался какой-то звук в сумочке.

Марина подумала, что это телефон сообщает ей о пришедшем сообщении, и торопливо открыла сумочку. Вдруг это Глеб… Хоть она и не ждет ничего, но все же…

Телефон молчал, никаких сообщений не было.

Но тот же странный звук повторился – и на этот раз Марина поняла, что он доносится из морской раковины. Той раковины, которую она нашла ночью в отеле и до сих пор носила в сумочке.

Она машинально взяла раковину, поднесла ее к уху…

Из раковины неслось тихое, едва слышное пение.

И это был не бессвязный, убаюкивающий шум прибоя. Женский голос, нежный и звонкий, пел на незнакомом языке, таинственном и волнующем.

И хотя Марина не понимала ни слова, каким-то непостижимым образом она поняла, или скорее почувствовала, что этот голос говорит ей: «Иди за мной!»

За тобой? Но куда это?

Но ее тело, ее ноги каким-то непостижимым образом поняли слова, и Марина пошла туда, куда сами ноги понесли ее.

Спустилась с крыльца, прошла вдоль фасада отеля до угла, завернула за этот угол…

Перед ней была кирпичная стена, сплошь увитая густым темно-зеленым вьюнком.

Она остановилась перед этой стеной, снова поднесла поющую раковину к уху.

Голос в раковине пел – и под это пение рука Марины отвела в сторону часть вьюнка, как зеленый занавес…

За этим занавесом она увидела небольшую дверцу.

И эта дверца не была заперта.

Марина открыла дверцу, вошла внутрь, для чего ей пришлось нагнуться, и оказалась у основания металлической винтовой лестницы. Перила были ржавые, а ступеньки вполне крепкие.

Марина без труда поднялась по этой лестнице на два пролета.

Лестница скоро кончилась, и Марина оказалась в длинном полутемном коридоре.

Пол в этом коридоре был выложен черно-белой керамической плиткой, местами расколотой или потрескавшейся, стены обшиты деревянными панелями, кое-где вспучившимися и покоробившимися, кое-где вовсе отодранными.

Тут по полу коридора стремительно скользнула какая-то маленькая серая тень.

Марина вздрогнула, попятилась…

Она разглядела длинный голый хвост, маленькие, злобно горящие глазки…

Крыса юркнула в отверстие в стене.

Марина перевела дыхание, немного успокоилась.

Ну, крыса. Давно заброшенный отель. Удивительно было бы, если бы их здесь не было!

Марина относилась к тем редким женщинам, которые не боятся ни мышей, ни крыс.

То есть вряд ли ей приятно было на них смотреть, однако при виде серого зверька с противным длинным хвостом она не орала, не визжала и не собиралась падать в обморок.